Репортаж из дома сестринского ухода единственного в Новосибирске туберкулёзного стационара для бродяг
Палочка Коха живет в каждом человеке, но болеет отнюдь не каждый, а только тот, чей организм ослаблен некачественным питанием, плохими условиями жизни и дурными привычками. Именно к этой категории относят бомжей. Согласно последней переписи новосибирских бродяг, которую негласно провели фтизиатры и соцработники, в нашем городе их живет более тридцати тысяч. И почти все наверняка болеют туберкулезом в самых запущенных формах.
Еще каких-то
Дом сестринского ухода «прячется» на окраине города, в конце улицы Кирова. Двухэтажное здание сталинской постройки. Прогнившая крыша, стены в пожелтевшей известке, окна в потрепанных рамах. Вокруг дома цветники и кустарники. Пара дощатых лавочек. Металлическая ограда. На входе охранник.
Здесь живут и умирают бродяги и бродяжки, чьи легкие напрочь изъедены туберкулезной палочкой. Половина из них страдают смертельной «чахоткой»
Честно сказать, собиралась я сюда года два. Никак не решалась посетить место, пропитанное чахоточным духом. Да и санитарные врачи отговаривали: мол, зачем здоровьем рисковать? Туберкулез штука опасная, да еще у такого контингента.
Главный врач сестринского приюта Валерий Изупов, напротив, успокоил: заразиться от его пациентов сложно, не целоваться же я с ними собираюсь А про больничку для бомжьего племени рассказать необходимо: учреждение, в своем роде, редкое. И не только для Новосибирска, но и для России в целом.
В день, когда мы приехали, пациенты из тех, кто самостоятельно передвигается, вышли на прогулку. Только что прошел дождь, воздух наполнился озоном, а для чахоточных такой «кислородный коктейль» особенно полезен. Почерневшие лица, впалые щеки, тусклый взгляд. Вдох выдох. Было видно, что некоторым это упражнение дается с трудом: от их легких почти ничего не осталось. Но, как ни странно, они еще живы.
Проходите, не бойтесь, пригласил нас в «дом» Валерий Анатольевич. Помещение дезинфицируем по нескольку раз в день, так что зараза к стенам приставать не успевает. Да и кучности у нас нет: приют рассчитан всего на шестьдесят человек. Случается, что принимаем дополнительно
В помещении действительно витал
Для каждого пациента лечебный курс индивидуален, но в целом лечение схожее, рассказывает главврач. Капельницы, уколы, пилюли. Почти каждый час. Все лекарства принимаются исключительно в присутствии медсестры. При поступлении они подписывают договор, где четко прописаны все законы нашего стационара. За нарушение больничного режима выписка. Хотя бывает, что за первую провинность прощаем. Куда мы их выгоним на улицу? А если открытая форма туберкулеза? Значит, нужно ее «закрыть».
Нарушителей в сестринском доме почти не бывает. Питание здесь хорошее. Несмотря на то, что на каждого пациента в день выделяется всего шестьдесят рублей, повара умудряются включать в рацион мясо, масло, сыр и молоко. Завтрак, обед, ужин. Те, кому хочется
Когда я принял дела, здание находилось в удручающем состоянии, делится прошлым Валерий Анатольевич. Крысы, мыши, тараканы. Повсюду грязь. Ремонта здесь, похоже, лет двадцать как не было. В первую очередь избавились от грызунов и насекомых. Затем отремонтировали
Сотрудники дома сестринского ухода, без сомнения, люди самоотверженные. И не только потому, что подвергаются ежедневному риску заражения. Они еще и спасают души и даже воскрешают пациентов. В буквальном смысле.
Один из таких «воскресших» дед Степанов. Когда и каким образом он оказался в Новосибирске, в стационаре, пенсионер не помнит. Память отшибло у него еще пять лет назад. Единственное, что удалось выяснить здешним сотрудникам, то, что родом
Все заверения о том, что старик живой, были тщетны. Умер, и все тут. Но медперсонал не сдавался и начал собственное расследование. В результате выяснилось, что у деда
Палата, где живет
Особое внимание женщинам. Их здесь в десять раз меньше мужчин. Внешний вид у здешних дамочек, конечно, потрепанный. Но для бомжьего племени сгодится. Лечатся они годами. И, вероятнее всего, лечение продлится до конца жизни.
Женский туберкулез в отличие от мужского более коварный. Протекает в скрытой форме. А когда его выявляют, легкие повреждены уже основательно. Хотя дамы стойко сопротивляются болезни: у одной пациентки вместо легких два огрызка. И ничего, живет.
Мужчины «сгорают» от чахотки гораздо быстрее, жалеет своих пациентов Валерий Изупов. И болеют гораздо чаще, чем женщины. Мы, конечно, делаем все возможное, чтобы спасти всех. Но есть сильно запущенные формы. Оттого и смертность высокая в среднем пятьдесят человек в год.
Больные умирают тут же, в соседних палатах. В этот день задыхались несколько мужчин. Туберкулез беспощадно дожевывал остатки их легких. Сделать уже ничего нельзя. И они это понимают. Врачам и нянечкам только и остается, что поддерживать: «Мол, мы еще на твоей свадьбе погуляем». Увы.
Хоронят туберкулезных бродяг в «братских могилах» за государственный счет. Гроб из неотесанных досок, ямка по похоронному ГОСТу и табличка с номером. Все.