Не любить — невозможно!

На той, южной стороне реки Ичи, в дореволюционное время рядом с заводом находился рабочий посёлок, кое-какая кустарная промышленность, маслодельный цех, мастерские, лавки. Поселок тогда назывался Ичинский Завод. Так что жители тогдашней Соколовки жили неплохо, имели хорошо оплачиваемую работу. Они же и жители соседней Ефремовки в большом количестве поставляли дрова для этого завода.

В 1919 году при отступлении какая-то часть чехословацкого легиона (белогвардейцы) взорвали завод, мастерские и кирпичные жилые дома. Видимо, заметали следы, ведь, по словам местных старожилов, здесь находились застенки их контрразведки. Спиртовые запасы частично растащили, основную часть спирта выпустили на лед в Ичу. Отступающее воинство гуляло так, что соколовские жители спустя десятилетия находили в реке хорошо запечатанные бутылки со спиртом. По одной из версий, здесь же, неподалеку, в березовом лесу расстреляли захваченных красноармейцев, подпольщиков и просто подозреваемых в связях или симпатиях к красным и членов их семей, среди которых были женщины и дети, всего около ста человек. Старожилы же говорили, что массовых расстрелов тогда не было. Впрочем, и эти сведения спорные. По одной из версий, эти безымянные могилы были обнаружены гораздо позднее, уже на грани сороковых годов, — впервые провалились туда дети, искавшие дикую смородину в этом мрачном месте, и в том числе моя старшая сестренка Валя. Едва выбрались по полуразложившимся трупам людей, причем она говорила про «детские ножки в красивых желтых башмачках» в этом страшном месиве. Выяснить, что это все значит, в деревне тогда никто не отважился...

Сельчане потом, уже во времена моего детства, добывали на месте бывшего завода и разрушенного поселка кирпич для фундаментов своих построек, печей. Находили при этом всякую посуду, спрятанную и случайно попавшую в землю, серебряные монеты, оружие и другие вещи. Говорили и о золоте, драгоценностях, которые якобы спрятал заводчик Забелин. Но клада не нашли. А кирпич добывали в больших количествах, крепкий, красный кирпич, пролежавший в земле не один десяток лет и нисколько не потерявший своего назначения.

...Колхоз, сначала «Путь животновода», а потом — имени Кирова, терпел убытки, колхозникам за трудодни почти ничего не платили. Не было в деревне телефона, электроэнергии, радио, до райцентра, города Куйбышева, добираться приходилось зимой по глубоким снегам, весной и осенью — по бездорожью. Люди отапливались исключительно дровами, угля не завозили, дети, окончив начальную школу, вынуждены были после четырех классов учиться в соседней Верх-Иче, где размещалась средняя школа, но при ней — ни общежития, ни интерната, ни буфета.

Жили школьники на частных квартирах, я и сам так учился до окончания восьми классов. Было неудобно, голодно и трудно. С нетерпением ждали мы, соколовские школьники, когда же выходной? Чтобы побыть хоть день дома. И как только в субботу звенел последний звонок, мы, несмотря ни на какую погоду, шли домой в свою Соколовку семь километров через лес — зимой по снегу и морозу, осенью и весной — по снегу и грязи. А дома с нетерпением нас ждали родные...

Молодежь после армии, увидев жизнь поинтереснее, поработав год-два, имея скудные заработки, неустроенный быт и досуг, старалась уйти в город. Электроэнергия появилась здесь только в шестидесятом году. И тут же деревню объявили «неперспективной».

Обрезали только что проведенное электричество, перестали ремонтировать мосты и дороги, убрали медпункт, закрыли магазин и начальную школу. Стали переводить молочную ферму в другие села покрупнее, хотя у нас и угодья богаче, и народ работящий.

Надо сказать, что только в начале семидесятых начали разъезжаться соколовчане, причем делая это с большой неохотой, цепляясь душой за эти красивые места, эту речку, луга и пашни, на которых так весело и трудно работалось, где столько пролито горячего пота. Они до самого конца старались остаться на родном месте. До самого конца семидесятых во 2-й Соколовке (хутор когда-то) жил с семьей Леонид Аверьянович Чернов. Но и он после переехал в город, прожив там один с семьей без малого пять лет. Но его отец, Чернов Аверьян Назарович, с тетушкой Варварой Матвеевной уехали в город из 1-й Соколовки (Ичинский Завод до революции) только в 1981 году.

К тому времени в окрестных селах, избежавших каким-то чудом клейма неперспективных, стали получше условия труда и хорошие заработки. Переселившиеся в них соколовчане старались остаться сельскими жителями, быть поближе к родным местам, хотя и опустевшим.

Когда мы уезжали и складывали свой скарб в подъехавший грузовик, прибежали соседские женщины, заплакали, целовали маму. Она тоже плакала. Не выдержал этого я, схватил из кузова ружьишко и патронташ с десятком патронов, убежал — не хотелось никак покидать мне родные места, наш домик — родное гнездо. Мама с плачем звала меня, но я не вышел, переждал в бурьяне за огородами. Когда машина уехала, я зашел в дом. Утром с ружьем уходил на реку, экономя патроны, добывал одну-две кряквы: они там водились во множестве — была осень. Затопив русскую печь, варил их в котелке или, наудив пескарей в реке, варил уху. Хлебал без хлеба нехитрое свое варево и... плакал, плакал оттого, что все равно предстоит покинуть родные места, родные стены, родные эти окрестности и речку. А было мне тогда, в сентябре 1961 года, тринадцать лет. На четвертый день за мной приехали. Я очень трудно приживался на новом месте...

Потом на каком-то этапе — к тому времени моя семья там уже не жила — власти спохватились о возрождении Соколовки. Завезли переселенцев из Мордовии — свои-то люди к тому времени более половины разъехались — понастроили им жилья и кирпичные коровники с механизированной уборкой, доением и поилками, приобрели технику. Откуда только средства взялись? Но не прижились чужаки на нашей земле — работали спустя рукава, пьянствовали поголовно, жили неправедно. И в конце концов уехали назад...

Встречаю бывших земляков своих в городе Куйбышеве. Пожилые при встрече радуются, как дети, женщины, так зачастую и всплакнут, узнав меня, вспомнят и моих родителей. Молодые настроены несколько иначе, так открыто не сожалеют, но все равно после «Здравствуй, как живешь?» начинают: «А помнишь... А помнишь?..»

Малые села и деревни. Сколько их по всей области, в каждом районе, во всей России! Рядом с несуществующей у нас Соколовкой есть деревня-соседка Степановка. Давным-давно эта деревня маленькая, со своими большими проблемами, которые никак не решаются, ее еще можно оживить — поскольку есть жители. Там такие же красивые и богатые места. Была до недавнего времени в наших местах дереня Новоплотниково, теперь ее тоже не существует. Нет уже деревень Ефремовки, Микушино, Коноваловки, Клявино и других. Правительство наше напрочь забыло о них, во многих сельское производство разрушено полностью, и процесс этот прогрессирует. Правительство завозит из-за границы миллионы тонн продовольствия — кормит не своих граждан, а чужих, финансово питает чужую экономику.

Если же хорошо повспоминать, да в обществе парочки старожилов, то окажется, что за последние три-четыре десятка лет в наших местах исчезло до сорока деревень. Исчезнувшим уже не поможешь, хотя неплохо бы и их воскресить, не дать разрушиться оставшимся строениям, зарасти и утратиться угодьям. Не дать забыть, что существовали они, такие деревни и села. Каждое со своей историей, обычаями, песнями и частушками. Однако меры по возрождению населенных пунктов должны быть срочными и исключительно эффективными, иначе эта последняя возможность исчезнет с последними разъехавшимися и умершими жителями.

Если сбережем хотя бы то, что осталось, то сбережем и увеличим сотни тысяч работящих крестьянских рук по всей России на готовых, родных угодьях. Потом появятся новые поколения родившихся на этой земле, и они непременно будут любить эту землю. Они будут на ней трудиться, дорожить ею, беречь и защищать ее. Не любить ее просто невозможно!

Хлеб не добыть
с пепелища...
Чем же накормим
детей?
Быть всем голодным
и нищим
Без деревеньки моей.
Людмила МАКАРОВА.