Узнавать историю лучше всего, общаясь с участниками событий. Что может быть интереснее свидетельств очевидца?! Сегодня своими воспоминаниями и мыслями с нами делится журналист, публицист, легенда российской журналистики Яковлев Егор Владимирович.
 |
За журналистскую деятельность удостоен международных премий «Лучший журналист Европы» и «За правдивость в журналистике».
- Егор Владимирович, вы были главным редактором многих изданий. Что самое главное и самое трудное в работе главного редактора. Что делает человека редактором «с большой буквы»?
- Поскольку я не считаю себя редактором «с большой буквы», мне трудно отвечать на этот вопрос. Но я помню во времена «Московских новостей» Александр Николаевич Яковлев мне часто говорил: «Егор, ты выпускаешь газету, будто завтра вторая уже не выйдет». Это правильно.
Для меня каждый выпуск всегда был театральной премьерой. Я когда-то мечтал стать режиссером, и мне кажется, что театральное начало я перенес и в газету. Номер - это премьера. Или ты в него вкладываешь все, или ничего не получится.
Один главный редактор, у которого я многому научился, любил говорить: «Не отрицай, не предлагая». Тебе не нравится заголовок - предложи свой.
Он всегда ходил по краю и ни разу не отступил от него, чтобы газета не стала скучной, верноподданной. В то же время он всегда знал краешек, чтобы не рухнуть в пропасть и не затащить за собой людей. Это одна из важных вещей у главного редактора.
Кроме того, всегда надо ставить задачи, которым будет следовать коллектив и которые будут освещать его путь. Допустим, во времена «Московских новостей» первой заповедью была следующая: нет такой статьи, которою нельзя опубликовать в этой газете. Все это было направлено против цензуры.
И еще. Необходимо понять себя и время. Мы вступали в капитализм, и нужно было понять себя. Время было трудное. Очень хорошо помню: я был председателем «Останкино», и приехал Ельцин. Я его спросил, как же нам теперь обращаться к людям: «товарищ», «господин»? Он хорошо ответил: «Вы знаете, в чем ужас: от товарища я отвык, а к господину еще не привык».
- Вы заканчивали Историко-архивный институт. Стали журналистом. А если говорить в целом, какое образование нужно журналисту?
- Мои дети оканчивали факультет журналистики. Оба нормально работают: дочь издавала журнал «Путь к себе», сын - газету «Коммерсант». Однако мне кажется, что меня вынесло из общей массы то, что я не имел журналистского образования. Историко-архивный институт привил огромную любовь к истории. И главное - он научил меня находить любую библиографию и подбирать материалы к определенной теме.
Когда я пришел в издательство в годовщину Октябрьской революции, на меня все смотрели с удивлением, что я мог найти материалы по той или иной теме, отыскать старые газеты и сделать из них выписки.
Мне кажется, что историческое образование для журналиста обязательно, даже если он не заканчивал исторический факультет. Все равно человек должен заниматься историей. Если он этого не делает, у него никогда не получится «бантик» в конце статьи. У него никогда не будет умения найти параллели, а я считаю, что исторические параллели - это самое интересное. Исторические параллели, понимание и возможность взглянуть на происходящее «историческим» взглядом - это необходимые условия, чтобы разобраться в происходящем.
У меня была статья «Смущающие подробности». Это смущающие подробности Октябрьской революции: никакого героизма. Например, балтийские моряки собираются ехать кого-то освобождать, останавливают трамвай: «Гони туда!» А в ответ: «Не поеду! Не мой маршрут». И таких подробностей очень много.
Утром после революции все пошли на работу, будто ничего не произошло; по Зимнему стреляли холостым... - вот такие смущающие подробности меня всегда больше всего прельщали в истории.
- Принято считать, что пресса формирует общественное мнение, а могут ли СМИ влиять на власть, или это односторонний процесс?
- Я начинал в 56-м году в «Московской правде». С тех пор я слушаю разговоры о влиянии прессы на власть, но этого не происходит.
Единственное, что может сделать газета, - формировать общественное мнение. И это очень серьезно, очень важно, очень благотворно.
Бывают в жизни журналиста потрясающе радостные моменты. Например, ничего лучше, чем работа в «Московских новостях», не было.
Некоторое время у нас ходил анекдот:
«Что общего между мухой и министром? - И того и другого можно убить газетой». Сегодня Вы уже ничего не сделаете - Фрадкова никакой газетой не достанете.
Один репортер из «Коммерсанта», присутствовавший на представлении Фрадковым правительства, писал, что было жутко скучно. Он подумал, что что-то не так, и ждал выступления Фрадкова, но когда тот заговорил, понял, что действительно скучно. Сейчас, конечно, очень мрачный период журналистики. Возьмите сегодняшнюю газету: поливают грязью всех и как хотят, а предложить что-то - этого нет. А у людей снова возвращается желание иметь какое-то позитивное начало.
- Вы сейчас заговорили о том, что в газетах пишут о чем угодно, как угодно. Возникает вопрос: может, нужна цензура?
- Я не готов ответить «да» или «нет».
«Да» имеет отношение к тому, что журналист должен быть образован, обязан считать невозможным для себя, чтобы в газете были матерщина, грязь, - в этом я уверен.
Скажу так: нужна не цензура, а настоящие журналисты. Я сейчас предложил в «Московских новостях» вернуться к теме «Возвращение к журналистике», потому что произошла потеря журналистики, журналистского слова. Во времена перестройки страна занималась политикой и потеряла литературу. Существует разница между западной и русской журналистикой: на Западе главное - факт, он имеет самоценность, дает журналисту имя; у нас - главное не факт, а его осмысление.
- Однако осмыслить можно по-разному. Стоит ли все выносить на суд публики? И что вообще такое свобода слова?
- Первое время работы в «Московских новостях» я очень хорошо помню. Звонят из ЦК: «Вот там у вас...». А я им говорю: «Ну это же правда». А мне в ответ: «Нет, Егор Владимирович, правда у нас та, которая нам нужна». Вот так.
Помню, был большой скандал, когда в «Новом мире» появилась статья, в которой приводились факты, что панфиловцев слегка придумали. Было много споров.
Мне часто говорили: «Егор, мы должны придумывать народу легенды». Должны? Мне кажется, нет. Отсюда и тема «правды - неправды», «гласности - негласности».
Сама по себе правда никогда не может быть безобразной и грязной - я в это не верю.
Да, бывает тяжело. Допустим, я трудно переживал правду о Сталине после доклада Хрущева. Лишь со временем понял, какой Сталин негодяй, а долгое время не принимал доклад. Очень долго - 20 книг и 30 фильмов - искал в Ленине противопоставления Сталину. Ошибся.
Вообще, надо уметь сказать то, что считаешь нужным. Когда-то Толя Аграновский написал, что все зависит от системы. А был такой Гребнев, безумно хитрый зам. главного редактора, который прочел это и дописал: «Все зависит от системы учета и контроля». Так прошло слово «система». Надо уметь писать, чтобы проходить.
Есть два интересных периода в истории нашей прессы.
Первый - когда газеты вовсю поливают существующий строй, при этом государство их снабжает. То есть это период, когда государство снабжает печать, которая его уничтожает.
Второй - это время, когда все зависит не от цензуры, а от гражданской позиции главного редактора и коллектива газеты.
При Горбачеве ни один главный редактор не был убран, все зависело от нашей порядочности, нашего желания. Чтобы не говорили: «Было сложно, нельзя было...» Вранье! Не было мужества, не было желания и готовности. Это был период, когда при определенном гражданском мужестве и желании можно было делать все, что мы хотим.
- Раз уж заговорили о периодах в истории прессы... У «Московских новостей» ведь тоже есть свои «этапы» жизни. Если сравнить «Московские новости» под вашим руководством и сегодняшние, в чем разница?
- Было другое время, было огромное желание.
От хрущевской оттепели до горбачевской перестройки мы накапливали желание. Если представить себе пруд, то реформистская энергия заполняла его до краев, даже переливалась. Со времен Горбачева и Ельцина эту энергию исчерпали. Сейчас ее на дне осталось - маленькая грязная лужица. Но она еще накопится. От этой энергии все и зависело.
Был огромный народный подъем, и я счастлив, что мне удалось его увидеть не в кровавом оскале Октября, а в гуманном, в том, что люди захотели идти другим путем.
Боюсь, мы идем к новому социальному взрыву в силу бесконечного разрыва между людьми.
- Вы возглавляете наблюдательный совет «Московских новостей». В чем задачи этого совета? Нужен ли такой орган в каждом СМИ?
- Нынешний совет придумал не я. Но в свое время в «Московских новостях» существовал созданный мною совет учредителей. Это были люди, которые не боялись и поддерживали самые острые моменты перестройки.
Появление в Вильнюсе танков вызвало встречу членов совета учредителей. Тогда Юрий Афанасьев придумал фразу, которая потом пошла везде: «Преступление режима, который не хочет уходить со сцены».
Я очень хорошо помню, что в первый день путча мы собрались у меня в кабинете и приняли очень резкую резолюцию против ГКЧП. Ко мне подошел Марк Захаров и спросил, не горячимся ли мы, вдруг ничего не выйдет. Буквально через 5-6 дней, когда ГКЧП накрыли медным тазом, на каком-то собрании Марк вышел и сказал, что очень благодарен мне за то, что я его уговорил тогда не отступать.
- Егор Владимирович, вас часто называют «отцом демократической журналистики». Что это за журналистика такая?
- Да, еще и патриархом. Но это надуманные словосочетания.
Я сейчас веду колонку, и следующая будет называться «Контрольный выстрел». Когда убили Диму Холодова (как раз 10 лет исполняется) - это был контрольный выстрел для общества, надо было понять, что нам грозит.
Мы совершенно не представляли этого. Нам казалось, что свобода - это сплошной праздник, что демократия - просто игра в пятнашки. Мы ничего не понимали в силу того, что страна жила без этого.
- Какая проблема современной российской журналистики самая главная?
- Ее отсутствие. Нет журналистики: нет как мужества, нет как слова.
