Ксения

Кроме того, это уже была вторая встреча с Ксенией Анатольевной. Когда мы проводили научную школу по археологии, то она принимала в ней активной участие, и, конечно, молодую, красивую и спортивную женщину запомнить было легко.

Вторичная обработка
Но едва принялся читать представление на нее как на будущего лауреата премии 50-летия Сибирского отделения РАН, как настроение мое, скажем так, заметно усложнилось. Потому что почти ничего понять не мог. Например, такие утверждения: «Основное направление научных исследований К. А. Колобовой — описание и анализ техник (именно так: техник, а не техники. — Р. Н.) вторичной обработки в средне- и верхнепалеолитических индустриях Центральной Азии». А далее еще уточнялось, что до молодой Колобовой этими проблемами никто в Сибири не занимался, и все ее работы представляют исключительный интерес для специалистов. Она автор монографии, десятков научных статей и признанный археолог не только в России, но и за рубежом. Вот так!

Как видите, поводов для удивления было достаточно. Какие могут быть индустрии... времен палеолита?! Да и какие техники, да еще для вторичной обработки, им понадобились? В голове современного человека представления об индустрии совсем другие... Словом, когда мы с Ксенией встретились во второй раз, то сразу признался, что ничего в ее работе не понял, и попросил объяснить, как и почему она в нее ввязалась.

Ксения Анатольевна это непонимание встретила как должное: мол, чего с них взять, с этих журналистов.

— Я училась в университете Улан-Удэ, — пояснила Ксения. — На историческом отделении востоковедения. А уже на первом курсе полагалось проходить археологическую практику. Но от этой практики я... откосила.

Рассмеялись мы вместе. В памяти мгновенно всплыли студенческие годы. И взаимопонимание как-то сразу установилось.

— У меня была аллергия, — уточняла далее Ксения. — Поэтому поле, экспедицию мне заменили на втором курсе камеральной обработкой археологического материала. Эта практика включала в себя 220 часов работы в лаборатории.

— Ничего себе...

— Но выбор один: либо поле, либо камеральная обработка. Я занималась первичной обработкой: мыла артефакты, то есть все, что было найдено в разных экспедициях, клеила коробочки, маркировала их и т. д. Моим научным руководителем был Василий Иванович Ташак, который является одним из ведущих специалистов по изучению древнейшего прошлого Забайкалья. Я очень благодарна и другим моим учителям — академику А. П. Деревянко, В. Т. Петрину, М. В. Шунькову, А. И. Кривошапкину. Моя работа состоялась благодаря им.

— Но это же черновая работа...

— Однако мне она понравилась. Там, в лаборатории, я и осталась. Вплоть до пятого курса. А годом раньше приехала в Новосибирск на научную археологическую конференцию. И мне еще больше понравился институт, да и сам Академгородок.

— И с тех пор...

Аллергию можно одолеть
...Ксения тут же перехватила вопрос:

— Я поставила себе цель: поступить сюда в аспирантуру. Что и случилось.

— А как же аллергия? — спросил у нее. — Трудно представить археолога, который не может выехать в поле.

— Это одолимо. Я реагирую на пыльцу полыни. В Бурятии ее сколько угодно. Но есть лекарства, которые помогают с аллергией справиться. Впрочем, сейчас я работаю в Узбекистане, где полыни нет. Была в экспедиции и на Алтае. Там, где мы располагались, тоже все обошлось. Ездила и в дальние заграничные командировки по грантам: в Бельгию, Францию, Грецию, Чехию... Но полыни мы не заметили. Там чисто.

— Да уж... Чисто до тошноты. Помню, что в Германии даже скучал по запаху полыни. Все-таки, Ксения, так и не могу понять, почему вы прикипели к археологии? Сотни часов камеральных работ едва ли вызывают интерес, а уж тем более увлечение.

— Но камеральные работы — это только начало. А дальше начинается наука. Первая тема формулировалась так: преднамеренная фрагментация каменных орудий. Люди в те древние времена не обходились без каменных орудий. Они ими пользовались при самых разных обстоятельствах. Например, скреблом. И во время работы, а она была тяжелой, эти орудия, конечно, ломались. Тогда они использовали обломки этих же орудий или делали другие. Обломки, если они были удобные, вполне могли их и устраивать. А иногда древние люди специально ломали каменные орудия, чтобы приспособить их для других целей, особенно в ситуации дефицита сырья.

— Так и я поступаю, — шутка уже была необходима, — на даче. У меня есть старая лопата. С каждым годом она становится короче. Сломаю ее при копке, заострю один конец, и она снова служит.

— Но при раскопках эта «преднамеренность» далеко не везде обнаруживается. Положим, на верхнепалеолитических стоянках встречается, — продолжала рассказ Ксения Анатольевна, — а на других нет. Это, конечно, детали всего лишь, частности, но с них начинался мой общий интерес к археологии. Выразился он именно во вторичной обработке каменных орудий. Иначе говоря, в способах изготовления каменных орудий и их утилизации, то есть использовании, применении по назначению.

— Ну, о назначении этих орудий, полагаю, нетрудно догадаться. Вероятно, ими убивали животных для пропитания.

— И убивали тоже, — спокойно пояснила Ксения. — Орудия всякие: и для охотничьих целей, и для разделки животных, для обработки...

— И для строительства?

— Ну, тут вы преувеличиваете, — снова рассмеялась Ксения. — О строительстве во времена среднего и начала верхнего палеолита на территориях Центральной Азии говорить весьма сложно. Временные рамки моего исследования затрагивают интервал от 150 до 20 тысяч лет. Камень практически единственный материал, который сохраняется с тех времен. Человеку требовался материал, который должен быть по своим качествам и достаточно твердым, и достаточно вязким. Как говорит наш петрограф, тот древний человек при выборе материала обладал знаниями нынешнего студента-третьекурсника геологического факультета.

— Вполне прилично образованный. С одной стороны, это удивляет, а с другой — огорчает. Как же медленно и долго развиваются люди...

— Смотря в чем, — улыбнулась Ксения. — Тем не менее те люди, далеко отстоящие от нас, умело выбирали материалы по цвету, по запаху и даже по вкусу. Они, выбирая материалы, убирали с них корку и, по нашей терминологии, снимали заготовки с нуклеусов. Из этих сколов-заготовок древний человек и изготавливал каменные орудия. Каким образом? Либо нанося на них ретушь, либо с помощью других типов сколов. Например, сколов подтески. Он делал все, чтобы ему было бы потом легче работать и снижать затраты труда.

— Знаете, Ксения, в этой части вашего рассказа прямо про Маркса вспоминаешь... Человек и до сих пор занят тем же самым — снижает затраты труда.

— Вот этими следами (то есть ретушью, которая состоит из фасеток) от вторичной обработки каменных орудий я и занимаюсь. Если детализировать, то изучаю фасетки ретуши, сколы подтески, сколы обивки, резцовые сколы, анкоши и т. д. Оставленные древним человеком следы о многом говорят специалисту. Прежде всего о том, как он изготавливал каменные орудия, с какой интенсивностью он это делал, далеко ли уходил от своих стоянок в поисках необходимого сырья, каким образом проводил свои трудовые операции, какого типа была его стоянка и многое другое.

— Да у вас попросту работа криминалиста!

— Криминалиста истории, а не краж и убийств. Проводя вторичную обработку, мы можем ответить на множество вопросов, связанных с системами адаптации древнего человека к окружающей среде. Кроме того, изучая его материальную культуру, мы можем выделить и некоторые другие особенности культуры того времени.

Представьте: давным-давно существовали племена. И на определенном историческом этапе они стали заметно отличаться друг от друга. Например, одно племя кроило шкуры добытых животных вдоль, а другое — поперек. Одно делало пластины для обработки шкур очень длинные, а другое племя — короткие. Также и при вторичной обработке: одни наносили ретушь в верхней части орудия, а другие — в нижней. И это означало культурную дифференциацию в жизни людей на самых ранних этапах существования человеческого общества.

Традиции зарождаются из ростков
Пока у нас очень мало свидетельств проявлений духовной культуры человека, то есть мелкой пластики, бусин и т. п. В среднем палеолите их практически нет. Но на основе особенностей, о которых уже шла речь в нашей беседе, мы можем выявить то, что человек привнес в жизнь от себя. Это уже некоторая духовность, а точнее — укоренившаяся привычка. Из таких ростков зарождаются традиции. Прежде всего традиции, укоренившиеся в трудовой деятельности.

— Думается, что они и по сию пору сохраняются. Но, конечно, в другом виде.

— Согласна с вами. Это как с саблями или с мечами. У одних обоюдоострый меч, а у других турецкая кривая сабля. Так и в палеолите: у одних ретушь одного типа, а у других тоже ретушь, но другого типа. Все это далеко не бесспорно. Пока это большая проблема и однозначных решений еще нет. Проблема в стадии обсуждения и разработки. Многое еще предстоит доказать. Например, доказать, что имеющиеся особенности не только функциональные, но и проявления культуры.

В Монголии есть пещера Чихэн. В ней «присутствует» верхнепалеолитический культурный слой или стоянка, а чуть выше — голоценовый слой. Разница между этими двумя стоянками внутри одной пещеры — десять тысяч лет. Сначала в ней жил первобытный человек верхнего палеолита, а через десять тысяч лет пришла совершенно другая группа людей. Их культуры никак не связаны между собой. Но они изготовляли орудия из одного сырья. Тип их стоянок тоже был одинаковый. И экологические условия были похожими. Они жили в одних условиях, пользовались одним сырьем, и их жизненные цели были направлены приблизительно на одно и то же.

Мы изучили в пещере каменные орудия из верхнего слоя и из нижнего. И что мы увидели? Эти орудия изготавливались совершенно по-разному. Хотя некоторые признаки ретуши оказались одинаковыми. О чем все это говорит? Культуры этих популяций не имеют между собой ничего общего. Что подтверждает и расположение ретуши на поверхности орудий. У каждого была своя культура обработки камня. Одних сменили другие. Абсолютно разные популяции обживали пещеру Чихэн. А обнаруженная одинаковость в обработке каменных орудий, как мы предполагаем, зависела от экологических условий, от доступности каменного сырья и от функциональности стоянки. Заверяю вас, что на этом примере можно многое доказать.

— Скажите, Ксения, в ваших экспедициях и поисках происходили какие-то запоминающиеся и необычные события?

— Дело в том, что наша работа идет вслед за основной работой археологов. Мы вторые, но не запасные, а последующие. Нам предоставлена роскошь найти дополнительные сведения о каменном веке. Сначала выкапывают каменный инвентарь, потом идет его первичная обработка: все считается, определяется и описывается. В том числе признаки первичной обработки, типология орудийного набора и т. д. А затем только наступает моя очередь, когда приходится чуть ли не по каждому орудию определять до тридцати признаков при вторичной обработке. Это длительная и кропотливая работа. А когда мы в поле, то я занимаюсь точно тем же, что и любой обычный археолог. То есть первичной обработкой. Буквально несколько дней назад я сделала доклад по стоянке верхнего палеолита в Узбекистане Додекатым. Ее нашли всего два года назад. И сделанный доклад был посвящен первичной обработке и типам обнаруженных орудий. Стоянка вызывает большой интерес. В Узбекистане очень мало стоянок верхнего палеолита. В ее отложениях мы нашли много геометрических микролитов. Это маленькие фрагменты пластин. Им придавали форму треугольников с помощью все той же ретуши. Находка довольно редкая и ценная. Если эти микролиты находили в Узбекистане раньше, то их сразу же относили к мезолиту — эпохе более поздней. Фактически мы считаем, что нашли истоки мезолитических индустрий на территории Узбекистана. Напомню, что сначала был палеолит и лишь потом мезолит. И затем только неолит, который все помнят со школы.

Почти каждый метр — очередная эпоха
— Похоже, что у вас все было в порядке, без ЧП и происшествий?

— А в поле так и есть, все замечательно, — убежденно заметила Ксения. — Команда была хорошая. В этом же году у меня своя команда. Буду руководить экспедицией.

— И куда?

— Примемся раскапывать стоянку Кульбулак. Она тоже в Узбекистане. Примерно в ста километрах от Додекатыма. Кульбулак раскапывался еще в шестидесятые годы. И мощность ее отложений составляет примерно 19 — 20 метров. Почти каждый метр — очередная эпоха: от древнекаменного века до позднего каменного.

— И вы, такая миниатюрная, будете за все отвечать?

— Конечно. И за инвентарь, и за безопасность работ, и за все остальное.

— А внешняя безопасность вас не беспокоит?

— В Узбекистане надежная полиция. Да и мы будем работать рядом с городом Ангреном. Нам всегда помогают наши узбекские коллеги. Кроме того, с нами собираются вместе работать и коллеги из Бельгии. Вы знаете, что у нашего института широкие международные связи? На базе этой стоянки мы намерены создать научную школу по древнекаменному веку, в которой будут проходить практику и молодые специалисты, и читать лекции ученые разных стран. Договоренности уже достигнуты.

— Послушайте, Ксения, у вас работа связана с разъездами, длительными отлучками, экспедициями. Все это не отягощает личную жизнь?

— Моя личная жизнь, — весело и озорно ответила Ксения, — с этим мирится.

После этого ответа я не решился ни на какие личные вопросы. Собеседница была не только талантливым специалистом, но и явно счастливым человеком. Скоро она получит солидную премию, и я за нее заранее рад. Нынешняя молодежь в науке зарабатывает признание, как и отцы-основатели, эрудицией, упорством и трудом.