Жил-был у Ниночки серенький козлик

Муж и молодой отец просто взял и сбежал, не заботясь ни о чём и ни о ком (кроме, пожалуй, себя). Был ли этот человек, оставивший детей без помощи и поддержки, оснащен такими редкими штучками, как мозг и душа?

Ниночка (иначе ее никак не назовешь), внешне кругленькая и уютная двадцатисемилетняя женщина, живёт так, что ей действительно некогда даже и голову поднять, не то что вступать в дискуссии с окружающими ее людьми в лице школьных подруг. К чести подруг, они помогают Ниночке не только советами, но и продуктами, деньгами, одеждой для малышей. Старшенькую девочку возили с собой в отпуск на море.

Подруги Ниночку любят и искренне недоумевают по поводу последних перемен в её жизни. К молодой симпатичной женщине с золотым характером прилепился мужичонка, этакий маленький серенький козлик неопределенного возраста. После работы он срастается с телевизором и смотрит все теленовости подряд с глубокомысленным выражением лица. А потом начинает разглагольствовать, нисколько не заботясь, нужны ли его длинные тирады поглощенной детьми Ниночке. Она по обыкновению молча выслушивает «серенького козлика», опустив голову. Любящий мужчина поперхнулся бы словами, увидев опущенную головку, окунулся бы в зелень ее глаз и спросил: «Что тебя тревожит, милая?».

Подруги хором поют «суровые военные песни»:

— Ну что ты в нём нашла? Нам за тебя обидно! Может, твоя любовь ходит где-то рядом, ищет тебя, а ты уцепилась за этого… типа и живешь без любви и взаимопонимания!

— Да кому я нужна с тремя детьми? — отвечает тишайшая Ниночка. — И потом, спохватываясь, спешит оправдаться: — Я ни на что не жалуюсь. Дети никогда не должны быть в тягость. Вон у моей мамы было четыре брата и две сестры, тесно не было!

Говорит это Нина, а в ее большущих зеленых глазах ожидание любви, большой и настоящей, притаилось. Да, пусть и не модельной внешности моя знакомая (не худосочная), но в Ниночкиных бездонных глазах, опушенных густыми ресницами, действительно утонуть можно. А ее светлые волосы — натуральные, никогда не знали краски! А какая хохотушка была! И ямочки на щеках (всем на зависть) до сих пор остались!

Может, я и гневлю Бога, обижаясь за Ниночку. Всё-таки здоровьем и красотой ни она, ни детки не обижены. Но нет у неё, нет этого сильного мужского крыла, которое и защитит, и согреет! Тот, кому она трёх детей подарила, не захотел понять, какое это счастье — быть отцом. Не захотел беглый ныне муженёк хотя бы половину нелёгкой ноши семейной жизни взять на свои плечи. Не смог сохранить отношения, не истоптать их... А жаль! Ведь требовалось от него небольшое усилие — и со временем пришли бы мудрость и терпение, засверкали бы их отношения, как драгоценный камень, всеми прекрасными гранями.

Иной человек, прожив жизнь, так и не познал всепоглощающего чувства любви, которая заставляет окунуться в себя с головой, упиваться ею, мучиться бессонницей, отключает разум, заставляет совершать безрассудные, но прекрасные поступки. Вроде и посочувствовать таким людям можно: обкрадывают они сами себя. Да только сочувствовать не очень хочется. Потому что от их эмоциональной слепоты или глухоты (называйте это как хотите) страдают те, кто готов любить! Те, кто, как Ниночка, смотрят на этот мир огромными глазищами. Те, кто, разок подорвавшись на мине предательства (а сапёр, говорят, ошибается только один раз), думать боятся, что они достойны хорошего. И… довольствуются «серенькими козликами». Незаметно превращаясь в коз отпущения.