Впереди перемены и... неопределенность

Например, по театральным и концертным билетам. Кажется, что их цена мало кого ныне интересует — люди их раскупают. Везде, куда ни придешь, полные залы.

Казалось бы, обществу не до тревог — все заняты созиданием, работой и наслаждением от текущей жизни. Но это — увы! — не так. Инфляция и рост цен едва ли не на все отравляют наше нынешнее бытие. Создается впечатление, что чем больше власть заботится о населении, тем больше у него проблем. Есть в этом какая-то дьявольская зависимость. Достаточно вспомнить про недоступность полноценного жилья для большинства людей, про рост цен на услуги ЖКХ, лекарства, транспорт и т.д.

Именно сложившаяся ситуация заставила меня в беседе с академиком вспомнить про генетический конгресс в Москве в конце семидесятых годов, на котором довелось присутствовать. На нем выступал лауреат Нобелевской премии Луи де Бройль. И свое выступление он начал с запомнившихся слов:

— Дайте человеку жить — и он будет свободен.

— Скажите, — обратился я к академику Кулешову, — насколько свободен у нас человек, если судить по его уровню жизни?

Давайте сравнивать
— Знаете, ваш вопрос обратил меня, — ответил ученый, — к другому известному высказыванию, но совсем не Нобелевского лауреата: жить — это хорошо, но хорошо жить — еще лучше. Кроме того, у каждого человека есть свое понятие о демократии и свободе. Если перечислить все прилагательные к этим понятиям, то их будет очень много. Все познается в сравнении. Давайте нашу беседу конкретизируем.

— Давайте.

— Обратимся, — продолжил Кулешов, — к тем временам, когда Луи де Бройль выступал на конгрессе. Вспомним про средний класс, который в то время жил прилично. Пусть относительно, но все же прилично. Сейчас этого класса у нас очень мало, хотя его с каждым годом становится и больше. Примерно тридцать процентов населения. И прогноз обнадеживающий: лет через двадцать — двадцать пять в него попадет уже пятьдесят процентов населения. Это уже критерий европейского качества уровня жизни. Но в семидесятые годы в среднем классе было не менее трети населения нашей страны. Тогда даже пенсионер вполне мог отнести себя в России к среднему классу. Ему хватало средств на пропитание, оплату жилья и даже на поездки.

— А кого бы вы отнесли в то время в науке к среднему классу?

— Без всякого сомнения, кандидатов наук. Он получал свои три сотни и мог многое себе позволить, а если еще и преподавал в университете, то и четыре сотни и даже четыре с половиной. Приплюсуйте к этой зарплате еще и северный коэффициент — сорок пять рублей. Вполне приличный заработок по тем временам. Помнится, когда я стал старшим научным сотрудником, то мы в первый раз смогли съездить всей семьей к Черному морю. Хотя и проблем было много. Например, связанные со всевозможным дефицитом. И тем не менее людей, относящихся тогда к среднему классу, было намного больше, чем сейчас.

— Что еще не учитывается ныне в рамках представлений об уровне жизни?

— При сравнении того времени и сегодняшнего — это полная бесплатность в советское всех систем жизнеобеспечения: здравоохранение, образование и настолько ничтожная плата за жилищные услуги, что ее можно не принимать во внимание. Плата за жилье у нас не менялась с 1928 года. Семья за жилье платила от одного до двух процентов своего дохода. Даже на ничтожную студенческую стипендию можно было, ужавшись, прожить, тратя на себя по рублю в день. Правда, я учился в Москве в институте первой категории, где стипендия была побольше. В общежитии жили в сущности тоже бесплатно, так как платили за него... три рубля.



Теперь вернемся к демократии, — предложил Валерий Владимирович. — Конечно, сейчас ее гораздо больше, чем раньше. Но и проблем с ней немало. Например, со средствами массовой информации.

— Я больше всего намаялся в то время с цензурой, заведуя отделом науки и вузов. Почти на каждую научную статью требовался акт экспертизы. Существовавший порядок попросту устранял оперативность в моей работе. Постоянно приходилось ждать то одного разрешения, то другого. Смертный приговор цензуре я отметил домашним торжеством.

Валерий Владимирович улыбнулся и заметил:

— Я тоже с цензорами имел дело многие годы. Одно время работал сначала заместителем главного редактора одного экономического журнала, а потом главным редактором известного журнала «ЭКО». С цензурой у нас была жесточайшая борьба, однако и с ней мы находили понимание, умели договариваться. Если ты умело эту борьбу вел, то почти всегда выигрывал. Мы, например, знали наизусть перечень запрещенных к опубликованию сведений.

Не на боку, а на ногах
— Сейчас, судя по опубликованным сведениям, мы приближаемся если не к ренессансу промышленности, то к пику развития. Отовсюду в области приходят отрадные факты преобразования и роста. Вы разделяете этот оптимизм?

— Я признаю его очевидность. Для роста есть все основания. Наша местная власть, надо признать, для этого приложила много усилий. Важно то прежде всего, что некоторые из наших крупных предприятий получили гособоронзаказ. Он не только во много раз вырос, но и впредь будет расти. А промышленность нашего города в значительной степени была оборонного профиля. Она сохранилась и воспряла. Хотя есть и другие причины подъема. Например, работа наших предприятий на внутренний рынок. Так что область действительно успешно закончила минувший год с очень высоким процентом прироста валового регионального продукта промышленности и достаточно более заметным, чем среднероссийские показатели. Хотя почти с начала нового века сохраняются высокие темпы роста валового внутреннего продукта по всей стране. Уровень жизни повышается, пенсии становятся больше, продолжительность жизни, по крайней мере, стабилизировалась, рождаемость повысилась, а смертность сократилась.

— Но проблемы-то не исчезли?!

— Конечно. Основная сейчас проблема, на которой уже давно, но пока без особого успеха, сосредоточивается внимание — это инфляция. Ее не удается обуздать. Реально она, вне всякого сомнения, превышает официальные цифры.

— И какой она реально будет по прикидкам и прогнозам?

— Выйдет опять за десять процентов. Где-то около двенадцати. Уже в январе нынешнего года она составила (пока по приблизительным оценкам) 2,1 процента. Может быть, и чуть больше — 2,4 и даже 2,5. А за год это опять будет двузначная цифра. Наша же задача, чтобы инфляция «уложилась» в однозначную цифру. А так было. Хотя я считаю, что никакой заметной принципиальной разницы между однозначной и двузначной цифрой нет. Эта разница мало ощущается многими людьми. К цифрам инфляции относятся как к среднестатистической температуре по больнице. Дело в том, что инфляция для бедных людей существенно больше. Она на них сказывается болезненнее. А состоятельные люди, которых с каждым годом у нас прибывает, вообще ее не замечают. Кстати, как вы ее, инфляцию, ощущаете?

— В основном по заявлениям и сообщениям жены, которая постоянно фиксирует, как подорожали хлеб, молоко и плата за квартиру.

Валерий Владимирович засмеялся и сообщил, что он отслеживает инфляцию по стрижке в парикмахерских: еще, казалось бы, недавно платил по сто рублей, а сейчас по двести пятьдесят, а то и по триста. И никак не меньше, хотя стрижется он совсем не в модных салонах. Сфера услуг дорожает стремительно.

— Валерий Владимирович! Вы активно участвовали в разработке стратегии социально-экономического развития Новосибирской области до 2025 года. Что бы вы выделили в ней как главное звено?

— Должен вас огорчить. Потому что ленинский принцип найти главное или основное звено и, взявшись за него, вытянуть все остальное сейчас не работает. Я давно занимаюсь экономикой и могу это утверждать с достаточной уверенностью. Раньше мы имели узкую экономику, и она позволяла выпустить, положим, сто тысяч тракторов и решать вопросы сельского хозяйства, металлургии и другие задачи. Сейчас, когда у нас многоотраслевая экономика и доминирует сфера услуг, когда налицо огромное влияние внешней среды, мирового рынка, то трудно и понять, где и в чем основное звено, и едва ли возможно, ухватившись за это звено, вытащить все сразу. К примеру, для нас ипотечный кризис в Америке — мелочи жизни. Куда важнее, если произойдет снижение цен на нефть, за которым автоматически наступит и снижение цен на газ. Вот что для России будет самым главным. Все это нужно четко осознавать.

Экономика ныне и в стране, и в области — очень сложное и многоотраслевое хозяйство. Причем не плановое. Не такое, когда государство ставит задачу и концентрирует ресурсы. Сейчас ничего подобного нет. Конечно, некоторые показатели определяются, но именно некоторые, и не более того. На экономическом «дворе» конкуренция. Поэтому сказать о том, что в нашей стратегии развития все четко и надолго определено, нельзя. В ней двадцатипятилетний период разбивается на два этапа. Первый, десятилетний, — это то, что мы в основном предвидим. К примеру, пуск технопарка. Он наверняка войдет в строй и появятся десять тысяч новых рабочих мест, что будет крупным продвижением в инновационной сфере. Вполне определено и формирование логистического центра, которое сейчас уже идет. То есть произойдет накопление у нас всех видов грузов с использованием всех видов транспорта. Есть ясность и по другим крупным проектам. Но не следует ничего преувеличивать. Зная, например, о том, что доля промышленного производства у нас падает в валовом региональном продукте, несмотря на возрождение крупных заводов.

«Улица» полна неожиданностей
Так что если первый период достаточно очевиден, то второй, который начнется с 2018 — 2020 годов, на сегодняшний день как название фильма «Улица полна неожиданностей». Во всяком случае, этот период еще не определенный. Хотя мы продумывали разные ситуации, когда работали над стратегией развития. В частности, мы предполагали: все задуманное до 2015 года мы реализовали, построили, ввели в эксплуатацию. А вот куда мы с этого сделанного фундамента пойдем дальше? А дальше вполне могут появиться самые неожиданные повороты и идеи, которые сейчас еще в расчет не берутся. Например, приоритетом может стать не только восстановление сельского хозяйства, агропищевого комплекса, но и всяческое развитие этого сектора. Для чего есть огромные возможности, а пока отрасль недофинансируется и недоинвестируется. Хотя мы можем производить не только зерно, молоко и мясо, но и экологически чистую продукцию, развить рыбоводство, стать поставщиком биотоплива и т.д. Страна наверняка придет к выращиванию масличных культур для производства биотоплива. Тем более что уже никто не планирует рост добычи нефти. Он затухающий.

Мировые цены на все основные продукты растут с начала нового века, и вряд ли наметившаяся тенденция прекратится. Народу все больше, а площади сельскохозяйственных угодий сокращаются.

— Да и качество питания меняется...

— Да. Например, индусы стали есть мясо. Так что вопрос не в рисе, а в мясе. Рынок обязательно отреагирует на рост потребления таких продуктов, которые и кормят, и как топливо годятся. Вспомним про тот же рапс, который везде растет.

— Но потребуются миллионы гектаров для выращивания культур с расчетом на биотопливо. Где их взять?

— Уж точно, что не в Краснодарском крае. А в Сибири они найдутся. Я назвал вам всего несколько вариантов развития на втором этапе стратегии области на ближайшие десятилетия. И в предполагаемых вариантах на втором этапе индустриальный Новосибирск может сказать свое веское слово в производстве продукции, в технологиях, в создании нового оборудования и т.п. Наверняка будут возникать, как сейчас говорят, новые кластеры, то есть точки опоры для дальнейшего развития. Словом, нас ждет много неожиданного, и эти проявления будут вызываться, скорее всего, не внутриобластными и даже не внутрисибирскими, а мировыми или общероссийскими причинами и тенденциями. Потенциал Сибири, конечно, недооценен до сих пор, хотя наш институт необходимость этого утверждал с первых лет основания. Не зря говорят: Сибири нужна идея развития, адекватная ее уникальности. Такой идеи, кроме правильных, но давно сказанных слов о том, что российское могущество будет прирастать Сибирью, пока нет. Мы еще лет двадцать продержимся в рамках «формулы Ломоносова», а дальше надо уже что-то, столь же точное и краткое, формулировать на будущее. О будущем следует думать сейчас. Чтобы не опоздать в очередной раз с развитием.

— Вот мы с вами, Валерий Владимирович, мирно беседуем, а в это время финансовый рынок, экономику мира лихорадит. И едва ли мы в стороне от пришедших тревог. Скажите, что вас как экономиста больше всего тревожит сейчас?

— Основная опасность, с моей точки зрения, — транснационализация. То есть приход к нам иностранного капитала в то время, когда наш уходит с внутреннего рынка. А должно быть взаимовыгодное балансовое сочетание. На первичном этапе перемен было понятно, почему иностранный капитал приходил к нам неохотно и его было мало. Но сегодня совсем другая ситуация... Мы все чаще теряем позиции, к примеру, в автомобилестроении. Предполагается, что в Санкт-Петербурге к 2015 году будут производить порядка одного миллиона автомобилей в год. Конечно, не наших — иномарок. Родная Калуга, где прошла моя юность, становится чуть ли не вторым «Детройтом». Там прописываются «Фольскваген», «Вольво», «Пежо», «Симменс» и другие знаменитые автомобильные фирмы. А вся наша сегодняшняя автомобильная промышленность — это КаМАЗ, который еще крепко стоит на ногах, со своими «хеви траками» (тяжелыми грузовиками), да АвтоВАЗ. Хотя на него тоже уже пришел «Пежо», купивший конт- рольный пакет акций ВАЗа.

Расчет у иностранцев простой: ординарные автомобили производить в России, а те, что получше и подороже, завозить к нам и продавать. Таким образом, в двух городах России возникает совершенно новая отрасль. Она удобно расположилась. Все рядом: и Швеция, и Германия, и Франция. Сюда удобно завозить детали и материалы. А попробуй-ка все это завезти в Сибирь...

Уже достаточно обозначена и вторая опасность. Она связана с демографией. Продолжается отток самых квалифицированных кадров из Сибири и Дальнего Востока на Запад. Конечно, массового оттока кадров из Новосибирской области никогда и не было, но вот из всей Сибири и Дальнего Востока он был и есть. И самое тревожное, что уезжают прежде всего из наших краев представители науки, образования и искусства. Этот процесс пока не остановлен. А что нужно, чтобы остановить, — об этом даже говорить как-то не хочется. Все проанализировано и прописано давным-давно на эту тему. Но перелома в столь острой проблеме нет. Думается, что для успеха здесь больше нужны не программы и решения, а штучная работа с людьми. Мы этим занимаемся плохо.

Впрочем, один позитивный момент «проклюнулся». В последнее время активно занялись работой с молодежью, стали больше ей помогать и лучше ее понимать. Это правильная, обнадеживающая и перспективная политика. Молодежь — самая мобильная часть общества. И нам пора работать не вообще, а с какой-то конкретной группой населения. Особенно с той, какую мы хотим в Новосибирске и области оставить. Нас больше заботит, чтобы люди приехали. Но мало заботит, чтобы люди не уехали. А это гораздо важнее. У меня есть возможность сравнить работу с молодежью в разных регионах. Считаю, что в Новосибирской области ее ведут правильнее и эффективнее, чем в других местах. Существующие проблемы тяжелые и потому, что их враз не решишь. Нужна длительная и кропотливая работа. Отрадно, например, что увеличилась рождаемость, но нужны десятилетия, чтобы страна это почувствовала и в экономике.

Кроме того, молодежь раздражают многие наши бюрократические правила. К примеру, на Западе деньги по выигранным грантам получают в соответствии с графиком, который ученые составляют сами. А мы получаем по графику, который составляют за нас чиновники. Так что в работе с молодежью, особенно талантливой, надо все тщательно учитывать. Мы и к этому еще не привыкли.

Досаждают и бесконечные тендеры и конкурсы... по каждому вздоху. Если речь идет о сумме свыше 100 тысяч, то уже обязателен тендер. С точки зрения логики и смысла, это бред. Объяснить установленный порядок можно только тем, что и такие тендеры кому-то выгодны.

— И последний вопрос, Валерий Владимирович! Из вашего института по-прежнему уходит молодежь?

— Одно безусловно: интенсивность потока сократилась. В том числе и потому, что коллектив института стареет. Впрочем, раньше уезжали и старые, и молодые. Кроме того, в науке явно улучшилось материально-финансовое положение. Сейчас намного лучше.

Думается, что с каждым годом все меньше людей будет уезжать из Новосибирска, тем более что через двадцать лет это будет совершенно другой город — обновленный, современный, с широкими трассами, с развитой инфраструктурой. Полагаю, что к тому времени никакого пустого пространства между Академгородком и Новосибирском, особенно со стороны аэропорта, не будет. По планам предусматривается строительство жилья в области до трех миллионов квадратных метров в год. Не сразу, конечно, но с 2012 года. Через несколько лет будут также вынесены за черту города некоторые предприятия. Город начнет освобождаться от вредных производств в предстоящий двадцатилетний период. Предстоит и много других перемен. Но о них у нас еще будет возможность поговорить.