Страсти в глухомани

Принимавшая нас на постой несколько лет подряд пожилая уроженка Воронежа, но уже давно ставшая сибирячкой Ксения Федоровна Ерёмина порой пускалась в доверительные воспоминания о своем нелегком жизненном пути. В молодости она была замужем за офицером-снабженцем танковых войск, которому удалось уцелеть и даже избежать тяжелых ранений, находясь в действующей армии всю войну. Эшелон, с которым её с сынишкой Димой эвакуировали, не доезжая Волги, разбомбили, когда гитлеровцы быстро наступали. Каким-то чудом, причём с помощью немецкого солдата, удалось переправиться через широкую реку, снова оказаться среди своих и продолжить путь на восток. Запомнилась и переправа через Обь в тот на редкость холодный июнь. Лодочник огорошил эвакуированную из, как тогда говорили, России словами: «В Сибири, милая, зима длится 12 месяцев». На вопрос, а сколько же приходится в году на лето, он сказал: «Сама и посчитай... О том и речь, что настоящего лета здесь не бывает...»

В деревне, до которой из Новосибирска все 100 километров добирались на подводах, они нашли приют у вдовы, сын которой Петр был призван на фронт, не успев до конца отбыть восьмилетний срок заключения за то, что застрелил из охотничьего ружья жену, оказавшуюся средь бела дня в постели. По колыханию занавески на окне ревнивец заподозрил бегство чужака и в порыве ярости учинил расправу. По суду ему дали 8 лет колонии строгого режима. Дочь от того брака Биту забрали родственники в деревню в другом районе. Она стала гостить у отца и мачехи через много лет после, уже став солидной дамой. Зла за пережитое без мамы и отца в детстве и молодости на этих простых людей она не таила. По возвращении с фронта хозяина дома Петр и Ксения поженились и не чаяли вроде бы души друг в друге, покуда любвеобильный «молодожен» не начал задерживаться после работы в компании с приезжей выпивохой. Как-то она решила проучить неверного мужа и, несмотря на то, что была сильно беременной, пустилась за ним и его подружкой в погоню всё с тем же ружьем, как обычно висевшим над супружеской кроватью. Она даже выбила топором дверь в старой баньке на краю деревни, где прятались Пётр и соперница, но те убежали через окошко. Когда муж вернулся в дом и начал подтрунивать над ней, мол, чего ты ружьем могла сделать, оно же не заряжено, Ксения предложила ему заглянуть в патронник. Переломив ружье, Петр остолбенел и побледнел, увидев там заряженный им же самим патрон с увесистой пулей на лося... С тех пор Петр не решался на измену. Однако пить не бросил. И это довело его снова до тюрьмы. Работая приемщиком в заготконторе, он порой держал при себе значительную денежную наличность. Знакомый собутыльник в соседней деревне вывернул как-то его карманы, предварительно напоив до предела, затем посадил в конные сани, позаботившись путем снятия валенок о быстром замерзании седока насмерть на лютом морозе. К счастью, лошадь, выросшая на подворье, без понукания довольно быстро доставила сани с чуть теплым хозяином к родному порогу. Для возмещения недостачи пришлось продать и ту лошадь, и обеих коровёнок, и телят, и многое чего еще. Нескольких рублей не хватило. Суд был скорым. Дали почти столько же, что и в прошлый раз, то есть семь лет исправительной колонии. Оставшись с дочуркой-крохой, сыном-школьником и больной свекровью на руках, без живности на подворье и картошки в подполе, Ксения вспомнила о первом муже, у которого давно своя семья, и по совету знающих людей стала слать по инстанциям просьбы разыскать того и взыскать алименты за несколько лет. На удивление быстро эти просьбы были удовлетворены. Хоть корову купили на те деньги, пережили трудные времена. Выручал окружающий деревеньку роскошный лес со всеми его дарами: ягодами, грибами, кедровым орехом, дичью, а главное — рыбой в лесных и пойменных озерах, Оби и её старицах. Печи топили хворостом и дровами. На опушке денно и нощно работала смолокурня. Местные жители из тех, которым в данный момент дозволялось не работать на государство, порой с утра до захода солнца пропадали в чаще леса за сбором дикоросов или хвороста. Частные порубки жестко пресекались, поэтому многие обходились для топлива упавшим сушняком. Одну молодую женщину обвинили в убийстве собственного ребенка, когда она возвратилась из леса без него в отчаянии разыскать сошедшего с тропинки у неё на глазах мальчика. Тогда долго не разбирались. Отправили несчастную куда подальше. Реабилитировали через пару лет лишь после того, как эксперты-криминалисты в самой Москве установили причину смерти ребенка от рыси, оставившей прижизненные следы когтей и клыков на детском черепе, случайно найденном Димой — сыном Ксении. При сборе клюквы тот увидел, как сопровождавшая их собака выкопала из-под мха маленький человеческий череп...

Ну и времечко было! Правоохранителям без того словно бы не хватало реальных страшных преступлений, и они отдавали под суд и подвергали суровому наказанию по первому же подозрению. Как говорится, бей своих, чтобы чужие боялись... Когда от имени правительства в хрущевские времена кем-то из местных ретивых руководителей было приказано ликвидировать скот на подворьях, даже в этой деревеньке, затерявшейся в стороне от наезженных дорог, так и сделали, несмотря на жаркую погоду, когда невозможно было ни продать, ни сохранить мясо. Теперь-то мы знаем, что таковы неизбежные уродливые проявления однопартийного государственного устройства. В те же времена у людей, скорее всего, отсутствовали как варианты поведения, так и адекватное понимание происходящего.

Отбыв срок, Петр Парамонович возвратился на родину, в дом, построенный когда-то в молодости своими руками. Он был старше Ксении на несколько лет. Когда она родила сына Павла, ей было 48 лет. Поначалу супруги переживали, доживут ли до его возмужания. Дожили. Довелось и на внучек и внуков полюбоваться. Такие вот судьбы...