Шекспировский замах «Эйфории»

Для театрального режиссера Ивана Вырыпаева «Эйфория» — кинодебют, и сразу ясно, что пришел человек со своим видением и художественным языком. Это несомненное и очень сильное кино. Но рассказ идет по принципу фотофильма — живых картин, движущихся и звучащих фотокадров, перемежающихся рекордным для кино числом затемнений. И это трагическая симфония: написанная Айдаром Гайнуллиным закадровая музыка звучит, вопреки современной кинотрадиции, неумолчно, она ведет за собою фильм и сообщает ему другое измерение. В ней два лейтмотива: один напоминает гул высоковольтных проводов (этот образ тоже есть в фильме), другой — в такой же мере русский перебор на гармони, в какой и бандонеон Пьяццолы, отсылающий нас от России в мир и в космос.

История, написанная Вырыпаевым, проста, как вечность: двое полюбили друг друга, и ревнивый муж застрелил влюбленных. Но есть особенности. Персонажи помещены в антураж почти библейский: бесконечная степь, бесконечные овраги, паутина дорог, никуда не ведущих, и полная пустота вокруг. Персонажи вписаны в этот пейзаж, они с ним слиты. Их речь так же проста и безыскусна, как мычание коров или блеяние коз. Козы и коровы, косящие испуганным глазом или в ужасе бегущие от человека, — еще два равноправных социума этого фильма. В блеяние и мычание естественно вписан мат. Немногие человеческие слова в фильме — объяснение в любви — заглушены мощным жужжанием насекомых, об этих словах догадываешься по непривычно просветленным лицам персонажей. Зато финальные выстрелы даны не просто отчетливо — они отзовутся многократным эхом в динамиках по периферии зала и в наших душах: ты почти физически сжимаешься в кресле от безнадеги. Безнадежно, обречено на гибель само это существование: в мире тотальной ненависти задохнется все живое.

От безотчетной ненависти домашнее по идее существо — пес Пират — запросто отхватит палец девчушке.

От бессильной ненависти муж будет срывать злобу на козах и подожжет собственный дом, единственное человеческое пристанище в обозримом пространстве.

От слепой ненависти, проснувшись посреди луга от мычания коров, он пристрелит одну в упор.

И даже финальные выстрелы — акт не столько ревности, сколько той же ненависти, для которой нашелся достойный повод.

Ненависть — контрапункт фильма. Все остальное полно грозной гармонии. Шум ветра, жужжание мошкары, перекаты грома, ливень — тоже первозданный, словно разверзлись хляби. Влюбленные в это все вписаны, как Адам и Ева. Образ достигает кульминации, когда оба предстают голышом. В нашем кино сейчас очень принято раздевать героев, причем без тени эротизма — это нагота почти детская, естественная, опять же первозданная. Словно мы все начинаем жить с абсолютного нуля — голые люди на голой земле.

Претензий к картине немного, и это огрехи, заметные только в России. Полина Агуреева — актриса замечательная, она даже для театра Петра Фоменко — украшение. Но в этом фильме слишком чувствуется театральность ее природы. Да и многие эпизодические персонажи — это как бы МХТ на пленэре, «народная речь» у них звучит, как на тусовке в Доме кино. Самый органичный персонаж — белобрысый Павел у Максима Ушакова, непрофессионального актера, художника по профессии. Ему веришь, он наиболее соответствует предложенному картиной стилю «нео-неореализма».

Пантеистические гармонии фильму сообщают операторы — в первую очередь Андрей Найденов, создавший, на мой взгляд, самое осмысленное и поэтически многомерное изобразительное полотно последних лет. И это тот случай, когда невозможно не назвать звукорежиссера Кирилла Василенко — он оркестровал фильм так, что гул этой прошедшей перед тобой жизни не исчезает с финальным титром.

Картина построена на рифмах. Полюбивший герой плывет, растянувшись в лодке, по ночной звездной воде — в начале фильма. И в конце в кадр точно так же вплывет лодка, несущая два окровавленных тела.

Начинается фильм с того, что идиот с блаженной физиономией юродивого, впервые сев на мотоцикл, гонит поперек дорог, упиваясь эйфорией езды, бесцельной и безумной. И закончится фильм тем же кадром. Русь-тройка новой эпохи? Доведенный до логического конца образ потерявшего разум человеческого сообщества?

И вообще — образ ли это России? Вопрос, который вспухнет в душе каждого латентного патриота, который узнал, что фильм будет показан на клятом Западе. И если будет им премирован, то исключительно за очернение наших святынь. Но нет, это не образ России. Это образ любого общества любой эпохи, которое потеряло себя как общность. И где распались нормальные человеческие связи. Где даже любовь — аномалия и ведет к гибели. Это шекспировский замах. Или, может, бетховенский... Эта симфония — как любая музыка: либо отзовется в каждом конкретном зрителе-слушателе, либо прозвучит диссонансом.