I. Моя глава шестая

Впрочем, в пятнадцатилетней головушке вовсю дул ветер, и там не было места черным мыслям. Эти ветры оптимизма изо всех сил раздували многие добрые люди, встреченные на пути в ту пору...

5 августа 2008 года у меня намечался юбилей. 4 августа мы похоронили моего брата. Ранее никогда ничем не болевший, он умер от рака. Более полутора лет мощнейшая иммунная система, заложенная столетними предками, преодолевала недуг, и все это время мы ждали чуда. Но не нашлось у нас такой белой-белой сумки с чудодейственными лекарствами...

Все-все на свете самые сильные лекарства способно заменить только одно, изобретенное чутким сердцем, — «капли умной любви». Они всегда в страшном дефиците, потому что «заводы» по их производству постоянно загружены другой работой. Наверное, полезной, нужной, денежной, перспективной, любимой...

Подписуюсь, ибо верно!
Каждый человек— это целый мир. Судьба каждого может стать учебником для последующих поколений. Если вообще чужой опыт может кому-то послужить. А почему нет? Искусство во всем его многообразии прежде всего претендует на положительный ответ, воспроизводя бесконечный ряд типических героев всех времен и народов.

Мысли, соображения каждого могут кому-то помочь. Оттого и впадают в искушение поделиться этими самыми мыслями и соображениями. Большинство — устно.

Для журналиста писать — естественное отправление деятельности ума, души и сердца. Писать, как правило, о других. Иногда — о себе. Впрочем, для журналиста «о себе» бывает только в контексте общественного бытия: уж слишком он погружен в него, зачастую объясняя и свою судьбу этим контекстом.

«Главу шестую» пишу для своих друзей и врагов, если они у меня есть. Перефразируя Вольтера, можно сказать: если нет, их следует выдумать. Все человечество этим льстит себе, следуя китайской поговорке: мертвую собаку не кусают. И чем более ты собака живая, тем сильнее искушение у полумертвых кусать тебя. Впрочем, вы бы сильно удивились, а может быть, даже обиделись, если бы узнали, как мало думают о вас другие люди. Заметьте, не я сказала...

Но более всего меня заставило взяться за перо щемящее чувство бесконечной благодарности огромному числу людей, которые помогали, вели меня по жизни совершенно бескорыстно. И которых я никогда не смогу отблагодарить в должной мере. Как и те, кому помогала я и от кого никогда не жду благодарности, понимая, что уже счастье, если есть возможность поддерживать такую эстафету...

Этот очерк не вместит бесчисленных имен и сюжетов, заслуживающих моего признания.

...Необыкновенный заряд любви и счастья жить принесли в нашу сельскую школу выпускники культпросветучилища (ныне колледж культуры). Они учили нас танцевать бальные танцы, организовали оркестр народных инструментов. Нас учили шить, вязать, рисовать, плести, лепить... Пионервожатая отплясывала с нами чарльстон, а большие перемены стали танцпаузами, возможности которых использовали не только ученики, но и учителя.

Разве забыть соседку Веру Петровну Мишенину?.. Когда вся деревня печалилась, что я умираю, она написала письмо новосибирскому профессору Андрею Илларионовичу Боровинскому, и из его клиники пришел вызов на обследование и лечение!

Как хочется сказать запоздалое «спасибо» педагогам вечерних школ № 32 и № 6 за то, что в этих учебных заведениях царила атмосфера удивительного сочетания требовательности и душевности. Заметив, что я стремлюсь к большему, чем получение аттестата, учителя муштровали меня, заставляя сдавать и пересдавать, пока не добивались отличного знания предмета. Именно благодаря их настойчивости я после вечерней школы с первого захода поступила в вуз.

На вступительном экзамене по устному русскому мне попался трудный билет. Видя мое абитуриентское замешательство, преподаватели сначала спросили, какую школу я окончила. Вечерняя, несомненно, вызывала и сочувствие, и уважение. Затем они решили посмотреть мои практические знания — оценку за сочинение. Она не была пока известна ни мне, ни им. Увидев, что там «отлично», они помогли мне найти верный ответ и на теоретический вопрос.

— Хорошо вам, вы любите работать! — так мы, студенты, говорили новосибирскому поэту Александру Романову. Он, смеясь, отвечал:

— Добиваюсь взаимности. — Это заставляло нас задуматься...

Часто слышала, как тяжело работать, если руководитель — самовластный мракобес. Но я ни единого плохого слова не могу сказать обо всех своих руководителях. Ни о державшем нас на расстоянии редакторе «Молодежки» Викторе Овчарове, ни о добрейшем, мудром Николае Безрядине, который поощрял все мои инициативы в первый год работы в «Советской Сибири».

Разве забудешь благородство «партократов» из отдела пропаганды обкома КПСС Виктора Бабакова и Ивана Елкина с их тонким юмором, внимательным отношением к людям? Искренний, порывистый и кристально честный Геннадий Аверьянов тоже в свое время был «просеян» через обкомовское сито и чуть было не подвергся чистке в стиле 37-го года в перестроечное время. Труд был и остается для них самой высокой ценностью. Сам по себе. Не связанный с темой «хапка».

Алексей Жаринов — нынешний главный редактор нашей газеты — тоже из когорты тех времен, когда кадры не просто отбирались, а ковались. Но зато потом к ним уже ничто не могло прилипнуть: ни наветы, ни скандалы... Потому что стержневая преданность делу не может быть ничем и никем замутнена: ни неизбежными ошибками, ни недовольством нерадивых подчиненных, ни любителями подкопа репутаций...

Хороший руководитель — это как биение сердца: не замечаешь его работы и волен в своем творчестве.

А сколько было мимолетных встреч с добрейшими людьми, которые бескорыстно помогали, говоря, что им это ничего не стоит?!

Память «вырывает» из пучины времени лишь несколько эпизодов, оценить значение которых для судьбы невозможно. В том числе и горький опыт — его уроки тоже не проходят даром. Некоторые «гвозди», торчащие в сердце, я и не пытаюсь шевелить. Каждая душа лелеет свои «потемкинские деревни», а то, что называют «потемками», навечно закрыто даже для разговора с самим собой.

Формирует судьбу человека некая огромная семья, в которой влиятельным остается слово не только родителей, но и Родины, не только друзей, но и врагов, не только реально встреченных персонажей, но и тех, кто выразил свои мысли и оставил их нам для прочтения сотни, тысячи лет назад...

Простая евангелическая заповедь о том, что каждый встреченный на пути человек не случаен, верна до боли.

Психологи давно (и справедливо!) утверждают, что в психомире всегда соблюдается баланс «плюса» и «минуса». Это касается и переживаемого нами (за белой полосой наступает черная), и творимого нами (принцип бумеранга): что послали в мир, вернется к вам же той же мерой. И библейское «око за око» — не что иное, как тысячелетние наблюдения наших предков. Каждый из нас — проживший хотя бы полвека — и сегодня может сказать: подписуюсь, ибо верно!

Недаром в старину глубоко верующий человек говорил обидчику: я буду молиться за тебя! О чем? О спасении, так как понимал, что чем-то он — скорее всего, неосознанно — задел, спровоцировал другого на такое поведение. Чувствуя свою невольную вину, обиженный жалеет грешника, страшится божьей кары для ближнего своего, стремится поддержать его молитвой. Когда молишься за другого, Бог слышит лучше — это еще одна проверенная легенда христианства.

Большинству из нас не свойственно сознательно наносить кому-то удары. Но даже то, что мы творим из эгоистических побуждений, преследуя свои цели, не учитывая (а надо не только учитывать, но и предпочитать — ибо: воздастся!) интересы других, не остается безнаказанным.

Чем сильнее торчат уши
Выпадение из детства сопрягается с удивлением, что твои новые туфли могут не всех радовать. А за полученные пятерки одноклассник вполне может огреть тебя учебником по «тыкве».

Примерно на этой стадии приходится делать выбор. Либо покупать новые туфли, очень похожие на старые, и получать тройки с плюсом. Либо набраться смелости ходить в яркой обновке и с оценкой «отлично» в дневнике.

Впрочем, сплошь и рядом жизнь, то бишь природа, не предоставляет возможности даже для такого самостоятельного выбора. Многим просто не хватает для этого силы характера. Счастливые (или несчастные? — это так условно!) обладатели оного с детства получают ярлык «поперечного» да так и прут до конца жизни под этим знаменем, удивляя окружающих своей неуемностью.

Из великих примеров: даже самые благожелательные люди говорили о Рудольфе Нуриеве, что он обладал удивительной способностью наживать себе врагов. Сильный, наделенный уверенным талантом человек, как правило, идет «поперек»: ему назначено нести свой крест.

Остальных как фотонегатив «проявляет» окружающая среда и нарекает (обрекает): ты — такой-сякой, а не какой-то там.

Меня «проявил» одноклассник Сашка Ховрин, которого «для успокоения» подсадили ко мне соседом за одну парту. Когда у него не случилось приличного повода «для побеситься», он с видом лечащего врача потрогал мои уши и заключил: какие тонкие, таких нет ни у кого. Для подтверждения диагноза он пригласил из нашего же класса ряд экспертов, и каждый счел необходимым удостовериться в необычной форме ушей.

До сих пор этот эпизод из раннего школьного детства ставит меня в тупик: зачем им это было надо? Для меня любое прикосновение к чужому телу связано с трудно преодолимым препятствием: этот сосуд для бессмертной души всегда представлялся мне достаточно священным, чтобы походя его «мацать», как говорила моя бабушка Федора Фоминична.

Видимо, это было надо не детям. Сама судьба вмешивалась в отношения соседей по парте — тихой отличницы и буйного троечника, стремясь «замесить» в своем котле как минимум «среднеарифметическое».

...Через десять минут мои уши горели как два фонаря, навсегда осветив мне путь. Если таких ушей нет ни у кого, то спрятать их, затаиться в уголке жизни не получится, как бы она ни закапывала тебя. А зависимость тут прямая: чем сильнее торчат уши, тем с большим остервенением обстоятельства отрывают их от головы хозяина. Приходится балансировать: то подтверждая, что ты имеешь право на такие уши, то делать вид, что сам закапываешься, дабы обмануть судьбу.

В бесполезности таких усилий убеждаешься, когда они в самом деле становятся бесполезными.

Однажды моя юная коллега Танечка Липкина брала у меня интервью и откровенно не поверила, что я выучилась читать по заголовкам «Советской Сибири». Для нового поколения маловероятны тот быт и та жизнь, которые характеризовали 50-е годы прошлого века.

Мой отец, Иван Титович, был учителем, коммунистом, депутатом, а это значит, что газеты «Правда» и «Советская Сибирь» стали членами нашей семьи.

Мой дедушка — Тит Афанасьевич — из крестьян, ровесник Ленина, и всегда подчеркивал этот факт, тем более что дед был не просто грамотным человеком. Он очень любил читать, особенно газеты.

Дед звал меня Мизюлькой — извлекая из своего крестьянского лексикона такое словечко, означавшее «прибитое морозом зерно». Рядом с моим толстым чернявым старшим братцем Игорьком я, беленькая, тощенькая, так и выглядела. Разбойного братца дедушка гонял прутиком. Меня баловал. Когда читал газету, усаживал на колени и заставлял по буквам разбирать заголовки. К пяти годам я уже бегло читала и помогала папе делать вырезки из газет, когда он готовился к политинформации.

Строить свое будущее в настоящем не представляется возможным
Я до сих пор не могу поверить в непреложность истины, что планета Земля несется во Вселенной со скоростью артиллерийского снаряда.

Я до сих пор не могу понять, что такое бесконечность Вселенной.

Каждый день, получая факты, свидетельствующие о приближении конца света, я не верю, что он наступит.

Каждый день, задумываясь о наступлении «завтра», я не вижу опоры в «сегодня».

Нашими героями были Данко, Чапаев, Маресьев, Корчагин.

Сегодня воображение малышей занимают существа, почти ничего общего не имеющие с человеческой природой: телепузики, шреки, человеки-пауки, роботы...

Мы говорили «бесшабашное веселье», у них — «безбашенное»...

Мы знали наизусть все столицы мира без перспективы побывать хотя бы в одной.

Они не знают названия даже столицы Татарстана (сюжет из программы «Такси»), но назубок выучили марки автомобилей, модных кутюрье и могут поехать к ним прямо в Париж...

Мы не управляем сегодня и не конструируем завтра. Парализация общественных инстинктов влияет и на личные планы: гражданские браки, нерожденные дети, позиционирование родственников в качестве источников обогащения...

Мы с удивлением замечаем, что сильные мира сего совсем не сильные и тоже не управляют сегодня и не конструируют завтра. Что они страшно зависимы от обстоятельств, которые нам порой недоступны для понимания в силу слабой информированности. Да и кто нас будет о ТАКОМ информировать? Лишь иногда трагические сюжеты до боли обнажают истину: ни бедный, ни богатый не защищены должным образом от роковых (рукотворных) обстоятельств.

Нам было тесно в зарегулированном государстве.

Нам невыносимо просторно в «свободной» стране.

Оказалось, что большинство не знает, что с собой делать, и, проснувшись в холодном поту, судорожно шарит вокруг себя в поисках сильной руки. Опереться, найти указанный путь, быть вместе с кем-то, в партии, банде, группировке, секте, корпоративе, «клубе по интересам (наркотикам, пиву, порнофильмам)» — да какая разница! Главное: не быть исторгнутым из каши, круто заваренной невидимыми силами.

Общественная машина, несущаяся в пропасть, никем не тормозится. Но вот мы уже и подъехали... Первыми оказались те, кто бежал быстрее всего по этому пути, набивая свои тележки добром, что удавалось урвать. Они и остановились первыми: жаль вот так грохнуться вместе с обретенными богатствами... За что ж тогда боролись? «Борцы» преградили путь «пустотележечникам», для которых смерть перестала быть страшной после такой жизни.

Те, кто с эстрадных подмостков сладко призывал нас «опиум курить и по-китайски говорить», сменили маски растлителей на лица здорового образа жизни. Стали демонстрировать свои беременные животики, свои огороды, свои полезные диеты и безалкогольные напитки. Браво! Бис! Мы обратили взор на содержимое и своих тележек. Покопавшись в них, обнаружили: во всей бессмыслице ненажитого можно обнаружить смысл и начать жить по-новому. И даже осознать себя живой плотью истории. Далеко не всем удалось донести свою плоть до пропастного рубежа, а мы увидели его, и теперь стоит жить хотя бы для того, чтобы узнать, а чем все это кончится. Проблески этого «кончится» вовсю обнаруживаются.

Американская «выкройка» полностью готова. Презентация новой модели мироустройства еще не состоялась, но это секрет Полишинеля.

Китайская модель по-восточному скрыта, там умеют не только держать язык за зубами, но и с помощью крота истории «выгрызть» изнутри все столпы заокеанской экономики.

Россия между ними, как всегда, под двуглавым орлом, символом, сколь справедливым, столь и ненавидимым прямолинейным русским народом, полагающим, что лишь дерзкая одномерность способна скрепить государство. Как это делал Чингисхан в «Монголе», прекрасном фильме Бодрова, номинированного на меченосного Оскара. Но успех Чингисхана нынче не по силам даже тем, кого — по версии Александра Блока — «тьмы, и тьмы, и тьмы». «Попробовать сразиться с ними» (нами и другими) уже нет смысла. Мы можем только исчезнуть вместе. Поэтому окопы роют уже на Луне, на Марсе, в космосе. А на Земле консервируют для неизвестных потомков семена разных культур, в том числе и семя человеческое.

Страх ожидания апокалипсиса нагнетается бесконечными ТВ-поделками в стиле реалити-шоу, где на самом деле реальны только деньги, получаемые организаторами, остальное — лишь игра заштатных артистов в «нашу жизнь». «Дома-раз-и-два», «Сексы с Чеховой» (чуткие зрители слышат, как даже небезгрешный Антон Павлович Чехов ворочается в гробу), «За стеклом», «Суд идет» и т.п.— все это заигрыш ради того, чтобы впарить зубную пасту, БАДы, виагры, средства от печени и сердца. Ну, какие-то органы еще не охвачены, значит, шоумены будут продолжать творческий поиск.

Чуть выше уровнем — поточное производство ужастиков: бытовуха, расчлененка, смакование изнасилований несовершеннолетних. Недавно прошел телесериал, где практически в режиме реального времени идет «гуманистический» процесс расследования надругательства над школьницей с такими подробностями, что неохваченных сексуальной революцией уже не останется. Искусство киномордобоя в прайм-тайме достигло апогея. Если зритель хочет посмотреть что-то, хоть отдаленно напоминающее образцы «самого массового из всех искусств», он должен потратить ночь. Там, в ночи, остаются никому не нужные попытки отстоять простые ценности в надежде на озабоченных (до бессонницы!) судьбами страны.

Правда, в последнее время каким-то чудом прорываются к аудитории такие режиссеры, как Иван Щеголев с его «Дачницей». Фильм по сценарию Николая Голикова возвращает к нормальной жизни бандита Михаила Шпагина. Много лет назад он «сдал» своего шефа Туза и после его гибели в криминальной разборке «завязал» с прошлым. Авторы фильма, следуя азам христианской морали, утверждают: мне отмщение, и аз воздам.

И те, кто когда-то предали свое поколение, а сегодня вдохновенно поют комсомольскую песню о том, что «ничто на земле не проходит бесследно», даже не подозревают, насколько это верно. «Дачница» — фильм достаточно условный, как и все искусство. Реальна месть в столь дикарском виде, как кровь за кровь через полтора десятилетия, почти невероятна, разве что у тех народностей, чей менталитет и религия исключают другой стереотип поведения. Но условность фильма лишь в формате мести, которая в очередной раз подтверждает безусловность тезиса: воистину «ничто на земле не проходит бесследно». И каждое деяние — запущенный бумеранг.

Продолжение в следующем номере «толстушки».