Наследство

Вспоминая Николая Самохина

Первого августа исполнится 70 лет со дня рождения писателя Николая Самохина, автора яркого и талантливого, сборники которого никогда не залеживались на прилавках книжных магазинов, а в библиотеках зачитывались до дыр. Веселые короткие рассказы, в которых, впрочем, юмор был щедро сдобрен сатирой, тонкие лирические повести, берущие за душу, читались и перечитывались и еще долго будут востребованы любителями настоящей литературы. Сегодня мы предоставляем слово одному из товарищей Николая Самохина по литературному цеху - поэту Виктору Зернову-Крещину

Это было недавно, это было давно... Николай Самохин (крайний справа) на военных сборах новосибирских литераторов и журналистов - офицеров запаса в начале 80-х. Именно об этих сборах вспоминает в своей публикации Виктор Зернов-Крещик, который также призывался на них. Фото из архива «Вечернего Новосибирска»

 Пусть не покажется странным, но необыкновенность Самохина проявлялась в обычном. Он был наделен редким даром вносить искры вдохновения, искусства в среду самых обычных, так называемых серых будней! И умел находить, видеть такие искры в самой обычной, обыденной среде. То есть в нем было то самое загадочное, таинственное, сверхценное «чуть-чуть», которое и позволяет обычному человеку становиться художником.

Около пятнадцати лет мы с Николаем Самохиным жили в Новосибирске в одном доме, по улице Сибирской, 17, - со дня его заселения в 1973 году. На этом доме теперь висит мемориальная доска с именем писателя. Более того - наши квартиры располагались на одной лестничной площадке, на седьмом этаже. А квартира поэта Геннадия Карпунина - на восьмом. Мы были тогда действительно молоды!.. И были людьми одного поколения, во многом со схожими контурами судьбы. А доброжелательные отношения установились у нас раньше, когда Самохин работал еще ответственным секретарем в журнале «Сибирские огни», высказывал мне свое одобрительное мнение о моих журнальных публикациях. Однажды мне пришлось у него даже заночевать, когда он жил на проспекте Маркса, 15. Признаюсь, что я почти всегда не мог сдержать восторга при чтении его изумительной, сильной прозы! Делился впечатлениями с друзьями, близкими, советовал прочитать. Иногда высказывал свое мнение и самому автору - он относился к такого рода откровениям внимательно, отзывчиво. Сам не скупился на душевное слово, когда его волновали те или иные строки.

Не говоря о почти повседневном житейском дружеском общении на улице Сибирской, о взаимной поддержке в обыденных вопросах, когда нужно было, скажем, что-либо передвинуть или выдернуть, а также при выходе из разных кризисных ситуаций, будь то простуда или сюрпризы сантехники, круг взаимных интересов был необыкновенно многообразным - от постоянных встреч в контексте Союза писателей (Карпунин, Самохин и я стали членами Союза писателей в одно время, в середине 60-х годов, были членами Правления Новосибирской писательской организации) до периодических совместных участий, скажем, в экзотических военных сборах как офицеров запаса, с выездами на полигоны, воздушными перелетами и т. д. Естественно, мы всегда обменивались своими новыми книгами. Меня очень тронуло, что в основу своего опубликованного эссе «Ты - город» о творчестве талантливого художника Николая Грицюка он положил психологически обнаженное одноименное стихотворение Геннадия Карпунина. Я говорил об этом Николаю.

Порой в узком кругу, в застолье у Самохина, мы слушали новые стихи. Скажем, Юрия Магалифа. Или прекрасного поэта из Барнаула Вильяма Озолина. Дискутировали. Спорили. Нам был интересен поиск прекрасного! Не раз вместе выезжали на различные литературные праздники, которые регулярно проводились как в городах Сибири, так и в европейской части страны. К нашей троице с улицы Сибирской в различных творческих акциях нередко присоединялся прозаик Василий Коньяков - он жил в соседнем доме.

Никогда не забудется, сколь приветливы, внимательны в доме у Самохина всегда были его милая жена Таня, доченька Сонечка, сын Яша. Его дети давно уже стали взрослыми, уважаемыми людьми. Живут самостоятельно. Но, прогуливаясь недавно с семьей по тропинкам нашего бесподобного Заельцовского бора (ни в одном городе Сибири нет такого, да и в стране - поискать!), нам было очень приятно неожиданно встретить под сенью роскошных сосен и берез жизнерадостную, прекрасную Сонечку с ее мужем.

Как известно, Николай Самохин родился 1 августа - в этот же день родился и мой сын Денис. Вслед (2 августа) день рождения отмечал Илья Лавров, лирическая проза которого была Николаю Самохину близка по духу. А Лавров отвечал ему взаимностью. Мой день рождения выпал на 3 августа. Все мы, разумеется, хорошо знали о таком забавном совпадении, об этой череде примечательных и даже замечательных дней в нашей жизни...

В один из моих дней рождения Николай Самохин, имея в виду, что в то время я курил трубку, преподнес мне коробочку деликатного капитанского табака. А подарок сопроводил глубокомысленной назидательной надписью:

 В разной обстановке не раз приходилось мне слышать от него иронические, шутливые строки Горького:

 И все-таки не без некоторого тщеславия он рассказывал, как во время одной из пирушек в редакции «Литературной газеты», где он много лет работал собкором, поклонники и поклонницы яркого таланта Николая Самохина в состоянии восторга вмиг полностью изорвали его рубашку на сувенирные ленточки. В гостиницу ему пришлось возвращаться в пиджаке, но без рубашки. Несколько раз он приглашал меня для участия в своеобразных рейдах по заданию редакции этой газеты: например, ездили мы к писателю Афанасию Коптелову на станцию Издревая или даже посещали некоторые новосибирские рестораны в пору назойливого внедрения различных крикливо-шумных музыкальных новшеств - я тогда по его просьбе для его материала подыскал соответствующие стихи Александра Межирова. Жаль, что в юбилейном номере «Литературной газеты» (N 16 от 21 - 27 апреля 2004 года) имя ее собкора Николая Самохина не было даже названо.

Во второй половине того памятного дня, о котором пойдет речь, мы с Карпуниным вышли из дома, чтобы встретить артиста Виктора Орлова (он жил неподалеку). Никакого разговора с Николаем Самохиным не предполагалось. Орлов вскорости подошел в сопровождении рыжего песика на поводке. И тут же мы заметили, как невдалеке замаячила сутуловатая фигура Николая Самохина с сумкой на плече. Подождали. Карпунин сразу пригласил Николая к себе. В глазах у Самохина вспыхнул огонек. И мы проследовали прямо к Геннадию. О встрече с артистом мы договорились заранее. Виктор Орлов читал «Слово о полку Игореве» для программы «Творчество» на Новосибирском радио в поэтическом переложении Карпунина. «Плач Ярославны» исполняла ныне заслуженная артистка России Наталья Демина. Вступительное слово к записи сказал из Питера академик Д. С. Лихачев. А программу «Творчество» в то время возглавлял я. Виктор Орлов проявлял интерес к жемчужине древнерусской литературы и после завершения записи. Этим и были вызваны наши периодические встречи с прекрасным не только артистом, но и человеком.

В кабинете Геннадия Самохин и Орлов нырнули в книги. А библиотека у Карпунина была изумительной! Не однотонной, а многоголосной, ну прямо-таки (да простится мне сравнение) подобно солнечному органу в Большом зале Новосибирской консерватории.

Тут в кабинет вошла жена Геннадия - Светлана, почти пропела, что обещанный глинтвейн подоспел. В то баснословное время этот напиток готовили главным образом на основе «Гамзы». А искусством приготовления глинтвейна Светлана владела просто на уровне волшебства! Но некоторая озабоченность Самохина не была рассеяна даже и божественным глинтвейном. Многие поклонники таланта Самохина помнят, что в начале 80-х годов ушедшего века он опубликовал свою лирическую повесть «Наследство» - для него знаковую. Прототипом главной героини этого произведения Клавдии Артамоновой стала мать писателя Анна Васильевна. К произведению проявил живой интерес тогдашний главный режиссер новосибирского ТЮЗа заслуженный деятель искусств России Лев Серапионович Белов. Появилась инсценировка повести. Идея спектакля нашла поддержку в областном управлении культуры, лично со стороны начальника управления Николая Романовича Чернова - тогда же по какому-то случаю Чернов тепло говорил мне об этом сам.

Но по непонятным причинам спектакль «Наследство» постигла неудача: в репертуаре он не удержался. И Самохин в тот раз, в гостях у Карпунина, видимо, не мог умолчать об этом. Не без горечи и обиды, конечно. Опытнейший знаток театрального мира, заслуженный артист России Виктор Сергеевич Орлов попытался участливо смягчить обстановку, раздосадованно, но очень доверительно, даже сердечно, сказал:

- Судьба спектакля непредсказуема. Тут уж ничего не поделаешь!.. А неудача?.. Почему это происходит - объяснить невозможно. Не счесть примеров, вплоть до Чехова.

К неудачам Николай Самохин, как и большинство людей, относился болезненно. С читателем у него давно установились на редкость доверительные отношения. Конечно же, он был раним. И вдруг неудача.

А на страну уже надвигались невиданные потрясения: полярный пересмотр ценностей, осуществлялась перемена ориентиров. И в отношении к наследству. Чуткий ко всему, что происходило вокруг, Николай Самохин, когда до трагического конца было рукой подать, написал в стихотворении «Песня»:

 Николай Самохин всегда проявлял интерес к поэзии. Душа его, как и душа близкого ему Шукшина, изначально была переполнена светлой лирикой! Недаром он восторгался глубиной, изяществом знаменитой новеллы Карела Чапека «Поэт». Со временем в его творчестве все большее и большее место занимали иррациональные аспекты бытия. Однако предаваться иллюзиям он считал проявлением глупости. Всегда с отвращением относился к любым формам интриганства. Негодовал, бунтовал, когда на творческие поиски иного художника пытались набросить намордник, совали палки в колеса при реализации результатов длительного труда, в каких бы формах это ни происходило. Об особенностях большого дарования писателя Самохина мы не раз вспоминали с Геннадием Карпуниным.

Самохин с восхищением говорил молодым литераторам, что Илья Лавров называет себя поэтом, распятым на кресте прозы. Но сам никогда себя так назвать не решался. И в этом тоже заключается одна из особенностей его яркой, неповторимой индивидуальности.