«Всем людям, кому небезразлична судьба пропавших детей, кто хотел бы вносить свою лепту в их поиски, необходимо объединиться!» Такой призыв 
несколько лет назад был запущен в Интернет. И он оказался услышан: только в социальной сети «ВКонтакте» зарегистрировались свыше восьми тысяч волонтеров. Люди выезжают на поиски по первому зову, помогают транспортом, средствами связи и всем, чем могут.
Что заставляет тысячи людей бросать свои дела и отправляться на поиски пропавшего в тайге ребенка? Об этом и о многом другом мы расспросили организатора новосибирского волонтерского движения «ДоброСпас» Марию ПАРВАТОВУ.
Дети в приоритете
— Мария, обычно такие волонтерские организации, как ваша, рождаются из частного случая: пропал кто-то из знакомых, кинули клич в социальных сетях, народ охотно помог в поисках. История «ДоброСпаса» такая же?
— Не совсем. Несколько лет назад я посмотрела документальный фильм «Спасатели Сети» про ребят из Москвы, которые добровольно отправляются на поиски потерявшихся детей.
Я зашла на их персональный сайт «Поиск детей» и зарегистрировалась. Спустя пару недель к ним обратилась женщина, у которой пропал сын. Я выяснила, что в Новосибирске есть ребята, которые тоже являются добровольцами. Мы познакомились и начали искать парня. Клеили ориентировки, опрашивали людей по городу в разных районах, интересовались, не видели ли они этого молодого человека. К сожалению, история оказалась печальной, юношу нашли в тайге через год. Он погиб. Так началась наша работа. Спустя какое-то время к нам присоединились еще добровольцы. Затем мы создали группу «ВКонтакте» и существенно расширили свой состав.
— В последнее время на самом деле стало больше детей пропадать, или дело в том, что раньше к поискам не привлекали так широко общественность, а значит, о многих историях кроме правоохранителей никто толком и не знал?
— Людей не стало пропадать больше, просто действительно об этом узнают все больше людей. Пару месяцев назад была конференция в ГУВД, где обсуждался этот вопрос. Там говорили, что в среднем, по статистике, в нашем регионе в день пропадает 7–12 человек. Кого-то находят сразу, по горячим следам. Есть люди, которые остаются без вести 
пропавшими, но и истории с печальным концом тоже есть. Знаете, чем дольше работаем, тем больше приходят за помощью. Это, конечно, приятно, что нам доверяют и обращаются, но, например, очень сложно — и морально, и физически — вести несколько поисков одновременно. Поэтому мы расставляем приоритеты — в первую очередь занимаемся поиском детей, а потом уже взрослых людей.
— Чаще всего вы сами предлагаете помощь или к вам обращаются?
— Разные случаи бывали. Самое странное, что некоторые родители не обращаются в полицию, а сразу идут к нам. Я думаю, это неправильно. Всегда нужно обращаться в правоохранительные органы. А получается, что людям легче просто в социальных сетях сделать объявление о пропаже человека, чем обратиться за помощью к специалистам. И об этом полицейские, я думаю, должны задуматься.
— Как строится ваша работа?
— У нас три отдела: медиа — это координаторы, ребята, которые помогают в Сети, собирают информацию, оповещают общественность. Также есть полевой и городской отделы. Все отделы взаимодействуют между собой. Когда появляются заявки о пропаже, мы звоним в полицию, выясняем обстоятельства. Разрешение спрашиваем, потому что можно навредить следствию. Также узнаем — можно ли распространять информацию, опрашивать население. Бывает, что полицейские сами нас приглашают поучаствовать в поисках. Все зависит от обстоятельств пропажи. По возможности мы сразу выезжаем на место ЧП. Когда в Каргатском районе пропал восьмилетний Костя Кривошеев, мы искали его девять дней: одна группа сменяла другую, потому что людям нужно было на работу возвращаться, к семье. Отработали больше 250 квадратных километров, но малыша не нашли. В пятницу поиски возобновились. Так и работаем. Ограничений по времени нет, есть возможность — ищем.
Экстрасенсы не в почете
— Кто финансирует проект?
— Пока все за свой счет. Хотя финансирование нам бы не помешало. Мы сейчас регистрируем свою организацию в Минюсте, чтобы получить статус общественной. Может, тогда и с деньгами проще будет.
— Как относятся к вашей деятельности официальные органы: ГУВД, МЧС? Не упрекнули, например, что во время поисков Кости Кривошеева волонтеры затоптали место исчезновения и собака потеряла след?
— Ничего мы не затаптывали, и собака была наша. С МЧС контактов особых у нас нет, а с ГУВД мы сотрудничаем. Соглашение будем подписывать, когда зарегистрируемся как организация. У них ведь рабочих рук не хватает, а мы всегда готовы помочь.
— Скольких людей вам удалось уже найти?
— Участвовали мы более чем в 60 поисках, но чтобы лично «взять за руку» пропавшего — таких историй немного. Наша организация самостоятельно нашла двух детей: мальчика из Криводановки и девушку из Красноярска, которая потерялась в нашем городе. Также мы нашли четверых взрослых людей.
— Родственники вам в поисках помогают?
— Многие родственники, конечно же, сами с утра до ночи участвуют в поисках. Но далеко не все. Много детей пропадает из неблагополучных семей, а они могут не сразу и заметить, что ребенок дома отсутствует. Был у нас случай — пропал мальчик, а потом его нашли в токсикологическом отделении больницы. И в психиатрической больнице людей находили, разное было за два с половиной года работы.
— Помощью экстрасенсов в поисках не пользуетесь?
— Нет, за помощью к таким людям мы не обращаемся и не принимаем ее, хотя они нам регулярно свои услуги навязывают. За все годы работы только один раз я встречала такого человека на поисках, и то он приехал сам. Всерьез его никто не воспринял — надо искать, а не тратить время на разбор чьих-то сновидений.
Лишних людей не бывает
— Я читала, что организаторы «ДоброСпаса» — профессиональные поисковики. Что это значит? Этому где-то учат?
— Я бы не сказала, что у нас все профессиональные поисковики. В основном это бывшие и действующие сотрудники полиции, есть военные. Нам недавно помогали квадрациклисты и планеристы, спасибо им. У нас достаточно охотников, они необходимы при поисках в лесу. Я — врач.
— Инструктаж проводите перед поисками?
— Конечно. Мы провели даже три учения. Первое было посвящено оказанию медицинской помощи, я, собственно, всех и обучала. Второй раз проходило учение с МЧС, а третье мы организовали сами. Это были поиски человека — мы сделали куклу и отрабатывали действия. Перед тем как отправиться на поиски, нужно подготовиться, собрать необходимые вещи. В каждой поисковой группе 5–7 человек, там всегда есть старший, который знает правила поиска и безопасности. Например, люди в отряде должны находиться на расстоянии 2,5 метра друг от друга, в зоне видимости, и при этом должна быть образована шеренга. Хотелось бы проводить учения чаще, а времени, к сожалению, на это не хватает.
— Возрастные ограничения для волонтеров есть?
— Лишних людей не бывает. Хотя по идее поисковиками должны быть люди старше 18, особенно в лесных поисках. Но у нас есть и помощники-подростки, например, одна девочка в Сети публикует объявления о пропаже или помогает в поисках детей, потерявшихся в городской черте. Еще один наш координатор волонтеров — Оксана Курских — придумала перенять опыт питерских коллег и создать при «ДоброСпасе» отряд «бегунков». Это так называемые трудные дети, которые сами регулярно сбегают из дома. Их помощь нам бы очень пригодилась. Посмотрим, сработает ли в Новосибирске этот проект.
— У вас в активе уже десятки поисковых операций. Есть случаи, которые запомнились больше других или шокировали?
— Зимой нам позвонили из Новокузнецка: родители забеспокоились, что их сын — Валерий Мухин прилетел из Таиланда в Новосибирск, где он должен был пересесть на автобус до своего города, но не вышел на связь. Нашли мы его в восемь утра на улице Серебренниковской — прохожих привлек молодой человек, расхаживающий по сугробам в шортах и шлепанцах. Оказалось, в аэропорту у него случилась паническая атака, и он, не переодевшись, пошел куда глаза глядят. Видимо, обострилось какое-то заболевание, родители говорили, что раньше таких приступов не было.
— Вам не кажется, что некоторые из волонтеров принимают участие в поисках не только потому, что хотят помочь? Кто-то на этом пиарится, другие воспринимают это как возможность оригинально и экстремально провести уик-энд?
— Да, и такие есть. Был один вопиющий случай, на мой взгляд. Мужчина из бюро ритуальных услуг предлагал помощь. Он бы нам говорил о поступлении мертвых неопознанных людей, а мы под каждой ориентировкой писали бы номер телефона их офиса. Как-то двусмысленно, не находите? Мы отказались.
