Спасая жизнь своих солдат...

Алексей Казаков награжден орденом Мужества (посмертно), похоронен на Южном кладбище в Советском районе Новосибирска.

В «Книге Памяти», изданной Новосибирским книжным издательством в 2007 году, на 182-й странице — фотография старшего лейтенанта Алексея Казакова и стихи, посвященные ему:

Спасая жизнь своих солдат,
Ушел из жизни ты нежданно.
О светлом образе твоем
Скорбим и помним постоянно.
Скорбим и помним постоянно.

Среди других об Алексее Казакове вспоминает подполковник Евгений Викторович Селезнев, врач в/ч 74819:

«Это был красивый, щеголеватый молодой офицер высокого роста, какой-то домашний и очень милый, с доброй подкупающей улыбкой. Он не пил, не курил. Мы, старшие офицеры, ему говорили: «Ничего, научим», а он лишь улыбался и отшучивался: «Мама не велит». Очень любил свой дом, переживал за маму, обожал брата, всегда говорил: «Молодец, Павлуша, правильный будет офицер».

Алексея уважали офицеры, он был душой компании. Солдаты его любили и звали «батя», а он их ласково «ребятишки», хотя он был ненамного старше их.

Вечером, накануне этой страшной беды, я пришел к нему в палатку — он работал. Я ему говорю: «Нас ждут, день рождения все-таки», а он: «Дядя Женя (иногда в шутку он меня так называл), не могу, срочно надо все документы оформить, утром перехожу на новую должность». Его переводили на майорскую должность.

А ночью, когда случилась беда — напали бандиты, один Алексей не растерялся, своей жизнью спас нас. Если бы не он, то похоронок было бы в тридцать раз больше».

Из воспоминаний Марины Андриановой — двоюродной сестры Алексея Казакова:

«С ним было всегда весело и интересно: он много читал, много знал, имел аналитический склад ума, четко и доходчиво рассказывал о любых событиях. Имел первый спортивный разряд, а уже после училища стал кандидатом в мастера спорта по кикбоксингу. Имел удостоверение инструктора рукопашного боя».

Чуть больше года прослужил в Чечне старший лейтенант Алексей Казаков. В письмах, которые он присылал оттуда маме, события были описаны в «щадящем режиме».

28.08.95 г.
«...Мамуля! Не смотри телевизор, там такую ерунду показывают, мы тут смотрим и улыбаемся. Я что-то здесь не вижу, чтобы стреляли, может, где-то в горах, да и то вряд ли. Сегодня видел в Грозном Масхадова, правда, взгляд недобрый. По городу «духи» шляются, шепчутся, видно, что-то замышляют.

Вот уже три дня даже по ночам не стреляют. Здесь, в отличие от Сибири, тепло, правда, комары такие же злые. Сегодня были на рынке, накупили всего-всего и много-много: виноград, арбузы, дыни, груши — сегодня будет праздник «желудка». Да, у нас сногсшибательная новость: построили баню. Ну, мам, я тебе скажу: здорово! Конечно, это может оценить лишь тот, кто живет в полевых условиях, на полгода забывая, что такое горячая и холодная вода.
Алексей».

10.11.95 г.
«Дорогая мамочка, извини, задержался с ответом, просто совсем нет времени, такие короткие сутки. Мне не хватает двадцати четырех часов, так много дел. Сейчас работаю на пяти должностях: командир взвода и замполит роты в одной роте, командир роты и замполит в другом подразделении, да еще и за замполита батальона. У нас беда — свирепствует «желтуха», больше половины офицеров в госпитале.

Не дописал, вызвали. Ездил проводить смотр техники на боевых позициях. Мам, дела у меня идут нормально, в сентябре получил старшего лейтенанта. Орден, к которому был представлен еще в июне, до сих пор не получил: представление где-то затерялось, а самому на себя писать нескромно, да и без ордена можно жить, главное — дождаться отпуска, а там и замену.

Правда, заменять нас не собираются, выводить — тоже, наверное, ждут, когда мы сами разбежимся. Мамуля, главное — ты за меня не волнуйся, боевых действий мы не ведем, сами не стреляем, никуда не ездим. Короче, мне все здесь уже надоело. Мамуля, ты там, пожалуйста, не болей и не волнуйся, со мной ничего не случится.
Алексей».

12.11.95 г.
«...А знаешь, мам, у нас здесь выпал снег и заметно похолодало, ночью заморозки, а днем тепло, все тает. В палатках мы уже топим «буржуйку» (это печь такая) не дровами, а углем. Где достали, так и не знаю. С топливом была проблема номер один: сожгли все, что смогли, точнее, что горело, а что не горело, то высушивалось и сжигалось тоже.

Да, мам, самое главное — я не женился: ну нет у нас здесь полевого пед- и мединститута, где много красивых девушек. Я на территории врагов, и на нас здесь смотрят как на захватчиков. Живу в поле в палатках с такими же одичавшими и огрубевшими солдатами и офицерами.

Так, теперь о хорошем. Хорошее только то, что я жив и здоров и — тьфу, тьфу, тьфу через левое плечо — менять что-то в этом не собираюсь. Ну ладненько, побежал на совещание.
Алексей».

В письмах к брату он был откровеннее, все пытался понять, что происходит и почему российские солдаты расплачиваются за неразбериху и нерадивость командиров.

29.11.95 г.
«Братишка, привет! Павлунь, получил от тебя и от мамы письма. Мама вся в тревоге, и знаешь — не напрасно. Я просто не знаю, во что превращаюсь, «крыша» давно уже поехала: озверели вконец в этой чертовой Чечне, где никто понять не может, чем мы тут занимаемся. По группировке за сентябрь семь убитых, а за одни ноябрьские праздники, за три дня, восемнадцать человек в одном Грозном положили. Я сейчас еще и за ротного, рота на боевых позициях.

За десять дней трое раненых, и всех подстрелили свои — такое зло берет. Кто, кому, какие команды дает — непонятно, а за все расплачивается своей жизнью российский солдат.

И всем непонятно, что мы тут делаем и зачем мы это делаем, — такая неразбериха. Не дай Бог, начнут стрелять чеченцы, к нам на помощь никто не придет, так как мы оккупанты и захватчики. Короче, Павлунь, я в такое дерьмо вляпался, попав в эту войну, да и не только я. Обидно, если что случится: не успел многое претворить в жизнь. Придется тебе, братишка, жить и за меня, и за себя, главное — береги маму. Письмо сожги от греха подальше.

Ну вот и все, братишка, обнимаю тебя и маму.