Синие облака надежды, или Оставить нельзя забрать

Как сложилась судьба брошенного ребенка, не испытавшего материнской заботы и ласки, не видевшего нормальных человеческих отношений? Это помог узнать неожиданный звонок в газету из детского отделения больницы.

Кому нужны мальчики?
Наташа выучилась на повара в доволенском профессиональном училище. Вышла замуж и, одного за другим, родила к 27 годам четверых сыновей. Все это время очень большую помощь ее семье оказывало отделение материнства и детства. Практически нянчились с ними. При встречах со мной она рассказывала, что с мужем у них все хорошо. Они завели корову, правда, вскоре и сбыли. Да и с его заработками все как-то не получалось... И вот этот звонок.

По доброте душевной заведующая детским отделением Татьяна Михайловна Белик обратилась в редакцию, чтобы мы помогли определить ребятишек. В этом году, по ее словам, заметно увеличилось число детей из неблагополучных семей, которые временно находятся в детском отделении. Их тут и лечат, и выхаживают-откармливают. Но больница уже просто задыхается от них, особенно, когда «своих» хватает.

Взять этого парнишку, который играет на диванчике. Остался сиротой. Определили его в семью, а через месяц вернули: не заладилось что-то. Стали оформлять документы в детский дом, но врач запереживала: пропадет там ребенок! Обратилась через районку к людям, чтобы кто-нибудь стал его опекуном.

— И еще четверо детей из одной семьи у нас находятся, — говорит Татьяна Михайловна, сопровождая меня в палату. — Трое в инфекционном отделении и один здесь.

В пустой комнате спит в кроватке белобрысенький младенец с розово-красным пятном на головке. Это кожное заболевание, которым больны все дети из той семьи.

— Он у нас уже богатырем стал за месяц,— снижает голос врач. — Откормили. А то смотреть было страшно... Мама как ушла, так и не появляется.

Мамой оказалась... Наташа.

Снимки на память
...У «инфекции» на лавочке сидят два мальчугана. И еще один подошел. Оказалось, те самые, ее. Сели рядом, ногами болтают. На старшем драные туфли, одежонка на всех потрепанная. Зато держатся вместе. Медперсонал отмечает: дружные они, послушные и спокойные.

Знакомимся. Старший — Руслан, 8 лет, Мише — 6 лет, Кирюше — три года.

Уже прошел суд, мама ограничена в родительских правах. Органы опеки нашли семью. Скоро их заберут. Знают ли они об этом?

— Знаем, — опускает голову старший.

— Не хотите туда?

— Нет. Домой хотим. Или в приют.

Оказывается, в больницу они поступили из приюта. Там были уже два раза. Первый раз, когда самый младший, Матвей, только родился, и папа на радостях запил. Руслану в Травнинском приюте понравилось — кормили хорошо.

— А дома голодали? — спрашиваю.

Мальчишка кивает.

— Мама не готовила?

— Почему? Готовила. Просто нету еды.

Мама, мама... Так хочется с ней встретиться и поговорить... А пока... Дверь в отделении отворяется, входит высокий парень в клетчатых шортах по щиколотку и докладывает персоналу, с украинским «г», что все купил, и даже больше, чем заказывали.

Олег, издалека занесенный в наш район по делам христианской церкви — из Америки, — узнал об этих детях и пришел справиться, что им нужно. Дети заказали фруктов, мороженого, сникерсов. Не на церковные, а на личные деньги он купил колбасу, хлеб, мозаику, карандаши, фломастеры, конструктор, раскраски, книжки, игрушки. И сейчас, узнав, что у них нет ни трусиков, ни носков, сказал, что поищет и это.

Вскоре в палате Наташины сыновья рассматривали подарки, собирали конструктор под громкое завывание блестящего музыкального пистолета, которым играл Кирюша.

— Какая у вас мама, расскажи о ней, — прошу старшего.

Руслан раскрывает красочную книгу, принесенную из дома, молча протягивает снимки. На первом — мама с ними, троими. Улыбается — Новый год, елка. На втором — двое старших в пиджачках и брюках. На третьем — отец.

— Это мама дала. Ее тетя Наташа зовут, — поясняет со вздохом и снова опускает голову.

Людмила Михайловна Горбатовская, зам. главного врача райбольницы, рассказывала:

— Она приходила всего два раза, последний раз сделала «подарок». Принесла из дома одежду, и у детей опять чесотка пошла. Когда ей сообщили решение суда, она даже слезу не проронила. Смотрит холодными, безразличными глазами, ребятишки возле нее трутся, она даже руку погладить их не поднимает. Черствость это? Не могу даже объяснить. Она же их вырастила, выносила, родила, не отказалась от них. Куда исчезает чувство материнства у людей?.. Кошка и то защищает своих котят, прячет, если их потрогали…

«Я не бросала их никогда!»
Два дня пыталась я найти Наташу, но не заставала дома. А дом — маленький старехонький домишко. Двор буйно зарос лебедой в человеческий рост. Повалены ворота. Посажено вроде немного картошки — и все. Живым тут не пахнет... Зимой, по словам помощника прокурора Елены Михайловны Колченко, когда родился четвертый, семья была без света, без угля и без дров. Ее и в правах ограничили потому, что дети впроголодь жили. Родители не заботятся хотя бы овощи вырастить.

И вот встретились. На вопрос, почему забрали детей, Наташа поясняет: не было продуктов питания.

— Вернее, были, — поправляется, — но в ограниченном количестве. Говорят, голодные бегали. Им же придраться надо было к чему-то. Босые! Как будто никто никогда ни у кого не бегал босым... Руки скрутили мне, забрали детей и увезли. Я их не хотела отдавать.

— Как ты отнеслась к ограничению?

— Ужасно... Жить неохота.

Однако я поняла, что не спроси я про детей, сама бы она ничего не сказала. Куда их заберут, не знает — «никто ничего не говорит». К ребятам, говорит, каждый день ходит, иногда по два раза... И сегодня была, знает, что приходил к ним «дяденька какой-то, приносил продукты, книжки».

— Что же ты дальше, Наташ, будешь делать?

— Мне дали время, чтобы устроиться на работу, чтобы замечаний не было. Буду работу искать. Ждать шесть месяцев, на пересуд подавать. Обратно их ворачивать.

— Считаешь, несправедливо поступили?

— Да, несправедливо.

— А как надо было?

Пауза.

— Хотя бы так, как мне говорила Светлана Николаевна. (Карпачева, заведующая отделением по профилактике безнадзорности. — Авт.) Пускай какое-то время в приюте побыли бы, но не так, чтобы сразу лишать родительских прав. Я их не бросала никогда.

— А это правда, что ты мальчиков не хотела, все девочек ждала?

— Какая разница, они все мои дети. Раз уж так было суждено. — И рассказывает, по моей просьбе, как они выбирали детям имена...

— Как же так получилось: ты осталась без матери и они теперь?

— Мать меня сама бросила. А я их не бросала, они всегда были при мне. Пускай продуктов не очень-то было, но я всегда была с ними... Надо теперь все в порядок приводить... Только родила, тут эта болезнь у мужа. Направили в город лечиться, а ему ни дети не нужны, ни я. Каждый день пьяный звонил. А сейчас совсем неизвестно, где он…

Наташа смотрит перед собой золотисто-карими глазами, в которых не разглядеть чувств, перебирает маленькими пальчиками по застеленному покрывалом столу. Волнуется. Насколько я ее знаю, она не особо эмоциональна.

Справа, на стене, висят рисунки. С Кремлем, башнями, шарами, синими облаками. И везде написано крупно, аккуратно, печатными буквами: Руслан. Обстановка очень скромная, дурной запах, но все вещи по местам... И ведь ребятишки послушные.

***
...После нескольких бессонных ночей, раздумий крепких, совершенно посторонняя женщина 50-ти лет из другого села взяла на себя ответственность за судьбы четырех, совершенно чужих для нее детей. Оформила на них опеку и после излечения заберет к себе. Сначала троих, потом и Матюшку. Она всю жизнь воспитательницей работала, поэтому знает, что общий язык с ними найдет. Заверяет, что будут сыты и ухожены.
Может, это действительно их единственная возможность не повторить в будущем родительский сценарий? А ведь шанс есть и у матери. Было бы еще горячее желание.