Высокая судьба

В зрелом возрасте пришлось менять дату рождения. Отец будущего писателя так и не увидел сына, поскольку был репрессирован в 1937 году, а после реабилитации не вернулся из сталинских лагерей. Беспризорничая с малых лет, мальчонка исколесил чуть ли не весь СССР. Рано начал взрослую трудовую жизнь. Был каменщиком, рабочим сцены в театре оперы и балета, токарем-револьверщиком на инструментальном заводе, слесарем-сборщиком на заводе им. Чкалова. Отслужил, как водится, в армии. С начала 70-х занимается интеллектуальным трудом — работает корреспондентом газеты «Советская Сибирь», референтом бюро пропаганды литературы и искусства, а по окончании Новосибирского юридического факультета свыше 30 лет преподает гуманитарные дисциплины в вузах, получает ученое звание доцента. И буквально не «вылазит» из архивов, государственных и ведомственных, накапливая материал к будущим книгам. Главные из них: историческая повесть «Дорогие мои», исторический роман «Сибирь святая» (первые две части трилогии об освоении сибирского края), остросюжетный роман «Император», сборник рассказов-бывальщин «Новониколаевские торочки». Анатолий Садыров — член Союза писателей России.

А теперь собственно интервью, которое родилось не «единовременно», не по случаю, не в одночасье; вопросы копились годами.

— Анатолий Жамалиевич, вот уже более сорока лет вы работаете в государственных и ведомственных архивах. Что послужило толчком?

— Кажется, весной 1967-го довелось мне выступить в главном лекционном зале общества «Знание» города Новосибирска (в помещении тогдашней партшколы). Сообщение мое касалось истории освоения Сибири. Так получилось, что присутствовало всё руководство общества, включая академиков, председателя правления А. А. Трофимука и члена правления А. П. Окладникова. Уж не знаю, чем моя скромная персона заинтересовала учёных с мировым именем, особенно Окладникова, чьи труды по древней истории Сибири, Дальнего Востока, Монголии, Средней Азии уже были широко известны, но только пригласили они меня к себе в гости, в Академгородок. Там в неофициальной обстановке я имел дерзость заявить моему знаменитому оппоненту, что знаком с его публикациями и в истинности некоторых моментов испытываю определенные сомнения. «Коль сомневаетесь, так выясните», — ответил мне тогда Алексей Павлович. «Но я к истории отношения не имею. У меня к истории интерес только потому, что я не знаю её». «Не знаете, так познайте». И через месяц под впечатлением от нашей беседы я пошёл в архив.

Постепенно понял, что не должно быть к истории классового или идеологического подхода: история сама по себе объективна, не годится ей обслуживать узкогрупповые интересы. Не чья-то служанка она, но жрица истины. Историю время от времени пытаются переписывать, но тщетное это занятие. По большому счёту, переписать её невозможно.

— На открытии выставки «Архивные документы в творчестве писателя Анатолия Садырова», приуроченной к празднованию 90-летия государственной архивной службы России, директор Государственного архива Новосибирской области Ольга Константиновна Кавцевич отзывалась о вас в превосходных тонах… С этим архивом у вас особые отношения?

— Да, если так можно выразиться, это мой базовый архив. Но я работал и в архивах Владивостока, Улан-Удэ, Иркутска, Читы, Тюмени, Кургана, Таганрога, Ростова-на-Дону. В Ленинградской области — на заводах «Электросила» и «Светлана», Сестрорецке, Разливе, Выборге. В Москве и Подмосковье. В Подольске (архив Министерства обороны), архивах ЦК КПСС и Академии наук СССР, в хранилищах древних актов, в Люберецком архиве, где хранится переписка директоров заводов с Максимом Горьким. Уникальность последнего в том, что здесь хранятся бесценные документы о крупнейшем заводе боеприпасов, созданном на основе коммуны № 2. Из 5000 осуждённых, проходивших в коммуне перевоспитание начиная с 1929 года, впоследствии получились крупные инженеры, учёные, руководители предприятий. С полгода там сиднем сидел. А в Оренбурге в фондах, посвященных истории пугачёвского восстания, мне посчастливилось листать документы с пометами Александра Сергеевича Пушкина. Когда держишь в руках подобные бумаги, словно ощущаешь биение человеческих сердец людей из далекого прошлого, примеряешь на себе их нелегкую судьбу. Ощущение, которое трудно с чем-либо сравнить…

— Ваша первая повесть «Дорогие мои» — об освоении Сибири, о непростых взаимоотношениях коренного населения и русских. Один из героев повести наставляет внуков: «Повсюду в Сибири живут татары. Хотите жить в мире и дружбе с ними — знайте их язык, уважайте их обычаи»…

— Скажу больше. Тема дружбы народов стала главной и для новой моей книги, пока еще ждущей своего издателя, романа «Осетровые ямы». Там главные персонажи — чатские татары и казаки из Умревинского, Чаусского и Уртамского острогов. Географически это граница нашего Колыванского района и Томской области. Освоение земель за Уралом отнюдь не напоминало колонизацию белыми поселенцами американского Дикого Запада. Те истребляли индейцев или загоняли их в резервации. В Сибири же русские и коренное население, в нашем случае татары, стремились жить в согласии и добрососедстве. И охотно роднились.

— Ваши книги густо заселены крестьянами, горнозаводскими рабочими, священнослужителями, купцами, представителями иных сословий. И что — ни единого вымышленного персонажа?

— Ни единого! И ни единого выдуманного факта или события. Художественный вымысел сведен до минимума, и касается это преимущественно реконструкции характеров моих героев.

— Но уместен ли подобного толка документализм? Не суховато ли выходит? Окажись на вашем месте какой-нибудь Роберт Луис Стивенсон, уж он-то бы развернулся. Ведь в судьбах ваших героев такие крутые повороты случаются, что, кажется, грех волю фантазии не дать…

— Видите ли, приключенческий жанр призван читателя развлекать, и тут для выдумок простор неограниченный. Я же пишу историческую прозу, основанную на подлинных событиях. Это литература совершенно иного рода, призванная не ублажать читателя, а давать ему пищу для размышлений. На территории не только Новосибирской области, но и всей страны, и даже за рубежом, живут потомки героев моих книг. Тех, кто рожал и воспитывал детей, хлебопашествовал, злато-серебро для казны государственной добывал, живота не жалел во имя земли русской, верой и правдой служил Отечеству и на поле брани, и на духовном поприще. И я считаю первостепенным своим долгом донести до современников всю правду о пращурах их. Пусть задумываются, сравнивают, проводят параллели. И хранят историческую память. Без неё мы безродные.

Многие ли из нас знают о том, что в те далекие времена, несмотря на высокую детскую смертность, население Сибири (сегодня оно продолжает сокращаться) неуклонно прирастало естественным путем? Типичный пример. Есть в Тогучинском районе деревня Кудрино, основанная в 1792 году. Первыми поселенцами были Семен Семенович Кудрин с женой Агафьей. В 1804 году семья насчитывала двенадцать человек, в 1824-м — тридцать два, в 1851-м — шестьдесят. За более чем полвека ни один ребенок в семье не умер! Такая вот демография.

Помимо этого, Семен Семенович имел обыкновение в жены сыновьям брать татарок, а дочерей замуж отдавать за татарских парней. Так исторически сложился русско-татарский род Кудриных, из которого вышло немало замечательных людей. Кстати, наш выдающийся народный композитор-песенник Николай Михайлович Кудрин ведет свой род от Семена Семеновича. Кто не помнит его песен «Хлеб — всему голова», «Деревенька моя», «Перепелка»…

В наше время, когда сердце разрывается от того, что вокруг полно брошенных детей, сиротствующих при живых родителях, не странно ли открыть для себя, что вплоть до 1919 года, когда Гражданская война уже была в разгаре, на территории Западной Сибири не существовало ни одного детского приюта. Не знали наши предки подобных казенных заведений. Издревле все дети, лишившиеся родителей, проходили через восприемников, через крестных отца и мать (кума и куму), которые воспитывали их как родных. Решало общество. Если восприемники по каким-либо причинам не подходили, выбирали другую семью. Всё имущество сирот оставалось за ними, и по достижении совершеннолетия они, выражаясь современным юридическим языком, вступали в права наследования. Вот вам истинно высокие нравственные устои.

А вы говорите: дать волю фантазии…

И неинтересно ли вам узнать, что с XVIII века в Сибири существовала система социального обеспечения — государственные пенсии? Государыня Елизавета Петровна, во владение которой перешли от Демидовых Колывано-Воскресенские горные заводы, с 1747 года назначала пенсии лучшим мастеровым, а также служивым, отличившимся при перевозке серебра из Сибири в Санкт-Петербург. Постепенно категория пенсионеров расширялась. Солдатским вдовам, например, с 1796 года выплачивалось по пяти рублей в год. Вспомоществование ощутимое, если учесть, что живая курица стоила копейку, пуд муки — от 13 до 15 копеек, пуд мяса — 80—90 копеек. Самим бывшим солдатам пенсии выплачивались при условии, если они были награждены орденом Святой Анны II статьи или орденом Святого Георгия II статьи. Вся эта информация сосредоточена в архивных хранилищах.

— Будучи человеком светским, во второй книге трилогии об освоении Сибири вы воссоздали историю семейства потомственных священников…

— Я не мог не отдать дани благодарности Русской православной церкви, которой пращуры наши обязаны лучшими своими духовными качествами. Любовью к родной земле, к детям своим, верой в добро и справедливость, способностью незамедлительно, без колебаний откликаться на чужое горе, сострадать… Счастлив, что первые две книги трилогии вызвали живой читательский интерес. Была большая почта. Писали потомки Кривощёковых, Ивановых, Вершининых, Щукиных, Огневых. Откликнулась и матушка Екатерина (в миру Елена Александровна Бальва), настоятельница Красноярского Свято-Благовещенского монастыря. Кстати, из рода Бальв, помимо священнослужителей, вышли учителя, врачи, военные, дипломаты…

— Увидит ли свет последняя книга трилогии?

— Роман «Серьги императрицы» близок к завершению. Первые шесть глав в 2007 году опубликованы в сборнике «Лебединый клик», вышедшем в серии для библиотек Новосибирской области при финансовой поддержке областной администрации.

— У вас есть автобиографический рассказ «Два письма Сталину». Правда ли, что первый секретарь обкома партии Михаил Васильевич Кулагин принял личное участие в вашей судьбе?

— Чистая правда. Приехал ко мне в Коченево, увез в Новосибирск, устроил в 10-ю школу, дал жильё. Вообще это был незаурядный человек. Во время войны следовал через наш город в Кузбасс эшелон с эвакуированными детьми-сиротами. За несколько часов стоянки ребятишек не только обогрели-накормили. Кулагин провёл оперативное совещание, на вокзал пришли горожане, в том числе советские и партийные работники, и разобрали всех детей по домам. Сам Кулагин и супруга его Полина Сергеевна удочерили и воспитали девочку по имени Алла.

Как видите, даже в самую лихую годину в жизни находится место добру. Но и злу, к сожалению, тоже. Помните коченевского партчиновника, который приказал беспризорника Пашку выдворить за пределы района лишь за то, что парнишка посмел пожаловаться Сталину на свою жизнь? «Товарищ вождь, пошли мне деньжат. Я одежонку себе приличную куплю и в школу пойду учиться»…

— Анатолий Жамалиевич, а можно ли раскрыть одну вашу жгучую тайну почти семилетней давности?

— Да нет у меня тайн…

— Зачитываю: «В ознаменование 419-й годовщины Сибирского казачьего войска и за активную поддержку казачества Сибири решением Ставки Верховного атамана Союза казачьих формирований Российской Федерации от 4 декабря 2001 года полным орденским бантом «За заслуги перед Отечеством и казачеством» I, II и III степеней награждается… имярек». Нужно ли говорить, кто?

— В исторической повести «Дорогие мои» я постарался показать истинную роль казачества в освоении Сибири на примере атамана Ерофея Иванова и его сподвижников. Думаю, что это у меня получилось. Может быть, потому и был награждён тем самым «полным орденским бантом». Мне было радостно принять эту награду ещё и потому, что в романе «Серьги императрицы» мне удался образ потомка казаков Никиты Евсеевича Огнева, ставшего полным георгиевским кавалером.


…Прервем наше интервью и вернемся к юбилейной выставке, открывшейся 30 мая и всё еще действующей в уютном холле на втором этаже областного архива. В экспозиции представлены не только богатые письменные свидетельства XVIII — XIX веков и материалы биографии писателя. Со старинных литографий и дагерротипов смотрят на посетителей наши славные земляки, солдаты времен Очакова, русско-турецкой войны 1887 — 1888 годов, русско-японской 1905 года, Первой мировой. Множество имён. И в их числе герои первой «германской» войны, полные георгиевские кавалеры Шурыгин из Кирзы Ордынского района, Шубин из Колывани. Солдаты, в надежности которых Отечество не единожды убеждалось. Это материалы к новой книге, условно названной «Военные торочки». Её писатель планирует выпустить к 65-летию Победы советского народа над фашистской Германией.
Параллельно Анатолий Жамалиевич работает над романом «Мальцевская падь», события в котором начинают разворачиваться в 1756 году.
В день открытия выставки, на встрече с писателем, вылившейся в читательскую конференцию, в читальном зале архива яблоку негде было упасть. Многочисленные рядовые почитатели его таланта, коллеги-писатели, архивисты, музейные работники, представители районов области, на территории которых разворачивались события садыровских книг, более часа внимали вдохновенному рассказу Анатолия Жамалиевича о наших замечательных предках — людях такой обычной и вместе с тем высокой судьбы.
Потом были многочисленные вопросы и поздравления с юбилеем. Немало теплых слов было сказано и в адрес супруги-сподвижницы писателя Полины Васильевны. За письменным столом она секретарь-референт, а в частых автомобильных поездках по местам, где некогда обитали персонажи его книг, — штурман-бортмеханик.
Юбиляру преподнесли трогательные подарки. Например, новосибирец Евгений Семенович Пинчуков — собрание русских песен и романсов числом более 750, записанных на 32 дисках!
Крепкого вам здоровья, Анатолий Жамалиевич! Пусть исполнится всё, что вы задумали.