Годы и .... пуговицы

Суета, именуемая еще таким словом, как жизнь, делает наши воспоминания еще более редкими и отрывочными. Но всегда, рано или поздно, происходит разлом и в этих спрессованных днях и ночах многих месяцев и лет. И словно всплывают наружу какие-то события прошлого.

Так, в один из очень тяжелых для меня дней, когда я была вынуждена вернуться в отчий дом, когда я почувствовала себя слабой, незащищенной, мое внимание привлек старый керамический бочонок. Я не помню, откуда появился этот, уже тогда не новый, бочонок, но помню, что, когда мне было десять-двенадцать лет, он уже был в нашем доме. В нем мама хранила пуговицы.

Нередко я играла с этими пуговицами, раскладывала их по размеру, цвету, надевала их на нитку и делала большие бусы. В те годы в магазинах практически невозможно было купить готовое платье, и все население страны пользовалось услугами портних.

Естественно, в каждой семье накапливалось большое количество пуговиц. И даже если приходилось расставаться с той или иной одежкой, бережливые хозяйки спарывали пуговицы, порой используя их повторно, а чаще они просто хранились, так, на авось, может, еще пригодятся.

Раскрыв бочонок, который я не держала в руках по меньшей мере лет двадцать-двадцать пять, я с любопытством и трепетом заглянула в него. Да, там лежали всё те же пуговицы. Время не коснулось их. Перебирая, как когда-то, я не просто рассматривала их, я возвращалась мысленно в прошлое, в детство, юность. И защемило сердце по прошедшему безвозвратно времени.

Вот блестящая треугольная, розовая с позолотой, пуговичка. Она осталась всего одна, но когда-то, когда мне было всего пять лет, такие пуговицы украшали платье моей мамы. Я сразу вспомнила её в этом шерстяном темно-розовом платье, как она стояла перед зеркалом трехстворчатого громоздкого шкафа. А к платью у неё были бордово-свекольного цвета туфли на высоких каблуках, в которые я частенько, пока мамы не было дома, наряжалась, изображая из себя взрослую даму.

Вспомнила себя пятилетней, свое ощущение легкой боязни, когда открывала шкаф, доставала мамины вещи и примеряла их. Тут же вспомнилось, как, надев абсолютно новые босоножки моей сестры, купленные на выпускной вечер, при первом же шаге я споткнулась и, зацепив каблуком бантик, украшающий босоножку, при падении оторвала его. Помню свой детский ужас перед случившимся. До боли остро я почувствовала себя той маленькой девочкой, как будто моя душа вновь воплотилась в том десятилетнем ребенке. В памяти всплыло, как я аккуратно положила босоножки в коробку, сверху приложив этот злополучный бантик. Сейчас это вспоминается с улыбкой. А тогда…

Большая черная пуговица — от габардинового пальто моего папы. Тогда он был еще молодым, и к этому пальто он прикупил шляпу, которая, судя по моим детским воспоминаниям, совсем не шла ему.

Помню его улыбающимся. Мы пришли на автобусную остановку около ДК им. Октябрьской революции. Папа замешкался, выясняя, куда идет автобус, а двери закрылись, задев при этом его широкополую шляпу. Она кубарем слетела с его головы, и мне было очень жалко папу в тот момент. Себя не помню, а ощущение жалости память сохранила. Чтобы заглушить ту щемящую боль моего детства, я стала перебирать другие пуговицы.

Они напомнили мне огромный светлый мир детства, нежной юности, дали ощущение тепла, семейного уюта, любви и заботы. Вещи, пережив своих хозяев, остаются такими же. Мы уходим, а они остаются. Вот уже нет моей мамы, а я с набегающими на глаза слезами возвращаюсь в прошлое и вижу её в малиновой кофте собирающейся на дачу или в зеленом халате готовившей ужин, потом в красивом синем платье, наряжающейся в гости. Благодаря пуговицам я вспомнила её в разные годы, в разной обстановке, ярко и ощутимо.

Сегодня мы мало шьем у портних, больше пользуемся услугами магазинов. И у меня нет ничего, напоминающего бочонок, где бы я могла хранить пуговицы. Да и пуговиц практически нет, мы пользуемся молниями, кнопками, заклепками. А если вещь устаревает, мы уже не спарываем пуговицы, а отдаем её во вторые руки. Так что своим детям я уже не оставлю такую память.