Чужая среди своих

С одной стороны — бездетная супружеская пара, мечтающая о тихой, безмятежной старости вдвоем в окружении своих любимых кошек. С другой — восемнадцатилетняя девчонка, сирота, не имеющая крыши над головой.

Много лет пристанищем Иринки был детский дом, где она росла и воспитывалась. Затем — училище, где она получила профессию маляра-штукатура. И вот теперь, достигнув совершеннолетия и получив профессию, она стала (по крайней мере, с точки зрения государства) взрослым, самостоятельным человеком, который должен выстраивать свою дальнейшую жизнь, работать, обеспечивать себя. Тем более, с точки зрения того же государства, квартирный вопрос для Ирины решен: у нее есть закрепленное жилье.

Как вы догадываетесь, речь идет о той самой квартире, из-за которой и разгорелись сначала судебная тяжба, а теперь и самое настоящее противостояние: чьи нервы крепче, кто сумеет выдержать и любой ценой отстоять квадратные метры, которые каждый совершенно искренне считает своими? Вот только силы оказались неравны. И даже весы Фемиды ввиду сложности ситуации, качнувшись то в одну, то в другую сторону, на настоящий момент не очень уверенно, но все же склонились в пользу сироты.


Я вошла в подъезд минут за десять до приезда судебных приставов.
Довольно чисто, по крайней мере, никаких следов пребывания здесь предыдущим вечером пьяной компании или шпаны, оставляющей после себя использованные одноразовые шприцы… И только довольно ощутимый, нарастающий по мере того, как взбираешься по лестнице, резкий аммиачный запах не оставляет сомнений в том, что в одной из здешних квартир действует импровизированный кошачий приют. Мне как-то довелось побывать в жилище бабушки, на которую ополчился весь подъезд за невыносимую вонь, источаемую ее двумя десятками кошек, за которыми не было должного ухода, — забыть царивший там запах невозможно. Поистине человеческая любовь и сердобольность порой принимают причудливые формы.

На лестничной площадке, зябко поеживаясь и тревожно вглядываясь в приближающегося человека, стояла Иринка. Она-то и пояснила мне, что запах идет из той самой квартиры, в которую ей предстояло войти в сопровождении судебных приставов. Мы накоротке поделились последними новостями. Я спросила, где девочка провела эту ночь. Оказалось, у Тани Вавиловой, тоже выпускницы детского дома, которая сама ютится в крохотной комнатке вместе с маленьким ребенком и родственниками.

Все последние месяцы, после выхода из училища, когда Иринке пришлось освободить койко-место в общежитии, она перебивалась то у одной, то у другой подружки, пока позволяли обстоятельства. А все потому, что родной дядя и его жена не соглашались пустить нежелательную родственницу даже на порог. «Им самим трудно... Я же понимаю. И не хочу стать кому-то обузой. Я работать пойду, профессия у меня есть. Но ночевать-то где-то надо», — сказала Ира. В этот момент раздался звонкий щелчок, и крайняя справа дверь на верхней площадке, шаркнув по бетонному полу, открылась. В проеме показался мужчина лет пятидесяти в простой домашней одежде и с закованной в гипс ногой. Он сначала настороженно, затем с интересом посмотрел в нашу сторону и, убедившись, что мы не мчимся, подхватив пакеты с Иришкиными вещами, вверх по лестнице и не пытаемся вломиться в квартиру, даже решил побеседовать.

Позже я поняла, чем была вызвана эта любезность: хозяев своевременно известили повесткой о том, что в десять утра прибудут судебные приставы, чтобы исполнить решение суда о вселении Иры в закрепленное жилье, и дядя, по всей видимости, принял меня за официальное лицо. Но разговора все же не получилось.

— Да какая она мне родня? Ну да, ее мать — моя сестра родная. Ну и что из того? У меня такой родни по городу знаете сколько?! Никогда она здесь не жила и жить не будет, — уверенно продекларировал хозяин.

Самое время уточнить, что же такое «закрепленное жилье». Если на момент, когда малыша или подростка изымают из семьи, он был прописан по какому-то адресу, это жилье закрепляется за ним как гарантия того, что по выходу из детского дома он не окажется на улице. Само словосочетание «закрепленное жилье» звучит весомо. На деле же частенько оказывается, что то самое, «закрепленное», старенький домик в деревеньке или городская квартира, место, где этого подросшего ребенка ждут менее всего. Там могут проживать многочисленные родственники, давно забывшие о существовании маленького человека, когда-то изъятого отсюда, чтобы защитить саму его жизнь, или … родители, в свое время лишенные отцовских и материнских прав за асоциальное поведение, но продолжающие пить и буянить, нарожавшие еще несколько потенциальных социальных сирот и успешно сдавшие и их в детские дома…

Как ни парадоксально это звучит, порой выпускнику детского дома лучше не иметь никакого жилья, чем закрепленный «свой угол», потому что тогда у него, по крайней мере, есть шанс встать на льготную очередь и получить от государства предусмотренные санитарными нормами квадратные метры. В последние несколько лет федеральная власть делала акцент на решении этой проблемы, и жилье стали давать. Бывая в сельских районах области, я задаю вопросы на эту тему и часто слышу положительный ответ: жилье выделяется, не массово, разумеется, но все же несколько человек в год из числа бывших воспитанников сиротских учреждений обретают собственное жилище.

Ира встать на очередь не может, потому что у нее есть закрепленное жилье — то, куда ее и на порог не пускают, где живут родной дядя (по маме), его жена и их обожаемые кошки. Вот уже несколько месяцев девчонка безуспешно стучит в их дверь, пытаясь отстоять свои права, но в ответ слышит одно: «Ты нам никто. О тебе государство должно позаботиться!» Словом, все то же, что дядя озвучил в моем присутствии.

Хлопнула дверь подъезда, и раздались торопливые шаги. Но это были пока не приставы, а человек, завидев которого, дядя почти сразу же ретировался в «свою крепость» — адвокат Ирины, Надежда Хохлова. Они познакомились в прошлом году на конференции выпускников детских домов, организованной благотворительным фондом «Дети России — будущее мира». Надежда Хохлова, в ту пору специалист опеки, прониклась проблемой девочки и стала ей помогать, а ныне, будучи юристом вышеназванного благотворительного фонда, как адвокат защищает ее права в суде.

Ровно в десять прибыли официальные лица. Приставы предъявили хозяину квартиры бумаги, свидетельствующие о том, что они выполняют решение суда по вселению гражданки … в данную квартиру, на что дядя показал свой документ — обращение в суд более высокой инстанции о пересмотре дела. Ему было подробно разъяснено, что в настоящий момент судебное решение остается в силе и потому процедура вселения Ирины будет продолжена. И вот мы во главе с приставами, в сопровождении понятых, входим в квартиру.

Обычная хрущевка с двумя смежными комнатами, скромная обстановка и повсюду — мяукающие друзья человека. Большие и маленькие, серо-пестрые и рыжие, диковатые и льнущие к ногам — они всюду: возлежат в серванте среди ваз и сидят на нем, по-хозяйски растянулись на стульях и прячут многочисленное потомство под ними. Даже на кухне раскормленный жирный кот занял собой почти весь посудный столик и вальяжно почесывает спину о висящие на крючках чайные чашки, недобро посматривая на непрошеных гостей. А его более молодой, поджарый товарищ привычно исследует обеденный стол, обнюхивая стоящий на нем телевизор.

Одного взгляда на диван, занимающий центральное место в главной комнате, достаточно, чтобы понять, какое «высокое положение» здесь занимают домашние любимцы. Правда, хозяин квартиры горячо убеждает, что дальняя маленькая комнатка — это его, мужская, территория, а здесь живет жена. Но слишком раскрепощенное, уверенное до наглости, поведение кошек и неистребимая серая шерстяная дымка на ткани, закрывающей диван, заставляют усомниться в этих словах. Впрочем, учитывая численный перевес четвероногих, неудивительно, что они занимают большую площадь и лучшие места. Я, пока не сбилась, успела насчитать двадцать три кошки, от больших до совсем крошечных, недавно родившихся котят. А кто-то еще копошился под диваном, кто-то забился под шкаф…

Хозяйка дома, срочно вызванная с работы мужем, вошла стремительно. В какой-то момент нервы у женщины сдали, и она с криком: «Не надо меня снимать!» попыталась кинуться на представителя службы судебных приставов, который вел видеосъемку, но была вовремя остановлена. Женщина немного успокоилась и взяла себя в руки, лишь когда пристав, взвешенно и дотошно объяснил, что поданный ею накануне протест на решение коллегии областного суда в будущем будет рассмотрен в соответствующей инстанции и не исключено, что решение будет пересмотрено, но пока оно остается в силе. Словом, Ирина должна жить здесь. Она может внести свои вещи, а хозяева обязаны в присутствии приставов и понятых передать ей один экземпляр ключей.

Глядя, как гнев и ожесточение в чертах тети уступают место растерянности и глухой, затаенной обиде, я с тихим ужасом подумала: как эти люди будут жить под одной крышей?

Я не знаю, читали ли Иришке в детском доме сказку про Маленького Мука. Там есть такой момент, когда несчастный и голодный Маленький Мук нанимается к женщине, которая обожает кошек, чтобы кормить их и ухаживать за ними, питаясь тем, что не доели они. Та история закончилась для Маленького Мука новыми унижениями и побоями… Правда, в сказке речь шла о совершенно чужом человеке, а здесь все-таки родственники.

И тем не менее я не могу себе представить, как Ира пойдет в ванную под окрик: «Наше мыло и полотенце не трожь!»… Или захочет напиться чая и перекусить, а ей не позволят прикасаться к печи и чайнику — своих-то у нее пока нет. Я даже не уверена, что ей позволят приблизиться к «кошачьему» дивану и присесть на него…

«Вон пусть в кладовке спит!» — бросил в отчаянии дядя, а тетя открытым текстом сказала, что никакого совместного проживания не получится. «И имей в виду, голубушка, если ты что-нибудь возьмешь, я тебя сразу посажу. Так и знай!» — прокричала она, и лично у меня не осталось никаких сомнений, что при малейшем подозрении именно так и будут развиваться события. Так что же произошло на наших глазах: сирота наконец-то обрела крышу над головой, отстояв свои права, или из огня попала в полымя, как говорит народная мудрость?

Мне совсем не хочется рисовать ситуацию в черно-белых красках и делать из Ириных родственников этаких сказочных злодеев. Отнюдь. Оставив пока в стороне психоделические тонкости родственных отношений, могу сказать, что это обычные люди. Их страхи, их отчаянные попытки защитить свой образ жизни я даже могу понять, ведь и для них дом — надежная крепость. Они многие годы жили одни. Свои заботы, проблемы, радости, свой устоявшийся уклад… И даже многочисленные кошки и неизбежная антисанитария, по сути, их личное дело, если соседи по лестничной клетке не жалуются. И вдруг появляется родственница, которая неизбежно нарушит этот мирок. Как убедительно заметила хозяйка, ни в нижнем белье до уборной дойти, ни поговорить без «чужих ушей». А главное — и это осознают все — духовно они друг другу совершенно чужие люди. Психоэмоциональная связь утрачена. Вы можете себе представить, что в вашем доме появляется незнакомец, с которым вы отныне обязаны считаться каждую секунду?! А меж тем Ира — молодая девчонка, она может выйти замуж, а значит, на тех же квадратных метрах появятся муж, дети…

По какой-то не поддающейся анализу логике ситуация доведена до абсурда. В этой маленькой хрущевке, помимо Иринки, зарегистрированы еще несколько человек: ее брат и сестры, племянница… Общим счетом (вместе с дядей и тетей) восемь человек. То есть если суд самой высокой инстанции окажется на стороне Иры, в дальнейшем и все остальные родственники, за которыми закреплено это жилье, смогут точно так же, обратившись в суд, вселиться на данную жилую площадь. И тут уж не только кошек будет переизбыток на один квадратный метр, но и хозяев. Ни о каком соблюдении санитарных норм жилой площади на одного человека речи не идет.

Быть может, предвидя подобное развитие событий, дядя и тетя и бьются отчаянно за свою независимость. Отсюда гневные окрики, грубость, угрозы. Иринка пока так далеко не заглядывает. Ей просто жить негде. А не имея надежного угла, трудно найти постоянную работу.

Дело сделано. Решение суда исполнено. Все юридические тонкости разъяснены. Подписи в бумагах проставлены. Ключи от двери, не без активного сопротивления, переданы. Мы удаляемся. Последними выходят приставы. Ирина, по просьбе тети, остается для беседы в квартире.

А вечером мне позвонит Надежда Хохлова, Иринкин адвокат, и скажет, что в настоящую минуту в квартире идет скандал, с руганью и нецензурной бранью, Иринка плачет и говорит, что находиться там не может и, по всей видимости, ей опять придется искать пристанище на ночь…

А в кошачьем царстве, наверное, настало время ужина. Я представляю, как это многоголосое пестро-полосатое море колышется на полу в кухне, толкаясь у наполненных кашей мисок. Кто смел — тот два съел. О чем думают хозяева — не знаю. Но, как ни взгляни, для каждого из этих людей все произошедшее — пиррова победа, когда поражение принесло бы меньше горечи. Безусловно, суд может рассудить, кто с точки зрения бесстрастного закона прав, а кто нет. Но он не может научить нас дорожить родственными чувствами, не черстветь душой и при любых обстоятельствах оставаться людьми.