Здравия желаем, товарищ капитан!..

И как бы ты не спешил по охотничьим или другим промысловым делам, а непременно хоть на минутку остановишься около него, просветлеешь, отдохнешь и пойдешь дальше, унося в душе неосознанное чувство праздника и признательности за встречу.

Таков Владимир Митрофанович Зубарев — седоголовый, седобородый ветеран Великой Отечественной, капитан второго ранга, учитель — человек трудной судьбы, которая научила его житейской мудрости и доброте.

Я видела его у монумента Славы, куда он приходит прикоснуться душой к памяти не вернувшихся с фронта земляков. Он долго молча стоит у пилонов, перечитывая знакомые и незнакомые фамилии. Он мысленно идет по улице и называет мне десятки имен своих земляков из села Суйга Бокчарского района Томской области. Села особенного, поскольку все его жители, отцы многодетных семей, мужики хозяйственные, трудолюбивые — бывшие «кулаки», которых как «спецпереселенцев» горькая судьба в 30-годы с разных концов государства великого закинула сюда, в Васюганские болота.

У Владимира Митрофановича Зубарева феноменальная память, в свои 82 года он поименно знает каждого из них и свято, уважительно чтит память воинов, сложивших свои головы на полях сражений Великой Отечественной за землю русскую, за свое Отечество.

Он зримо видит и по-доброму вспоминает каждого из них: «О, все эти мужики пахари были отменные, охотники, скорняки, пимокаты, плотники. Топоры «играли» в их руках, когда они лес валили, дороги мостили, дома или школы на болотах строили. К примеру, дядя Григорий Ефремов был знаток коней, конюх и ветеринар. Красивый, сильный человек, запросто возьмет большую овцу за шерсть, поднимет и положит на бок для стрижки...».

Здесь, у Вечного огня, колесница истории с грохотом канонады снова и снова катится по его собственной судьбе. В воспаленной памяти кадр за кадром, как в ленте документального кино, проносятся события прошлых лет. От волнения голос его становится хрипловатым:

— Разве можно забыть, как в феврале 1930 года, когда раскулачивали и ссылали нашу семью из Карпысака Тогучинского района в Томскую область под надзор Галкинской комендатуры, сидя в розвальнях, мама плача прижимала к себе трех полураздетых малолетних детей: меня, Петю и грудную полуторамесячную Глашу. Сестренка замерзла и умерла в дороге. Конвой не разрешил остановить обоз и похоронить. Так и зарыли они с отцом малое дитё своё в снег под кустом возле деревни Пихтовка...

За триста километров от места поселения, втайне от комендатуры, уходила его мама через тайгу обратно в Карпысак, к оставленному там инвалиду, старшему двенадцатилетнему сынишке Саше, которого как сына кулака — «врага народа» — выгнали из школы. А позже, зимой 41-го, когда сын Петя, весь в чирьях от простуды, сбежал домой с рыбалки, его, «дезертира», поймали, посадили в Томске в тюрьму. Там он от голода съел кусок кожи от ботинка и умер в мучениях. Среди ночи, когда ветер рвал ставни и двери, мама, раздетая, босая, выскакивала в сени с криком: «Сынок, Петя вернулся!» Её роскошные, волнистые волосы поседели и прядями выпадывали.

Тревожный 1942-й... Едва закончили посевную, прискакал вестовой — привез повестки из военкомата восемнадцатилетним парнишкам — последней опоре матерей и колхоза. Сосед, дед Шипулин, забежал к Зубаревым — с Володькой попрощаться. Пошептал что-то, перекрестил парня и зашил в рубашку на груди белой ниткой через край какой-то камешек: «Это чтобы ты живым, сынок, вернулся».

— Теперь на фронт уходил я. А рядом шагала, прижимаясь по-детски к моей руке, моя мама — терпеливая, многострадальная женщина. Отец, согнувшийся от язвы желудка, как инвалид, взятый в трудовую армию, уже работал на «Сибсельмаше» в Новосибирске и проводить меня не мог. Мама смотрела на меня сухими от выплаканных слез глазами и не могла насмотреться. У меня сжималось сердце при взгляде на нее. Я храбрился, хорохорился, подбадривал ее и прильнувшего ко мне, обхватившего мою тощую шею цепкими ручонками, младшего пятилетнего братишку Федю, — продолжает он.

От Бокчара до Шагарки 180 километров новобранцы прошагали пешком, там они впервые увидели паровоз, поезд, теплушки, а позже — пассажирский вагон, в котором их привезли в город Бердск. Впервые в жизни Володя надел целое, новое белье: гимнастерку, брюки, ботинки с обмотками и впервые в жизни наелся супом, а хлебные крошки в котелке собрал пальцем. Так началась его армейская жизнь.

За неделю новичков обмундировали, обучили колоть штыком, ползать по-пластунски, собирать-разбирать винтовку, загрузили в эшелон и «прямой наводкой» — на Воронежский фронт в составе 30-го ЗАП (запасного армейский полка). Фронт срочно нуждался в пополнении. Образование — важный фактор в армии. Артиллерии нужны были топографы, топовычислители и радисты — в считанные дни он освоил эти профессии. Ситуация простая: команда «Становись! Имеющие среднее образование, два шага вперед! Радиодело знаешь? Нет? Видел на теплоходе «Смелый»? Отлично! Будешь радистом! Выдать инструкцию по устройству и применению! До завтра выучишь, сдашь!» Это и есть действующая армия.

Через две недели — первый бой под станцией Митрофановка. Потом три с половиной года непрерывных боев. Связь — это глаза и уши истребительной противотанковой артиллерии. Зубарев — связист, сержант, радист, командир отделения, радиомастер 762-го артиллерийского полка 9-й отдельной краснознаменной орденов Суворова и Кутузова апостольской истребительной противотанковой бригады резерва Главного командования (маршала Тимошенко) 3-го Украинского фронта, сокращенно — ОИПТАБР РГК. А это значит — всегда там, где прорыв. До Победы — мая 1945 года.

Вместе с полком Владимир Зубарев прошел суровый боевой путь от города Воронежа до города Граца в Австрии. Он участвовал в жестоких боях за освобождение сотен деревень, поселков и городов — Харькова, Донецка, Апостолово, Одессы. Воевал в Румынии, Болгарии, Венгрии, Югославии и Австрии.

Помнит, как, стоя на дощечках нагишом в 30-градусный мороз, «мылись» солдаты снегом, пока в железных бочках прожаривались их пожитки вместе с обитавшими в них насекомыми. Как радостно братались с болгарами, как при освобождении Бухареста приходилось вытаскивать трупы солдат из-под колес пушек. Как множили «могилы неизвестных», хороня своих родных по крови, погибших однополчан. Помнит все.

В мае 1944-го при форсировании Днестра, когда 762-й полк РГК под мощным артобстрелом переправлялся на наспех сколоченных плотах, Зубарев был тяжело ранен — три осколочных ранения в череп, скулу, позвоночник. Враг яростно сопротивлялся. Полк, с боем захвативший рубеж на противоположном, правом, берегу Днестра, вел тяжелый бой, нес большие потери, требовалось подкрепление, а связь прервалась.

— Врач мне накладывал повязку, — продолжает Владимир Митрофанович. — Слышу взволнованный голос командира полка Леонова: «Как он? Живой? Передать может? Зубарев! Зубарев! Володя, выручай! Вызывай помощь! Координаты помнишь?» Мне подтолкнули под руку аппарат, приложили к залитой кровью голове наушники и, превозмогая оглушительную боль, сделав неимоверные усилия, я сосредоточился и стал работать ключом, выбивая знакомые коды. Через несколько минут по указанным координатам загрохотали наши пушки, пошла пехота.

Мужество раненого связиста Владимира Зубарева, вызвавшего подкрепление, спасло полк от гибели, а операцию — от поражения. Бой был выигран! Верный воинскому долгу, он не ушел в госпиталь до конца войны, но остался инвалидом на всю жизнь.

Мужество и профессионализм, многократно проявленные Владимиром Зубаревым, и были вкладом в реальные победы полка. Этот вклад был отмечен двумя медалями «За отвагу», медалью «За боевые заслуги», орденом Красной Звезды (1944), орденом Отечественной войны I степени, 20-ю юбилейными медалями, знаком «Фронтовик».

Один из первых послевоенных приказов Иосифа Сталина касался детей-беспризорников, которые, как птицы на юг, устремились на Черноморское побережье. Были образованы в Ленинграде и Севастополе два военно-мореходных училища, которые должны были быть укомплектованы детьми, потерявшими отцов на фронтах войны. Мудрое решение. Именно здесь у Зубарева, молодого офицера (инвалида), пробудились ярко выраженные педагогические способности и интерес к работе с подростками.

Он сердцем воспринял трагедию этих пацанов, их стремление самоутвердиться, казаться взрослыми, независимыми, смышлеными и с удовольствием включился в воспитательный процесс. Грязных, голодных, озорных мальчуганов морской патруль собирал по всему Черноморскому побережью. Привозили в училище, стригли «под Котовского», мыли, одевали во флотскую форму, обували в ботинки с подковками, сытно кормили и, приставив к ним опытных мичманов-воспитателей, ставили в строй, садили за парты, обучали жить по воинскому уставу. Не все сразу привыкали к новому образу жизни, не все хотели учиться, но все жаждали доброго отеческого отношения. Офицеры понимали это и, насколько позволяла дисциплина, создавали атмосферу доверия, дружелюбия, воспитывали собственным примером, подтянутостью, четкостью.

Но служба есть служба, и вскоре Владимир Зубарев приказом был переведен на Тихоокеанский флот. За шесть лет службы в Хасанском секторе береговой обороны (из-за фронтового ранения он не мог служить непосредственно на кораблях) как зам. командира политчасти службы наблюдения и связи бухты «Витязь» он досконально узнал, «почем фунт морской соли». Жил на заставах, постоянно нес патрульно-пограничную службу, бывал на островах Фургельм, Русском острове, островах Римского-Корсакова.

Вернувшись в Новосибирск, фронтовик заочно окончил исторический факультет Новосибирского педагогического института и в полной мере реализовал свой организаторский, педагогический, пропагандистский талант, работая директором 22-й и 168-й школ.

Годы берут свое, но Владимир Митрофанович полон оптимизма, много читает, музицирует, охотно общается с молодежью и сверстниками. Его жизнь достойна глубокого уважения.