Академик из детдома и «мерзлотки»

Однако стартовые позиции в судьбе человека имеют при всех обстоятельствах огромное значение. Недавно мы это показывали на судьбе академика Ларионова, у которого были простые, неграмотные родители — труженики, но они были. А у академика Павла Ивановича Мельникова, выдающегося мерзлотоведа России и всего мира, их не было с самого раннего детства, которое прошло сначала в приюте, а потом в детском доме. Этот академик из детдома, как говорится, сам себя сделал. Впрочем, как и многие другие специалисты, родившиеся в двадцатом веке в Санкт-Петербурге — Ленинграде. Этому городу от истории досталось всего: великолепия и красоты, разрушения и унижения, торжества и триумфа. Жизнь Павла Ивановича это еще раз подтвердила, когда на встрече в Институте мерзлотоведения имени академика Мельникова вспоминали о нем его коллеги и ученики.

«Колодцы здесь рыть нельзя», — писали царю казаки
Первым выступал доктор геолого-минералогических наук, член-корреспондент РАН Вениамин Тихонович Балобаев.

— Начну с русских казаков, — сказал он несколько неожиданно. — Они были первыми, которые заинтересовались, придя на наши земли, вечной мерзлотой. Казаки отметили в своих посланиях царю, что здесь по всей землице колодцы рыть нельзя. Воды в ней нет. Был тут в те времена купец Шергин, который решил вырыть такой колодец, чтобы все-таки до воды дойти. Он выкопал колодец глубиной 117 метров, но все равно воды не нашел. А дальше уже никто искать не стал. Здесь уместно отметить, что эта шахта сыграла ключевую роль в исследовании мерзлоты. Основоположник науки о вечной мерзлоте Михаил Иванович Сумгин назвал город Якутск колыбелью мерзлотоведения.

Павел Иванович Мельников был по образованию гидрогеолог. И его, конечно, как и давно живущих казаков, тоже интересовала проблема воды. Но к ее решению он подошел с другой стороны, чем казаки. Он со своими сотрудниками не копал, а бурил скважину. Правда, с тем же намерением: бурить до тех пор, пока вода не пойдет. И они пробурили метров четыреста и до воды добрались. Затем ее исследовали и убедились, что вода вполне нормальная, пить ее можно. Так была решена многовековая проблема с водой.

Из документов:
«При участии П. И. Мельникова в районе Игарки проводились съемки и картирование мерзлых пород. В процессе этой работы были открыты самоизливающиеся воды хорошего качества, которые были использованы для водоснабжения города».

И еще о воде:
«Результаты многолетних мерзлотно-гидрогеологических исследований обобщены в монографии «Опыт эксплуатации подземных вод в области распространения вечной мерзлоты».

В этой работе, кроме теоретических вопросов, даются практические рекомендации, пригодные для широкого внедрения во всей области распространения многолетнемерзлых пород. В 1948 году П. И. Мельникову, А. И. Ефимову, Н. И. Толстихину и В. М. Максимову Всесоюзный комитет по запасам присвоил право первооткрывателей Якутского артезианского бассейна».

Потом слово «первый» звучало многократно в оценках работ Мельникова. Но подробнее об этом в других абзацах.

После сделанного отступления предоставим опять слово члену-корреспонденту РАН В. Т. Балобаеву.

— Это, в сущности, было первое заметное достижение маленькой мерзлотной станции, организованной Академией наук у нас в Якутске задолго еще до появления института мерзлотоведения, когда удалось доказать наличие в Якутии пресной воды под мерзлотой. Павел Иванович был человеком очень увлекающимся и, я бы сказал, естественно мыслящим. Он, еще до понимания, попросту чувствовал, где интересно и что можно «выжать» из новой идеи.

Вероятно, этому способствовало и то, что мерзлотоведение — дело специалистов самых разных направлений. Сам Мельников окончил горный институт в Ленинграде. А мерзлотоведению нужны геологи, физики, биологи, географы, инженеры-строители и т. д. Вот эта способность Павла Ивановича — видеть значение и необходимость других дисциплин в науке — помогло тому, что маленькая мерзлотная станция все время расширялась и росла. Сначала она стала отделением Московского института мерзлотоведения, которым руководил ученый с мировой известностью Владимир Афанасьевич Обручев, а затем появился самостоятельный институт мерзлотоведения в Якутске, вскоре после закрытия Московского института мерзлотоведения АН СССР.

Уточню, что перед перестроечным крахом в науке в нашем институте работали пятьсот человек. Павел Иванович обладал даром выбора талантливых людей при назначении их на разные должности и когда доверял своим сотрудникам сложные поручения. У него был огромный опыт. Будучи еще студентом-практикантом, он исполнял обязанности заместителя начальника мерзлотной гидрогеологической партии, писал научно-технические отчеты. Едва он получил диплом инженера-гидрогеолога, как тут же был приглашен в Москву в комиссию по изучению вечной мерзлоты АН СССР. А вскоре его рекомендуют начальником Игарской мерзлотной станции.

Спрашиваю у Балобаева:

— У вас было при Мельникове пятьсот человек. А сейчас сколько?

— Вдвое меньше. Кроме того, тогда было много молодых специалистов. Они, образно говоря, могли забираться во все дыры Якутии и мерзлоты. А сегодня забираться и просто добираться куда-либо трудно. Все участники нашей беседы появились в институте в очень молодом возрасте. И я тоже. Это позволяло нам из года в год развивать всесторонний подход к исследованию вечной мерзлоты. Подъем и становление института совпали с периодом интенсивного освоения и развития Сибири и Зауралья. А это как раз те области, где вечная мерзлота и находится. Гигантский размер приняли поиски полезных ископаемых. И фактически все разведочные работы в районах с вечной мерзлотой сопровождались нашим участием. Тогда во всяком случае считалось, что если месторождение открывается, то обязательно должна быть характеристика мерзлотного состояния пород: их мощности, температуры, строения... Без этих данных даже не принимались материалы по месторождению.

Очень многое мы сделали и во время строительства БАМа, который проходит по многим территориям с мерзлыми породами. В итоге наука и практика получили новые представления о вечной мерзлоте в южной части Сибири. Институт откликался почти на все крупные открытия. Когда открыли алмазы в Якутии, например, мы послали в этот район очень большую экспедицию из ста сотрудников для выработки рекомендаций при освоении месторождения, строительстве на вечной мерзлоте и по другим проблемам. А ведь каждая экспедиция в Якутии очень дорогая.

Одни вертолеты сколько стоят!.. Но Павел Иванович, если дело касалось науки и помощи, необходимые деньги доставал. А сейчас нам для работы фактически деньги не дают. А об экспедициях даже не мечтаем ныне. Деньги дают на зарплату, но мы же не только для этого приходим в институт. Для нас сегодня возможны экспедиции только совместно с японцами, немцами и другими иностранными учеными. Скоро чемоданы будем носить иностранцам...

Я не выдержал и шепнул:

— Ни за что!

Но Балобаев услышал и сказал:

— А вас тогда уволят.

Все посмеялись, и Вениамин Тихонович продолжил рассказ:

— Мельников относился к руководителям старой закалки. В самом хорошем смысле этих слов. Он очень заботился о людях, которыми руководил. Вот здесь, где мы сейчас сидим с вами, ничего, кроме тайги, не было, ни скульптуры мамонта в скверике перед главным корпусом нашего института, ни самого института. Почти за тридцать лет руководства Мельникова «мерзлоткой» (так в просторечии называют в Якутске институт мерзлотоведения. — Р. Н.) были выстроены сам институт, четыре многоэтажных жилых дома, котельная, детский комбинат, гаражи, фонтан и другие объекты. Даже свой кинотеатр был. Институт до сих пор имеет такую инфраструктуру, которой нет у многих академических институтов, в том числе и в Якутске. У нас можно работать и жить совершенно спокойно, даже в случае прекращения подачи из города газа, электричества и воды. У института полное автономное обеспечение. И во всем этом заслуга и роль Павла Ивановича первейшая...

Вениамин Тихонович замолчал, тяжело вздохнул, сожалея, видимо, что уже не те времена, а Павла Ивановича уже нет, и передал слово другому сотруднику института. Им оказалась доктор геолого-минералогических наук, главный научный сотрудник лаборатории подземных вод криолитозоны Нина Петровна Анисимова.

Лаборатория в виде шурфа

— Я пришла на мерзлотную станцию работать вслед за моим супругом в 1947 году. Это было так давно... У меня уже было двое детей и пятилетний стаж работы в школе. Я преподавала черчение и биологию. На мерзлотной станции, первой академической ячейке, сначала коллектив формировали из учителей. А освободить их тогда от работы в школе было практически невозможно. Для этого надо было очень постараться. Однако меня «выцарапали». Муж сказал Мельникову: моя жена химик и что на станции для нее нет работы. Павел Иванович тут же ответил: нам нужен химик и работа будет. И она нашлась... Я занялась организацией первой у нас химической лаборатории. Вскоре мы уже были загружены работой. Без химических анализов никакие инженерные исследования не проходили. Впрочем, как и гидрогеологические, и многие другие. Быстро выяснилось, что везде нужна химия.

В это время в Якутске работал основатель научно-исследовательской базы АН СССР и учитель Мельникова, член-корреспондент, известный мерзлотовед Н. А. Цытович.

...Уточнение по документам:
«В 1947 году Мельников успешно защитил в Москве кандидатскую диссертацию на тему «Мерзлотно-геологические условия возведения гражданских и промышленных зданий на территории Центральной Якутии по данным опытного строительства в районе Якутска». Эта работа получила высокую оценку многих ведущих ученых страны, в том числе академика В. А. Обручева, члена-корреспондента Н. А. Цытовича и других. Она была отмечена специальной премией президиума АН СССР».

— И на нашей станции, — уточняла Анисимова, — где было всего восемь научных сотрудников, шло постоянное общение со специалистами Москвы, Ленинграда и Якутска. Кстати, Мельников совместно с Цытовичем и другими учеными в монографии «Фундаменты электростанций на вечной мерзлоте» обобщил первый опыт строительства и эксплуатации такого уникального объекта, как Якутская центральная электростанция, построенная по принципу сохранения вечной мерзлоты. А через несколько лет вышла еще одна монография Мельникова на эту тему, в предисловии к которой академик Обручев писал, что Павел Иванович в своей работе подтвердил целый ряд теоретических предположений, ранее основанных исключительно на общих соображениях. Он совершенно по-новому стимулировал рассмотрение методов возведения зданий, обосновывая их «динамикой процесса и литологическим строением вечномерзлой толщи».

— Уже в то время, — рассказывала Нина Петровна, — мерзлотоведы имели шикарную подземную лабораторию. Это глубокий многометровый шурф в вечной мерзлоте. И все мы там — якутяне, москвичи, ленинградцы — по крутой лесенке шурфа спускались в лабораторию и вели самые разные исследования. А сейчас, конечно, у нас другая, трехэтажная, лаборатория, с отдельными камерами и современным оборудованием.

— А тот шурф-лаборатория сохранился?

— Конечно. Но там уже не работаем. В том числе и потому, что когда-то здесь проводили эксперимент, после которого потолок обрушился. Но и та, давняя, база мерзлотоведов устраивала. Мы постоянно проводили комплексные исследования и хорошо знали всех ведущих специалистов страны. Одна беда: каждый из них хотел, чтобы я как химик что-то для него сделала, какой-то анализ провела. Была загружена работой по макушку. Хотя в то время я была одна, ни одного лаборанта даже не имела. И если бы не постоянная забота Павла Ивановича...

Его личность меня удивляла. Он уже в то время был не только начальник станции, но и основоположник многих исследований в мерзлотоведении, который по-своему воспитывал и учил кадры в условиях, когда одно правительственное задание следовало за другим. Мельников собирал своих восемь научных сотрудников, и каждый из них должен был высказаться по очередному заданию. Отмалчиваться не полагалось. Это была школа, в которой вырабатывалось коллективное решение. Мельников нас, если хотите, обязывал думать. Когда решались водные проблемы, Мельников посадил меня «на фонды» всех экспедиций, чтобы я перелопатила накопленный материал и узнала, где и какая вода добывалась — с фтором или без него, щелочная или нет... Провели представительную конференцию, после которой Павел Иванович решил, что нужна экспедиция по Лене.

И я три года была начальником этой экспедиции, еще не имея никакого экспедиционного опыта. Но Павел Иванович заметил, что мне все-таки, как говорится, удается «держать» людей и руководить ими. И что он сделал? У нас был катерок, который очень медленно двигался вверх по течению, а вниз плыл вполне прилично. И на нем передвигаться в экспедиции по всей Лене было трудно. Мельников и тут придумал решение. Катер буксиром затаскивали до Олекминска, а мы доезжали до него на теплоходе. Сперва Мельников нас сопровождал в экспедиции, предохраняя от всяких случайностей экспедиционной жизни. Он научил, как договариваться с местным начальством, как арендовать жилье и лошадей и т. д. В дальнейшем этот опыт очень помог. Я уже все умела и знала.

Везде, где руководил Мельников, он привлекал молодежь... конкретикой, чаще реальными делами, чем словами. Он раньше многих принялся строить для молодых небольшие деревянные дома.

А потом и большие. Он заботился о тепле, о досуге молодежи, о детях сотрудников, об их культуре. Мельников рассылал своих сотрудников по лучшим вузам Москвы и Питера... для вербовки кадров. И приезжали шикарные ребята, умницы, уже заранее зная, что жилье им гарантировано. Мельников использовал в работе... метод скалолаза. При подъеме не терять высоты ни на шаг.

Павел Иванович был яркой личностью. По моему убеждению, только такие ученые могут создавать научные школы. Мельников руководил нашим институтом почти тридцать лет. Было время убедиться, какого масштаба этот человек. Одними разработками, даже очень значительными, научные школы не создаются. Лидеру требуется и многое другое: жизненный опыт, умение ценить и выбирать людей, понять и принять аргументы оппонента, высокая культура, тонкая интуиция, организаторские способности, качества руководителя... Словом, многоэлементные данные. Павел Иванович был как раз такой человек. Это подтверждало и то, что он имел звезду Героя Социалистического Труда. Для Мельникова формулировка очень точная.

Проверку ведут почвоведы
Кандидат биологических наук Яна Борисовна Легостаева, по специальности почвовед.

— Я не из школы Мельникова, — рассказывала она, — а, скорее, из школы Зольникова, Яловской, Комаровского, Савиных, которые изучали мерзлотные почвы. Сейчас они очень интенсивно осваиваются, и наука должна точно знать, какое воздействие они оказывают при реализации и строительстве различных проектов и объектов. Это направление — мерзлотное почвоведение — и сегодня очень актуально. Мы работаем совместно с такими предприятиями и организациями, как «АЛРОСА», «Сургутнефтегаз», со строителями железных дорог и т. д. При Мельникове я не работала. Но у меня уже семнадцать лет трудового стажа. Трудилась на различных геологических предприятиях. Мне это помогает и в институте. Мы делаем заключение по проектам, пишем рецензии, определяем степень воздействия мерзлых почв на строящиеся объекты по всем компонентам экосистемы. Например, на предстоящую железную дорогу по линии Томмот — Кердем.

— Меня все убеждают, что в 2008 году в Якутск придет железная дорога. Так ли это?

— Да, такой проект существует.

— И в него можно верить?

— Мы верим, — был ответ.

Воодушевленный верой, предоставил слово Виктору Васильевичу Шепелеву, доктору геолого-минералогических наук, профессору и заместителю директора института.

Он «подбирал» кадры по пути
— Многопрофильность нашего института объясняется тем, что вечную мерзлоту надо изучать комплексно. Поэтому нам нужны разные специалисты, — сказал Шепелев, повторив почти один к одному то, что уже было сказано на встрече. (Но я этот повтор решил все же оставить в тексте, чтобы подчеркнуть, насколько вечная мерзлота сложна для исследований и важна для холодной России. — Р. Н.).

— У нас целый букет специальностей, и руководить таким коллективом очень сложно. Руководителю надо ориентироваться в очень многих отраслях знания.

— Мы, — продолжал профессор, — видели, что у Павла Ивановича это получалось первоклассно. Более того, даже в «чужих» для него отраслях науки он разбирался детально, публикуя и по ним статьи. Но сердце его, конечно, принадлежало родной ему гидрогеологии. В его работе слово «первый» действительно звучало рефреном. Он был первым выпускником кафедры инженерной геологии и гидрогеологии Ленинградского горного института. Мельников был и первым директором научно-исследовательской мерзлотной станции. Он впервые организовал подземелье в Игарке и подземную лабораторию в Якутии. Под его руководством была впервые пробурена скважина до подмерзлотных вод. И впервые были получены подмерзлотные артезианские воды. Он же руководил впервые работами по эксплуатационной скважине, которая стала снабжать водой население Якутска. И после роспуска института мерзлотоведения в Москве Мельников стал первым директором института мерзлотоведения в Сибири. На тот момент единственного в мире. Наконец, он был первым президентом международной организации мерзлотоведов. Она очень активно действует и по сей день.

Когда говорят про чутье, то это обычно про собаку. Но сейчас я не нахожу другого слова, вспоминая Мельникова. У него было редкостное чутье. И знаете на что? На выбор руководителей различных научных подразделений: завлабов, начальников отделов и станций. Иногда и не подумаешь про человека, что он будет на месте именно на этом посту. Но проходит время и понимаешь, что Мельников словно выстрелил в десятку. Не помню, чтобы он ошибался.

— А много ли у вас станций?

— Несколько. Начиная от Игарки и до... Алматы. Мельников нередко подбирал этих руководителей в прямом и переносном смысле по пути: привозил их с международных конференций, с семинаров и даже после выступлений. Убеждал, казалось бы, совсем несговорчивых людей. А вот ему удавалось. И это были, как правило, генераторы идей, очень энергичные и квалифицированные люди. Заверяю вас, что любой завлаб во времена Мельникова — это обязательно яркая личность. Чутье очень помогло Павлу Ивановичу оставить после себя большую научную школу.

Еще одно достоинство Мельникова состояло в том, что он хорошо чувствовал пульс практической жизни. При нем наш институт принимал деятельное участие во всех крупных стройках Восточной Сибири. (Это был опять повтор, но, скажем так, на новом уровне. — Р. Н.). И при строительстве БАМа, и первого газопровода, самых разных дорог, первого водопровода в Якутию и т. д. Включая и тот нефтепровод, который решили отнести подальше от Байкала. Мы предъявили много обоснованных претензий по этой стройке — и экологических, и организационных. Заключение по мерзлым почвам делали специалисты Москвы и даже Рязани, но в стороне, как ни странно, от нас. Впрочем, не совсем в стороне. Они приезжали к нам, забирали чемоданами институтские труды, а потом выступали как «законодатели вечной мерзлоты». Да и сроки сооружения трубопровода настолько сжатые, что некоторые решения по нему кажутся откровенно поверхностными. А строгий присмотр власти трансформируется часто... в кнут, а от него хорошего не жди.

Кандидат географических наук и завлаб Виктор Владимирович Куницкий словно развивал размышления и оценки Шепелева.

Голова мамонта курсирует по Японии
— Напомню одну характерную черту Мельникова, — говорил он, — которая пока выпала из внимания моих коллег. Имею в виду умение Павла Ивановича привлекать еще совсем зеленых специалистов к решению очень крупных задач. Это качество не только мудрого, но и смелого человека. Он умел загружать наших исследователей крупными задачами и знал, когда с них надо строго спросить. Едва я появился в институте в 1964 году именно в этом кабинете, как он спросил у меня:

— Вы в поле работали?

Мне, вчерашнему студенту МГУ, было легко ответить:

— Работал. Был на практике в Воркуте и на Кольском полуострове.

Мельников сказал, что это хорошо, и добавил, а «завтра вы поедете еще раз в поле. Мы вас поселим, покормим, а билет уже есть».

Еще один пример связан с началом работ северной экспедиции. Наш институт большое внимание уделял изучению вечной мерзлоты Арктики и Субарктики. В 1981 году возникли проблемы с освоением Якутской Арктики. Они были связаны с предполагаемым строительством атомной станции в Тикси. К счастью, сей проект не реализован. Но данные о вечной мерзлоте здесь потребовались. Чтобы их получить, было недостаточно одних маршрутных исследований. Требовалось еще бурить вечную мерзлоту.

— Мне представляется, что бурить ее нетрудно...

— Очень трудно, — тут же возразил Куницкий. — Потому что мерзлый песок при температуре минус десять градусов по прочности не уступает бетону. В Британской энциклопедии вечная мерзлота определяется через воду. То есть вода в твердом виде в горной породе — это вечная мерзлота. Достаточно буровому снаряду остановиться и замереть на некоторое время, как он примерзает к стенкам скважины и выходит из строя весь снаряд. Так вот, в 1981 году Павел Иванович нашел очень большие средства для того, чтобы двумя большими самолетами АН-12 перебросить огромную, многотонную буровую установку из Якутска в Тикси вместе с другим оборудованием и людьми. В наше время это сделать невозможно, заверяю вас. И установка ещё пять лет использовалась для исследований вечной мерзлоты в арктическом районе.

Известно, что две трети территории России — это площадь, скованная льдом. Но лед — один из компонентов горной породы — распределяется в породе страшно неравномерно. Здесь его много, а там его мало. Такая неравномерность приводит к многочисленным проблемам при строительстве. Особенно при строительстве фундаментов сооружений. По инициативе Мельникова в институте была создана лаборатория, которая специально изучала закономерности распределения подземного льда на территории страны. Вечная мерзлота имеет «скверный характер». Как говорят ученые, «она не подчиняется географической зональности». Это очень древнее образование, и оно распределено по геологическим законам. Мерзлота досталась нам в наследство от прошлых веков. Согласитесь, не самая лучшая часть наследства. Созданная Мельниковым лаборатория внесла очень большой вклад в изучение ископаемого природного льда. А в итоге появилось в науке новое направление — криолитология.

В нашем институте бывают очень многие специалисты. Недавно вот и министр Фурсенко был. Он произнес такие примерно слова: «Уж какой тогда поддерживать институт, как не ваш!» Но мы до сих пор этой поддержки как-то не ощущаем... Вся природа для нас — лаборатория. Мы в ней, отправляясь в экспедиции, добываем новые факты и новые знания. А нам ныне дают на экспедиции крохи.

Какой выход? Увы, печальный: продаваться иностранцам. В последние десять-пятнадцать лет мы приобщились к работе международных экспедиций. Вместе с иностранцами изучаем, например, так называемые ледовые комплексы. В них расположены хранилища останков мамонтовой фауны. Сейчас по Японии курсирует голова мамонта, которую нашли у нас, в Якутии. Но нас больше интересуют не эти кости, а проблема происхождения ледяных толщ и их распространение. Вечная мерзлота на первый взгляд кажется безжизненной, но она еще является и хранилищем микрофлоры. Словом, нерешенных задач для науки в ней полно. И многими из них интересуются специалисты НАСА, потому что они связаны с проблемами жизни во Вселенной. В частности, на Марсе. Так что вечная мерзлота — явление многогранное, космическое. На этом я и завершу свое выступление и передам слово... Кому?

Следующим выступающим был Александр Николаевич Федоров, кандидат географических наук, заведующий лабораторией криогенных ландшафтов.

От изучения до учения
— Мельникова, как директора института, я еще застал, — вспоминал он. — Мы занимались и охраной окружающей среды. Больше того, в то время это было одно из основных направлений. Его возглавлял доктор географических наук Николай Александрович Граве. Я напрямую работал с ним. Главное звено в наших исследованиях — как поведут себя мерзлота и мерзлотные ландшафты при техногенном воздействии. Таких прежде всего, как деятельность человека, пожары, масштабное строительство и т. д.

Потом это изучение переросло в учение об устойчивости криогенных ландшафтов и в целом мерзлоты. Мельников нашу работу всячески поддерживал. Почему она очень важна? Потому что в ней есть жизненная необходимость. Надо знать, насколько необходимо нормировать работу человека и промышленного, дорожного и всякого другого строительства, чтобы не растаяла мерзлота и не погибли мерзлотные ландшафты.

— То есть чтобы жить нормально, надо сохранить мерзлоту?

— Для Сибири совершенно точно. У мерзлотных ландшафтов разная устойчивость. На одни ландшафты ничего не действуют. Они незыблемы. А другие — слабоваты. Небольшое нарушение растительного покрова — и они сразу поплывут. Мы изучаем, где какие ландшафты, какая мерзлота, и как они себя проявляют при воздействии на них. Это очень большая и сложная задача. А решается она разными путями и методами. Мы проводим, например, очень давно стационарные исследования. Их и сейчас ведем, но уже по обыкновению не на отечественные рубли, а на валюту, которую дают нам за работу иностранцы. Обидно, но факт. Конечно, часть средств наша, но куда менее заметная, чем зарубежная подкормка. Всего триста тысяч выделяется институту на экспедиционную работу. И это на Севере! Да на триста тысяч мы вертолет можем заказать всего на несколько часов в сезон. Многие старые стационары превратились просто в полигоны. Раза два-три в сезон мы их все же посещаем. Но это максимум. Снимаем с приборов данные. Не более того. Но два полноценных стационара — в Тикси и около Якутска — остались. Масштаб, конечно, не тот. К счастью, спасают автоматы. Они записывают много информации круглогодично. Наши станции преобразовались в автоматические.

Осталось нам от Павла Ивановича и еще одно направление. Это картография, которой Мельников всегда уделял внимание. Наши наблюдения и выводы остаются не только в статьях и монографиях, но и на картах, чтобы все сразу обзорно увидеть. Кстати, много карт мы публиковали на фабрике в Новосибирске, где директором был Семен Абрамович Левит. Мы с ним хорошо сотрудничали. Павел Иванович сам являлся автором нескольких карт. Эта картографическая традиция, заложенная Мельниковым, осталась и живет, развивается. Мы усиливаем ее новыми компьютерами, современными дисками и другим оборудованием.

Еще один доктор химических наук и тоже женщина — Валентина Ивановна Федосеева — выступала уже под финал встречи, когда быстро приближалось время для выступления директора института Рудольфа Владимировича Чжана. Пришлось поторапливаться.

— Не буду повторяться, — сказала она. — Вспомню лишь, какое благотворное влияние он оказал на меня, хотя общались мы с директором крайне редко. Он был вечно, тотально занят. Наш институт вставал на ноги и развивался примерно лет двадцать.

Мы занимались физико-химическими явлениями, которые возможны были в мерзлых породах. К нам в лабораторию в шестидесятые годы был приглашен Мельниковым очень энергичный и эрудированный ученый — Евгений Андреевич Нечаев. Он придал нашим исследованиям и глубину, и широту, и за десять лет работы лаборатория многое сделала. Особенно по раскрытию некоторых фундаментальных закономерностей, которые «присутствуют» в вечной мерзлоте. Я появилась здесь, когда заканчивала аспирантуру в МГУ, и тоже, как сказала Нина Петровна, вслед за супругом. Жизненная ситуация у меня была непростая, но мне очень помог Павел Иванович. И в начале семидесятых приехала сюда, уже защитив кандидатскую диссертацию. Сотрудники лаборатории подбирались по всей стране — из Иркутска, Москвы, Новосибирска и других больших городов. Мне довелось изучать миграцию химических элементов в мерзлых породах. Эти исследования легли в основу докторской диссертации. Изучала свойства поверхности льда и выполняла другие работы. Например, по переносу вещества в толще снежного покрова. Полученные нами данные позволили предложить новый способ при поиске полезных ископаемых в наиболее благоприятный период. Был предложен и способ определения загрязнения территории тоже по снежному покрову. Детализировать далее я не буду, скажу лишь, что Павел Иванович к моей работе, как и ко всякой другой в институте, относился очень внимательно.

Добавлю еще, что в институте уже более тридцати лет существует академический хор. Мы не только работаем, но и поем. И причем с большим удовольствием. С 1975 года, уже более тридцати лет. Павел Иванович поддерживал хор постоянно и пристально. Всегда откликался на наши просьбы. Мы выступали на разных сценах и, как признано, планку держим высоко. Вышли со своим хором уже далеко за пределы республики. Стали лауреатами в Томске, выступали в Москве в конкурсе «Поющая Россия», где стали дипломантами, а в этом году участвовали в фестивале снова в Москве. И получили диплом первой степени. Так что занимаемся далеко не только мерзлотоведением.

Его пытливость границ не знала
— Я был учеником Павла Ивановича. Непосредственным, — подчеркнул директор института, доктор технических наук Рудольф Владимирович Чжан. — В институте заметно представлены инженерные направления. И к ним всегда тяготел Мельников. Под его руководством были проведены, например, исследования по определению сил смерзания свай с вечномерзлыми грунтами. Казалось бы, это не чистофундаментальная для академического института разработка. Но лишь на первый взгляд. На основании проведенных исследований были определены несущие способности свай. Это имело большое практическое значение для строительства. Вместе с членом-корреспондентом Цытовичем еще в тридцатые годы Мельников отработал рекомендации по строительству фундаментов при сооружении Якутской ТЭЦ, которая успешно работает и до сих пор. Павел Иванович в принципе обосновал способ строительства на вечномерзлых грунтах. В основу этого обоснования «легло» сохранение в постоянно мерзлом состоянии многолетних мерзлых грунтов.

(«Когда едешь по Якутску, то видишь, что многие здания в нем на сваях и приподняты над землей... для холодного продува. Это первый и главный принцип строительства в столице Якутии. — Р. Н.»)

— Использование в строительстве свайных фундаментов, — продолжал Рудольф Владимирович, — бесспорная заслуга академика Мельникова.
В институте были разработаны так называемые холодные сваи. Большое внимание Павел Иванович уделял и прокладке газопроводов в северных условиях. Он обосновал и был одним из авторов подземного способа прокладки трубопроводов. И первый трубопровод в вечной мерзлоте прошел по трассе Якутск — Покровск.

Многое Мельников сделал и для гидротехнического строительства. Я специализировался по северной гидротехнике и Мельников был моим научным руководителем. Скажу даже иначе: мощным руководителем. По его инициативе мы проводили инженерно-геокриологические исследования на всех стадиях проектирования и строительства первого в мире гидроузла на вечной мерзлоте — Вилюйской ГЭС-1,2, уникальнейшего объекта, высота плотины которого почти 80 метров. Вблизи гидроузла, на правом берегу седого Вилюя, в поселке Чернышевском была построена Вилюйская научно-исследовательская мерзлотная станция института мерзлотоведения. Построил и организовал мерзлотные исследования на станции Ростислав Михайлович Каменский, ныне советник РАН. Станция до сих пор работает, и институт имеет там мощное научное подразделение. Ее сотрудники следят за тепловым и фильтрационным состоянием гидроузла — тела и основания плотины, состоянием дна и берегов. Под нашим присмотром и другие гидротехнические объекты ОАО «АЛРОСА», включая строящуюся Вилюйскую ГЭС-3. И, конечно, станция проводит научные исследования в области регионального мерзлотоведения и экологии. Причем в разных районах Западной Якутии. Например, там, где открываются новые алмазные трубки, и там, где они уже давно существуют.

Мельников был очень пытливый ученый. Он провел уникальный эксперимент по созданию... беструбного трубопровода.

На территории нашего института создали тоннель глубиной до восемнадцати метров и диаметром три метра. А для чего? Чтобы как-то удешевить этот дорогущий трубопроводный транспорт. Нельзя ли, предполагал Мельников, сами вечномерзлые грунты превратить в трубопровод? Но тоннель пришлось взорвать. Мы убедились, что такие грунты не выдерживают той нагрузки, какая бывает у трубопроводов.

Эта идея Мельникова в практику не вошла, хотя технически эту задачу можно решить на новом уровне. Был Павел Иванович инициатором создания подземных емкостей в рыхлых, но на мерзлых толщах. Мы провели серию экспериментов и на нашей территории создали несколько таких емкостей. В них мы до сих пор, в течение уже двадцати пяти лет, храним горюче-смазочные материалы. И это надежно. Кстати говоря, Мельников провел эксперименты и по сохранению семян. В нашей подземной лаборатории хранятся образцы мирового генофонда бобовых. Павел Иванович принимал активное участие и по созданию кормовой базы в Якутии. Словом, его задумкам не было конца...