Музыка над городом звучала

В это росистое и, как всегда, раннее утро (я уже привыкла вставать со вторыми соседскими петухами) Эльза пришла какой-то другой. Ее огромные темные глаза всегда блестят, но сегодня в них было что-то еще. Прочтя вопрос в моем взгляде, она полушепотом сказала: «Примерно в это время мы вышли из подвала... Взяли документы... Все остальное бросили, даже одежду... Нас посадили в машины и вывезли на север, в Россию». Она улыбнулась.

Эльза не часто улыбается. Говорит, если бы не мы, вряд ли сумела бы оттаять сердцем. Ее сердечный груз — двойной. Потому что Эльза — грузинка. И неизвестно, что больше давит и жжет ее до сих пор изнутри: страх пережитых обстрелов или тяжесть вины родного, грузинского народа перед народом осетинским. Первое время она боялась на улицу выйти и взглянуть в глаза знакомых, хоронивших своих сыновей, отцов...

А потом она стала работать у нас, в миссии, организованной в Цхинвале Благотворительным фондом «Дети России — будущее мира». Она выходила утром из дома, зная: так надо! Ее ждут на рабочем месте. И она шла через разрушенный город, туда, где могла внести свою лепту в оказание помощи тем, кто остро нуждался в помощи: старикам, семьям с детьми, инвалидам. Для нас, сибиряков, она стала родным человеком. Как Зарина, Нино, отец Серапион, матушка Серафима и другие наши осетинские друзья.

Все эти августовские дни мы участвовали в траурных мероприятиях, духовных и светских, камерных и общегосударственных, принимали участие в телемостах и заседали за «круглым столом», общались с авторами книг, размышлявшими над причинами братоубийственной войны двух соседних народов, и знакомились со страшной экспозицией музеев, повествующих о многолетнем геноциде осетин, вновь слышали тихий, приглушенный скорбный плач матерей и читали тревогу в детских глазах, таких серьезных и мудрых. В печальную годовщину, когда оканчивается узаконенный традицией траур, и большие, и маленькие так же скупы в выражении своих чувств на людях, так же сдержанны и внутренне напряжены. Упаси Бог врага сунуться сюда опять, он выпьет полную чашу народного гнева, затаенного, но не растворившегося.

После минометного обстрела одного из сел в непосредственной близости от грузинской границы в первых числах августа больше эксцессов пока не было. И слухи об исчезновении двух журналистов на южной окраине Цхинвала, в районе миротворческого батальона, оказались не более чем слухами. В целом обстановка спокойная, если не считать информации «с той стороны», свидетельствующей не только об интенсивно наращиваемом военном потенциале, но и о нагнетании страстей вокруг «потерянных территорий». Вчера нам в правительстве показали распечатку одной из свежих проповедей грузинского патриарха Илии, в которой говорится, что если осетины и абхазы не признают своей ошибки и миром не захотят вернуться в состав грузинского государства, то эти земли все равно останутся территорией Грузии, но… уже без абхазов и осетин.

Вспять не повернуть
— Дорогие сограждане, ровно год назад огонь войны обрушился на землю Осетии. Враг долго и тщательно готовил свое вероломное нападение. С момента захвата власти в Грузии для Саакашвили главной целью было завоевание Абхазии и Южной Осетии, — сказал на площади в ночь на восьмое августа 2009 года, обращаясь к народу, Эдуард Кокойты. — После позорного поражения в августе 2004 года грузинский президент при помощи своих зарубежных спонсоров приступил к подготовке новой агрессии. Они помогли оснастить грузинскую армию мощным современным оружием и надрессировать солдат сражаться с мирным населением.

Саакашвили выбрал момент, когда внимание всего мирового сообщества было приковано к Олимпийским играм в Пекине, когда согласно всем международным законам даже злейшие враги должны были сложить оружие на время спортивных состязаний, именно тогда началась операция «Чистое поле», целью которой было уничтожение или изгнание нашего народа. Все усилия, предпринимаемые со стороны Южной Осетии и России, чтобы остановить войну, были безуспешны. В Тбилиси были уверены в победе, они использовали любые средства, не останавливаясь перед ложью и низким коварством, и никого не щадили. После многочасового обстрела Цхинвала из всех видов тяжелого оружия в бой были брошены штурмовые подразделения. Обученные убивать и накачанные наркотиками, грузинские солдаты проявляли нечеловеческую жестокость...

Сергей Багапш, срочно приехавший в Цхинвал из Сухуми, где в этот момент также шли траурные мероприятия, приуроченные к годовщине грузинской агрессии, поддержал своего коллегу и друга.

— Свой день независимости мы посвящаем прежде всего тем, кто погиб. Это их победа. Победа их матерей, семей, которые их воспитали настоящими воинами, настоящими патриотами. Идет время, но в нас продолжает жить память о каждой минуте тех трагических августовских дней. И она не умрет никогда. Я желаю Южной Осетии мира и счастья. Благополучия этой красивой стране, этому мужественному народу. Дай Господь, чтобы здесь никогда больше не звучала мелодия войны!

Чуть позже, отвечая на вопросы журналистов по поводу непризнания многими мировыми державами независимости обеих республик, Сергей Багапш заметит, что признания таким великим государством, как Россия, для народов Абхазии и Южной Осетии вполне достаточно. А что касается других государств… «Мы должны построить сильные, динамично развивающиеся государства с развитой демократией, чтобы у Европы и других стран просто не осталось выбора: признавать нас или нет».

Во время телемоста, связавшего четыре столицы, на ту же тему (о взаимоотношениях Южной Осетии, Абхазии, России и их «западных партнеров») очень остро, не смягчая формулировок, высказался президент Северной Осетии Теймураз Мамсуров. Он, в частности, отметил:

— Мы с вами — свидетели того, что весь прошедший год был годом анализа произошедшего, годом дискуссий. Как пена, поначалу всплыла большая ложь. Лгали не только многие представители зарубежной прессы, но и толпы европейской и заокеанской бюрократии. «Глубокомысленное бормотание» по поводу неправомерности или несоразмерности ответа России имело свою четкую цель — превратить своих граждан в сообщество глубоко дезинформированных людей. И потому их шокировали открытость и откровенность руководителей нашего государства в общении с прессой.

Сейчас многое изменилось, в том числе в представлении мирового сообщества о событиях на Кавказе. Многие факты освободились от словесной шелухи. Постепенно правда становится очевидной даже для тех, кто не хотел и не хочет ничего понимать.

А народ Осетии, и на севере и на юге, разглядел всех. И Россию, которая оказалась единственным государством, поставившим выше всего право людей на жизнь. И тех, кто выступил в роли холодных и безжалостных поощрителей грузинской агрессии, которые своим молчаливым одобрением посрамили те «общечеловеческие ценности», о которых раньше много говорили, а теперь «забыли» в своей непрестанной болтовне.

Сегодня ясно уже всем, что и ОБСЕ, и внешнеполитическое ведомство США имели возможность предотвратить нападение Грузии на Южную Осетию, но промолчали. Бог им судья! Твердо знаю одно: они воочию убедились, что их «выкормыши», возглавляющие разноцветные революции, способны в любой момент выйти из-под контроля и совершить кровавое преступление против целых народов, в том числе против своих народов, — сказал Теймураз Мамсуров.

Также во время телемоста поднимались вопросы послевоенного восстановления Южной Осетии, социальной и иной стабильности в регионе, способности противостоять возможной новой агрессии и не поддаваться на провокации. Отвечая на вопросы журналистов, Эдуард Кокойты сказал, что восстановление республики идет хорошими темпами, скоро будет закончено строительство ЛЭП в Лениногорском районе Южной Осетии, а к Дню признания независимости, который будет отмечаться 26 августа, в Цхинвал с территории Северной Осетии придет российский газ. Хотя проблем хватает. В том числе с восстановлением жилого фонда, возрождением социальных институтов, ремонтом коммуникаций и дорог и т.д.

В Цхинвале по-прежнему вода подается в дома только в утренние и вечерние часы, а днем частенько отключают электричество (из-за чего мне порой было трудно переслать репортаж в редакцию, а жители столицы привыкли: магазины продолжают работать и учреждения тоже, дома у многих — запас свечей и керосиновые лампы, готовят чаще на газе). И перемены в облике югоосетинской столицы налицо. Строительную технику здесь теперь можно увидеть чаще, чем военную, появились, пусть пока немного, но все же рабочие места, заработало производство на заводе «Вибромашина»... В одном из следующих репортажей мы обязательно расскажем об этом подробнее.

Мелодия надежды
Звучала музыка над городом
вечерним...
Был в звуках скрипок слышен
вдовий плач
И жуткий детский крик,
что горестью безмерной
На части рвал сердца...
И лишь палач,
Жестокостью упившись,
злобно усмехался,
Кавказские обычаи презрев.
Как некогда Нерон пожаром
наслаждался
И ликовал, от крови
захмелев.

...А люди слушали.
Чарующие звуки
Сплотили всех в единую
семью.
Печальные глаза и
стиснутые руки,
Дрожанье губ таили боль
свою...
Цхинвал еще в руинах...
Стихла канонада...
И музыка над городом
летит...
Но пять безумных дней —
пять страшных кругов ада
Не могут поколения забыть.

Ни горе матери,
похоронившей сына,
Ни плач сгоревших заживо
детей...
А за скупой слезой седого
осетина —
Трагедия униженных людей...
К возмездию зовут
погубленные жизни
И не рожденное на свет
дитя,
Погибшие в бою сыны
большой Отчизны,
Где тают свечи, трепетно
светя...

И скорбь вселенская
в той музыке звучала,
Как птицы раненой
предсмертный крик...
А свечи памяти, мерцая,
освещали
Великого Маэстро строгий
лик.
Расстреляны мечты…
Разрушены жилища...
Страданиям и скорби
нет конца...
Печальный реквием
на горьком пепелище
Вселял надежду в
сильные сердца...

Эти строки были написаны Анной Корниенко ровно год назад, после памятного для многих концерта великолепного оркестра под управлением Валерия Гергиева. Вдохновенная музыка Шостаковича, разносившаяся по самым дальним уголкам пропахшего пороховой гарью и горем города, транслировалась главными телевизионными каналами не только на всю Россию, но и за рубеж, и лучше любых, самых высоких и искренних слов выражала чувства миллионов людей, сострадавших цхинвальцам.

И теперь, спустя год, снова музыка стала главным выразителем чувств и чаяний жителей осетинской столицы, которую уже не только в народе, но и в официальных СМИ называют городом-героем.

По вечерам в каждый из траурно-торжественных дней на главной площади Цхинвала звучала величественная и печальная музыка. Концерты начинались около 22-х часов и продолжались до четырех-пяти часов утра, но люди не расходились. Слушали, глядя на кадры видео- и фотохроники событий, смахивали украдкой слезы, сжимали друг друга в объятиях, породненные общей болью и общей верой в то, что все жертвы были не напрасны, что Южную Осетию ждет счастливое завтра.

И мы можем гордиться, что среди замечательных артистов, приехавших в Цхинвал нынешним августом, были любимые новосибирцами лауреат многочисленных, в том числе международных, конкурсов Тимур Гордеев и солистка Новосибирского государственного театра оперы и балета Вероника Джиоева.

Боль в траурной рамке
Это один из тех домов, о которых Путин сказал, что они напоминают сожженный фашистами, но не сломленный Сталинград. От здания остался обгорелый, полуразрушенный скелет, просматривающийся насквозь через огромные прямоугольники окон, которые сами по себе похожи на траурные рамки. После прямого попадания снаряда «Град» все обугливается до зловещей черноты, из которой, кажется, больше не может произрасти ничего живого.

Здесь расположился музей под открытым небом. Открытым — во всех смыслах. И потому что доступ в Южную Осетию сегодня свободный для всех, в том числе для иностранных гостей, в которых больше не видят исключительно недоброжелателей и шпионов. И потому, что крыши... просто нет. Стоя там, где была чья-то уютная квартирка на первом этаже, и задрав голову вверх, ты видишь выстроившиеся боевым порядком полки облаков, «марширующих» по ярко-голубому кавказскому небу.

В момент торжественного открытия музея, когда на его территорию вступили два президента, Сергей Багапш и Эдуард Кокойты, вдруг начался дождь. Сначала мелкие, прохладные капли серой рябью легли на искореженные осколки снарядов, затем струйки ударили и потекли по плакатам, по детским рисункам, на которых та самая чернота «съедает» деревья, дома, семьи... Чуть размытые дождевой водой портреты грузинского президента и лидера немецких фашистов, на одном из самых «острых» плакатов, «поплыли» и приобрели еще большее сходство...

Только одного не могла смыть вода — крови на фотографиях, сделанных 8 — 10 августа в истерзанном Цхинвале. Оторванная взрывом человеческая ступня. Лежащие кучей посреди улицы четыре совершенно обгорелых тела. Страшные свидетели безжалостной бойни молчаливо кричат нам: «Задумайтесь! Не допустите этого вновь!»

В левом углу здания, где, возможно, размещалась чья-то спальня, теперь маленький мемориал одного героя. С фотографий смотрит улыбчивый круглолицый паренек. Вот Гоша Тадтаев со школьными приятелями. Вот он в национальной осетинской одежде танцует на сцене. А вот Георгий, повзрослевший и возмужавший, надел медицинские одежды и пришел работать в цхинвальскую больницу.

Эта, цвета морской волны, «спецовка» хирургов сейчас висит здесь же, рядом, на пластмассовых плечиках. Какой-то заезжий журналист, видимо, плохо знакомый с осетинскими обычаями, спросил: «А зачем здесь эта одежда?» У меня такой вопрос уже не возникает. И в ноябрьскую командировку, и в февральскую, бывая в городских кварталах и в селах, мы во многих домах видели подобную картину. На кровати разложены одежда погибшего, его личные вещи. На столике рядом — фотографии, свечи, вода и продукты. Как для живого, возвращения которого очень ждут. В таком положении вещи пролежат целый год, пока длится траур, только продукты и вода будут всегда свежими.

«Гоша, ты всегда был для нас идеалом и останешься им. Мы помним тебя как героя…», «Ты всегда будешь для меня другом и братом...» — таких надписей вокруг Гошиной фотографии — десятки. Это автографы его одноклассников, дворовых приятелей, коллег, таких же молодых ребят и девчонок, которые, собственно, и сделали этот музей.

Алану двадцать четыре года, на вид — не больше восемнадцати, потому я удивилась, что он уже успел повоевать. Мама, схоронившая мужа в первую грузино-осетинскую войну (так здесь называют события 1991 — 1994 годов), была уверена, что сын находится в Москве. А он, почувствовав, что над Родиной сгущаются тучи, вернулся домой пораньше и был у друзей, когда в ночь с седьмого на восьмого августа неожиданно начался обстрел.

— Грохот и шум ужасный, страшно, как никогда раньше, ощущение, будто смерть караулит со всех сторон, — напряженным, по-мальчишески звонким голосом говорит мой собеседник, — но постепенно привыкаешь. Восьмого мы вышли из подвала и пошли воевать...

Алан рассказал, что идея создания Музея геноцида принадлежит Жанне Виссарионовне Засеевой (это советник президента РЮО, председатель комиссии по геноциду. Интервью с ней мы публиковали в одном из февральских номеров «Советской Сибири»), а работала над отбором документов и экспонатов для экспозиции молодежь. Разыскали всех журналистов, кто был в страшные августовские дни рядом с цхинвальцами и выполнял не только человеческий, но и профессиональный долг, попросили у них уникальные кадры боев, собрали трофейное оружие и осколки грузинских снарядов, пригласили поучаствовать в создании экспозиции осетинских художников и... детей.

Вместе с иереем Андреем Зизо, одним из главных участников нашей миссии, священником Новосибирской епархии Русской православной церкви, вручая Эдуарду Кокойты багрово-малиновый альбом с воспоминаниями школьников о том, что произошло год назад, осетинская девочка сказала:

— Трудно подобрать слова, которые бы передали наш страх и нашу боль. Думаю, что таких слов нет ни в одном языке мира. Поэтому мы просто решили поделиться своими воспоминаниями. Пусть их прочтут все, в том числе те, кто развязывает войны. Верю, что наши строки кого-то предостерегут, кому-то помогут стать лучше, чище и добрее. Мы верим в свой народ и в свою Родину.

Мне очень хочется верить, что эта девчушка, приласканная мамой, засыпает по вечерам спокойно. А вот Алану до сих пор снятся лица погибших друзей. И в эту ночь, ночь годовщины, он не смог сомкнуть глаз.