Верность

Он помнил тот страшный день, когда лежал, издыхая, в подвале дома с переломанными лапами, с избитой злыми мальчишками в кровь мордой, голодный и дрожащий от холода. И как она принесла его, беспородного дворнягу, на руках в спасительное тепло. Такое не забывается. Он жизнь за нее отдаст.

— Ну, домой так домой. Лапы мне помой, и я на свое место, на коврик.

Словно нехотя, выкатывалось из-за горизонта огромным малиновым шаром декабрьское солнце. Последний рассвет уходящего года. Валентина Григорьевна стояла у окна. Сколько их было, одиноких рассветов? Павлика ранило под Москвой в сорок первом. Повезло, жив остался. Списали из армии подчистую. Осколки вражеской мины в ноге и в легких всю недолгую жизнь носил. А мальчики из их класса, всем выпуском ушедшие на фронт, погибли. Все тринадцать…

Судьба поскупилась. Семейного счастья отмерила ей с Павликом — глоток. И детей не дала. Схоронив в неполные сорок лет мужа, Валентина Григорьевна жила одиноко в своей маленькой двухкомнатной квартирке. Руку и сердце предлагали не раз, и достойные претенденты попадались. Она была из той породы женщин, которых хочется оберегать, внимать каждому слову, сказанному мягким, волнующим голосом, и лететь навстречу по первому зову, исполняя любое желание. Но Павлика заменить не смог никто.

Жила работой. Занимала одну из ведущих должностей в городском управлении торговли, авторитет имела непререкаемый. Бескомпромиссная и справедливая, для себя ни одну дефицитную вещь не приобрела. Скромная домашняя обстановка отличалась разве лишь обилием цветов. Тут уж она не скупилась на траты: дорогие цикламены, пальмы, кактусы, мирты, лианы — благоухающее буйное разноцветье домашнего ботанического сада в миниатюре. Все живое для нее было свято. Она не могла даже надоедливой осенней мухи убить или агрессивного комара. Гнала в форточку: улетайте, глупые!

Подкармливала кошек и собак, брошенных на самовыживание равнодушными людьми. С появлением Тузика приятных забот прибавилось: косточку получше выбрать на базаре для любимца, ежевечерние совместные моционы добавляли радости в устоявшийся жизнепорядок. Семнадцать лет живет в доме Тузик. Для собаки возраст более чем почтенный.

Замуж Валентина Григорьевна все-таки вышла, будучи уже на пенсии. Ее избранник, старше на двадцать лет, инвалид Великой Отечественной войны, покорил несгибаемой волей к жизни. С трудом передвигающийся на опухших ногах, перенесший два инфаркта, бывший геолог, исходивший с экспедициями всю Сибирь, по выходе на пенсию стал известным краеведом-общественником. Работал в архивах страны, писал статьи по истории Сибири, публиковался в местных газетах. Похоронил жену и сына, погибшего в автокатастрофе, и остался совершенно один. В ту пору и встретились они. Сергей Петрович перенес в квартирку Валечки, только так, ласково, ее называл, коробки с архивами да старенькую итальянскую гитару — дорогую память дней ушедших. И пришло долгожданное счастье. Теплым, радостным стал их теперь общий дом. Беспрестанно звонил телефон — это многочисленные помощники докладывали Сергею Петровичу о новых археологических и исторических находках, советовались, составляли планы будущих экспедиций. Веселые, шумные, заваливались в квартиру, наполняя пространство кипучей энергией молодости. А Валентина Григорьевна была мужу и секретарем, и машинисткой, и советником, и добрым ангелом-хранителем. Горячий чайник всегда стоял наготове. Пышные, необычайно вкусные пироги с брусникой и яблоками, еще горячие, неизменно подавались гостям на старинном расписном блюде.

Тузику новый уклад жизни тоже пришелся по душе. Он радостно лаял, встречая очередного гостя, благосклонно позволял трепать себя за уши и не забывал о новой обязанности — приносить хозяину тапочки. Валентина Григорьевна, шутя, ревновала любимца: «Ах ты, душа неверная, выбрал себе другого хозяина!» «Валечка, — говорил тогда Сергей Петрович, лукаво улыбаясь, — я хоть и побитый молью, но все же глава семьи! И потом, мы оба — твои верные рыцари навечно!» Но судьба и на этот раз не расщедрилась, на три года отпустила счастья. Беда пришла внезапно. Весной, когда дурманящим белым водопадом отцветала черемуха, усталое сердце верного и мудрого рыцаря остановилось, не выдержав третьего инфаркта…

В один из летних дней, возвращаясь с Тузиком с дачного участка, Валентина Григорьевна заметила, как за ними, держа безопасную дистанцию, идет, не отставая, крупный белый пес трудно определимой породы. Что-то в нем было от дога, а может, и доберман добавил кровей. Гордая посадка головы, независимый взгляд выдавали «личность» незаурядную. Как он оказался на улице? Но видно давно бродяжничал: некогда гладкая шерсть дыбилась клочковатыми проплешинами. Пес, как привязанный, шел следом до самого дома. «Ну что, Тузик, пригласим гостя отобедать с нами?» — Тузик согласно завилял хвостом, ему ли не знать, что значит не иметь собственного дома!

После принятой ванны и насытившись миской супа с аппетитной мясной косточкой, предложенной доброй женщиной, приблудыш улегся у двери. «Что же мне с тобой делать? Как звать-то тебя, красавец? — пес, не мигая, смотрел умными глазами, предчувствуя, что в этот момент решается его судьба. — Назовем тебя Вольтером. Волька, Воленька», — и она погладила собаку по большому выпуклому лбу. Мой дом, понял пес и заснул.

И понеслось счастливое лето. С Тузиком они стали верными друзьями. Почетным эскортом сопровождали хозяйку до дачи; гуляя во дворе, Вольтер на правах старшего охранял и дорогую спасительницу, и названого братца.

В конце августа Валентина Григорьевна уезжала на юг, к морю. В Краснодарском крае, на ее родине, в собственном доме с большим садом жила подруга-одноклассница. Она и сейчас позвонила: «Ну что, Валюша, когда встречать? А как поедешь?» Тузика она всегда оставляла на попечение соседей. А Вольтера куда девать? С ним хлопот больше, одной еды сколько надо. Обременять отзывчивых, добрых людей неловко. «С собой его бери, — разрешила вмиг сомнения подруга. — Нам собака нужна, охранять дом будет». Приободрившись, стала собираться в дорогу. И Вольку пристрою в надежные руки, решила.

Две недели пролетели, как один день. Море, фрукты, солнце. Задушевные разговоры за полночь. Оплакали в который раз своих мальчишек, вспомнив, как провожали их всем классом на войну. Домой пора возвращаться. Вольку на цепь посадили. А он, почуяв неладное, рвался, скулил. «Воленька, теперь здесь твой дом, хорошо тебе будет», — чуть не плача, успокаивала пса Валентина Григорьевна. «Не беспокойся, Валюша, привыкнет. Отвяжем, когда уедешь, а пока пусть посидит от греха подальше», — ободряли друзья. Впервые уезжала она с тяжелым сердцем с благодатной родной земли.

Вернувшись, сразу же к телефону: как там Волька? «Тоскует, — не стала скрывать подруга, — но пообвыкнет, не волнуйся». А спустя неделю сама позвонила: пропал пес, по всей округе искали. И через две недели Волька не нашелся. «Зачем, зачем я его оставила, — корила себя Валентина Григорьевна. — Он посчитал, что я бросила, обиделся и снова ушел бродяжничать». Они по-прежнему гуляли по утрам с Тузиком, но мысли о Вольке не давали покоя.

…Рассвет разгорался. Малиновый шар стал огненным, яркие лучи пробежали по стенам домов, солнечной лавой плеснулись в окно. «Что же я сижу? Тузик, подъем! Тесто надо ставить, неровен час гости нагрянут. Помнишь друзей Сергея Петровича? Новый год сегодня, придут, а как же». Она захлопотала на кухне. К обеду пироги возвышались аппетитной горкой, салаты заняли законное место в вазах, духовка истекала дразнящим ароматом зажаренного с яблоками гуся.

Кто-то скребется. Или показалось? Сняв цепочку, Валентина Григорьевна распахнула дверь. И обомлела. На площадке стоял… Вольтер. Ноги подкосились, она едва успела опуститься на низенькую скамеечку в углу прихожей. Слезы хлынули из глаз. «Волька, Воленька, — шептала она. — Как, как?.. Четыре месяца… Воленька, миленький, ты шел четыре месяца?.. Родной мой, Воленька…» Грязный, с впалыми боками, пес, исторгнув из себя не то лай, не то всхлип, бросился к ней, присел на задние лапы, передними уперся в плечи, словно обняв, и стал слизывать бегущую по щекам влагу. Она сидела, не в силах подняться. Вольтер лизнул безвольно упавшую руку и улегся у ног, положив лобастую голову на ее колени.