Василёк из военных лет

Пора стояла сенокосная, и нас отправили в Ачинск заготавливать сено. Подъезжая к пункту назначения, из окна вагона я увидел красивейшую картину: над полями и лугами виднеется церквушка, чернеют крыши домов, покрытые пластами. Рядом с железной дорогой вьется, пропадая в зеленых, освещенных солнцем лугах, тонкая ниточка накатанной полевой дороги, в вагоны врывается влажный, пахнущий сеном, воздух.

На второй день нас отправили на сенокос в пойму реки Чулым. Про то, что такое орудовать косой-литовкой, долго писать не буду. Это надо самому испытать. Скажу только, что мы, здоровые ребята, к концу дня разбредались по палаткам и моментально засыпали. А утром наш командир майор Чернов никак не мог добудиться с первого захода: только поднимет одних, а пока дойдет до следующих — разбуженные снова храпят. Командир ругался матом, а мы его не боялись. По правде говоря, на этом необъятном лугу «служивые» одичали и частенько забывали, что идет война: радио в поле не было, газет нам не привозили. А если бы даже и привозили, не уверен, что у нас нашлись бы силы их читать.

Председатель колхоза остался доволен работой и даже расщедрился на несколько дней выходных, пока валки подсыхали. Нас, матросов, человек двадцать, расселили на окраине города. Я определился в деревянном доме-пятистенке, где жила небольшая, дружная семья: имеющий бронь как железнодорожник хозяин лет сорока пяти, хозяйка Марфа — медсестра в Ачинском госпитале, их дочь Даша, старшеклассница.

Даша очень любила цветы, садила их, заботливо ухаживала. Однажды она меня решила познакомить со своими нежными питомцами.

Солнце, как ценитель всего красивого, очень удачно подсвечивало цветы. Невозможно было не восхититься перламутром гордых гладиолусов, изумительной расцветкой нежных астр, каждая из которых настоящая мини-звезда, прелестью пышных пионов.

И вдруг... Рядом с этой дивной красотой скромно пристроились небесно-голубые васильки. Я подошел к василькам. Сразу в памяти воскресли малая родина, детство, где я бегу босиком по траве. И мама, дающая мне кружку с парным молоком. И отец, с которым мы жнём рожь. На золотистом море колосьев капельками летнего неба синеют васильки.

От родителей я знал, что с этими скромными цветами у славян связано два празднества: «Пошел колос на ниву» и «Именинный сноп».

Первый отмечался, когда на ниве появлялись первые колосья. Во время этого праздника молодёжь собиралась на окраине села. Парни и девушки становились в два ряда друг против друга, брались за руки, а по рукам, как по мосту, шла убранная васильками и лентами совсем юная девочка. Пары переходили из последних рядов в первые до тех пор, пока девочка по их рукам не добиралась ко ржи. У нивы она сходила на землю, срывала несколько колосьев и бежала с ними в село, где ее дожидались родители.

Праздник «Именинный сноп» проводился в конце лета. Женщины выходили с хлебом-солью зажинать ниву. Вязали первый сноп, украшали его васильками и ставили в красный угол дома. Первый сноп и носил название именинника.

…Я вынырнул из реки воспоминаний. Передо мной всё те же васильки и Даша.

— Да ты, душенька, и есть василёк! — сказал я маленькой повелительнице цветов.

— Тогда зови меня Васильком, — улыбнулась она.

День был жаркий, и мы с Васильком побежали к реке. Плес чуть пониже берегов Чулыма был огромен и тих. Над ним кружили ласточки, хватая на лету комаров. На том берегу уже качался прогретый воздух над песком. И река, и лес, и птицы, поющие рядом, и весь этот июльский день казались трепетно прекрасными, как акварельный рисунок.

Даша легкой поступью спускалась к воде. А я, отстав от нее, зашел за кустарник и смотрел, как легкий ветерок развевал ее короткую юбочку и еще больше обнажал ее красивые ноги.

Глядя на свой Василек, я забыл обо всем на свете. Я забыл об акварельном рисунке природы. Я забыл о жестокой войне, лишающей людей жизни. Я забыл, что через два дня вернусь на заготовку сена, буду метать стога, сгребать валки. Да какое мне дело до войны, голода и тяжелого труда? Здесь и сейчас я любуюсь недоступной вселенной, принявшей образ юной девушки.

Вскоре и я спустился к Васильку. Протянул руки, обхватил ее голову и нежно поцеловал Дашу, свой первый Василек. Она не противилась, и мое счастье было таким необъятным, таким неожиданным и смелым. И даже её вопрос: «А если бы нас кто-то увидел? Что люди подумают?» — меня не смутил. Я вскочил на ноги и закричал на всю округу что-то призывное и радостное. Для меня весь мир был усеян васильками.

— С ума сошел! — возмутилась Василек. — Ты совсем еще мальчишка, ты не вырос!

Потом мы целовались без стеснения, потому что прятались в лесу, и никто нас не видел. Кроме неба, берез, сосен да бабочек.

…В моей жизни было много других радостей. Но я часто думаю о том счастливом лете, когда мне было восемнадцать лет. Счастливом, потому что в моей памяти война, голод, тяжёлая работа блекнут перед васильками, Васильком и первым поцелуем.