Всю жизнь в лесу. Вся жизнь — для леса

Представили? И что? Спорим, задышалось тяжелее и сердце стало «отдавать» куда-то в ключицу? Вот оно, оказывается, как — хотя бы в воображении, на несколько секунд, перенестись в давний, но вполне обычный рабочий день инженера-таксатора Владимира Скорнякова. А он работал так неделями, годами, десятилетиями…

Всю жизнь в лесу. Вся жизнь — для леса. Даже сейчас, когда здоровье не позволяет уезжать далеко от дома.

Таёжная элита
Если бы «лесным людям» присваивали категории в соответствии с древесными породами, Скорнякова наверняка отнесли бы к кедровому племени. Кедр — он тоже лесная элита. По крепости своей. По одухотворенности. По времени, необходимому на рост и возмужание.

К кедру лесоустроители относятся с благоговением (они так и говорят, не сочтите за авторский пафос!), считают его самым благородным деревом. Он ведь и кормилец, и лекарь — всем хорош. И, что совсем уж редкость среди деревьев, жизнью своей гораздо больше дает человеку, чем раз и навсегда срубленным стволом. Подсчитано, что масло, орехи, смола-живица, которыми делится с людьми кедр на протяжении своей долгой жизни, вчетверо дороже его древесины. А еще он красивый, и работается рядом с ним, и дышится очень легко.

— Он из породы тех людей, для которых одним из синонимов профессионализма всегда была порядочность, — рассказывает о Владимире Скорнякове его коллега Михаил Пермяков. — Может быть, и мы состоялись только потому, что было у кого учиться. У таких, как он…

Ключевые точки своей лесной биографии Скорняков описывает предельно кратко. Окончил Бийский лесотехнический техникум, с 1951 года работал техником-лесоустроителем, с 1960-го — инженером-таксатором, затем старшим инженером. Спустя еще десять лет усиленно «сватали» на должность начальника партии, но Скорняков отказался. Слишком ревностно относился к своей работе, знал, что невыносимо тяжело ему будет переживать чужие промахи, отвечать за чужие ошибки.

Впрочем, ответственности за других ему и на инженерной работе хватало. Дисциплину Скорняков, говорят, держал такую, что неплохих, но давших в чем-то слабину работников отправляли к нему на «перевоспитание». О строгости его начинающие лесоустроители только что легенды не складывали. Но любили. За справедливость. За честность. За то, что секретов в лесном своем деле никогда не держал и многотрудный свой опыт передавал молодым легко, даже с удовольствием.

Лесоустроителей-профессионалов никогда не было много. Пять тысяч человек на всю страну, на весь трехсотмиллионный Советский Союз — таежная элита. Они составляли описания лесов — по древесным породам, количеству, возрасту, состоянию деревьев, занимаемой ими площади. Порядочность лесоустроителя ценилась не только как человеческое, но и чисто профессиональное качество. Определят ему для описания участок, к примеру, в сотню гектаров, и кто потом будет проверять, правильно или неправильно указано количество березы и сосны…

Сейчас по материалам тех, еще советских, лесоустроителей иногда проводят инвентаризации. Проверяют, что осталось от былых лесных богатств, удивляясь попутно подробности и точности описаний, их профессионализму и… честности.

Кедры с грядки
Понятно, когда человек учреждает памятник природы. Мол, так-то и так-то, отныне данная реликтовая роща, или бор, или болото, становится охраняемым природным памятником, быть посему. А если соавтором природы выступает человек? Если не подходит ему размеренный ритм заслуженного отдыха? Если он берет выращенный на садовом участке саженец кедра и сажает его «на воле» в близлежащем березняке? Тогда четверть века спустя появляется памятник природы, созданный человеком.

Около гектара занимают сейчас кедры, посаженные Владимиром Скорняковым неподалеку от своей дачи. Почти три с половиной сотни деревьев, не считая нескольких десятков сосен, лиственниц и даже дубков, что выросли из привезенных с Рязанщины желудей. Рядом с оградой они уже большие, дальше — «подростки», а в десяти-пятнадцати минутах неспешной ходьбы — совсем малыши. По размеру-возрасту кедров видно, как разрастались посадки, как, устилая почву опавшей хвоей, формировали характерный облик и микроклимат хвойного леса.

Начало рукотворному кедровому лесу было положено в 1980 году. Через пару лет после того, как семья Скорняковых обзавелась дачным участком. Владимир Александрович тогда еще работал. Первые десять маленьких кедриков привез из Томской области. Половину раздал, остальные посадил. На следующий год зеленые «переселенцы» приехали вместе с ним уже из Надыма, в 1982-м — из Тюменской области, в 1983-м — из Ямала…

Так и повелось. Куда бы ни забрасывала его богатая на географическое разнообразие работа, отовсюду Скорняков привозил кедровую малышню. Большому лесу от этого никакого ущерба, потому что саженцы эти «готовили», как правило, шустрые птицы кедровки. Устроит такая птаха во мху ореховый склад на зиму да и забудет про него или обойдется другими запасами. А орешки-то по весне проклюнутся и взойдут густым пучком, так что выжить кедрятам в такой тесноте нет никакой возможности. И переезд для них, как второе рождение.

После того, как Владимир Александрович в экспедиции ездить перестал, кедровую эстафету приняли его товарищи-сослуживцы. Отовсюду везли ему отборные кедровые семена, и он не стеснялся напомнить, попросить, чтобы захватили для него из тайги шишек покрупнее. Так и прижилась на многие годы на ухоженном дачном участке кедровая грядка-«школка», из которой выходят в большую лесную жизнь будущие деревья.

Страшнее мыши звери есть?
Это на вид кедр такой мощный и неприступный. На самом деле он добрый, теплый и чрезвычайно уязвимый. Особенно, пока еще ребенок. Масса опасностей подстерегает будущего лесного аристократа еще до того, как он вылупится из ореха. Например, злая и голодная по зимнему времени мышь. В поисках корма отощавшие грызуны пронизывают снег норами во всех направлениях. И такой деликатес, как кедровый орешек, не пропустят ни за что.

Казалось бы, лучший выход в холодные месяцы — хранить кедровые семена дома, а высевать весной, когда мышиная угроза миновала. Но для того, чтобы дать ход таинственным механизмам роста, орешку нужна так называемая стратификация — трудное, но жизненно необходимое испытание низкими температурами при достаточной влажности. Лучше природы эту закалку никто не проведет, не придумано еще таких холодильников.

А мыши... Опробовав с дюжину всевозможных защитных приемов, Владимир Александрович придумал свой — столь же простой, сколь и остроумный. Берется обрезок обычной трубы и закрывается с двух сторон рыхлыми пробками, свернутыми из минеральной ваты. Орехи внутри, в полной безопасности, при оптимальной температуре и достаточной вентиляции.

Но захаживают в рукотворную тайгу звери и пострашнее мыши. От них трубой не отделаешься (руки-то чешутся, да закон не велит!). Они-то, считает Скорняков, и есть главные лесные вредители. Могут, например, в поисках грибов затоптать юное деревце, разбросать заботливо сооруженное ограждение. Могут забраться на участок и выкопать прямо с грядки крошечные, с детский кулачок, кедры-двухлетки. Могут просто приехать под Новый год и срубить «на ёлочку» верхушку дерева, сведя на нет десяти-пятнадцатилетний труд…

— Кедр в холодную пору только дурак рубит! — бранится в сердцах Скорняков. — Все равно осыплется, как палка будет, а живую красоту погубили.

Да, погубили, потому что без верхушки кедру никогда не стать настоящим деревом. К тому же изуродованный ствол беззащитен перед вредителями и болезнями и, как правило, скоро погибает. К сожалению, реальной защиты от лесных варваров Владимир Александрович не нашел пока ни в правоохранительных органах, ни в лесхозе, к которому «приписаны» его кедры. Нарушитель известен, но документы о незаконной порубке ходят по кругу, от инстанции к инстанции.

Для Скорнякова терпеть такую несправедливость почти так же больно, как видеть искалеченное дерево. Так больно, что знакомые, глядя, как горюет он по загубленному кедру, советовали бросить всю эту многотрудную возню с посадками. Это ведь сколько работы! Сажать и пересаживать, рыхлить, поливать и подкармливать — не только на грядке, но и в лесу, чтобы принялось дерево, чтобы перенесло самое трудное свое первое десятилетие. А потом приходит исполненный сиюминутной корысти человек и берет себе на время то, что предназначено для всех, на долгие годы. Неумно берет, потому что, не осознавая того, обделяет и себя тоже.

Не послушался доброжелателей Скорняков. Перед отъездом с дачи (жаль, кончилось лето) пересадил своих питомцев на заново устроенную грядку, соорудил защиту от кротов, внес удобрения. Пусть растут, тянутся к солнцу, осеняют землю густо-зелеными душистыми лапами. Для людей. Для хороших людей.