Прерванный полёт от 17.09.2008

Не все птицы разбиваются о зеркала

Птичка-невеличка поползень

Почти три года назад, во время эпизоотии птичьего гриппа, во многих сибирских регионах немало шуму наделали сообщения о гибели свиристелей в городах. «Вечерний Новосибирск» тогда раньше всех известил горожан о том, что причиной этому стали банальные столкновения птиц о препятствия в форме современных зданий с зеркальными поверхностями стен и окон.

Ситуация в ту пору усугубилась тем, что в забродивших при частых оттепелях городских ранетках и ягодах рябины, служащих кормом свиристелям, накопился алкоголь, из-за чего у этих и без того суетливых птиц заметно нарушилась координация в полете. И сейчас, когда у птиц в самом разгаре осенние миграции и кочёвки, их стаи опять могут очутиться среди непривычной обстановки во всё усложняющемся лабиринте многоэтажек, где далеко не все пернатые могут правильно ориентироваться. Особую проблему в этом смысле для перелётных птиц создает вечернее, а то и ночное освещение в центрах районов, на которое в настоящее время городские власти не скупятся. В то же время дополнительное освещение, скорее всего, благоприятствует птицам, зимующим в городе, особенно голубям, серым воронам, сорокам и т.п.

По прошествии нескольких лет история с гибелью птиц повторилась в нашем городе с той лишь разницей, что трагическая участь на этот раз выпала на долю поползней. В начале третьей декады августа в ветеринарную службу, в СМИ и к орнитологам начали поступать звонки жителей Железнодорожного и Центрального районов о находках мертвых и погибающих у них на глазах пташек. Как показал осмотр ветеринарами, все они погибли от механических повреждений при ударе о препятствие в полёте. Пожилая дама, ранее работавшая с орнитологами и разбирающаяся в видовой принадлежности птиц, сообщила нам, что однажды она, пройдясь по улице Урицкого, насчитала порядка тридцати поползней, разбившихся о зеркальные стены и окна новых или модернизированных зданий. Другие знакомые и незнакомые люди тоже приносили собранные ими трупики поползней. Все осмотренные нами особи были молодыми. Они вылетели из гнезд где-то в окрестных лесах пару месяцев назад и не имели опыта существования в городских условиях, куда ненароком попали в ходе осенних кочёвок.

Размышляя над тем, почему на сей раз именно поползням так не повезло, вспомнил о городских стрижах, ежегодно в необычайно большом количестве встречающихся в нашем городе в период с конца мая по начало августа. В своем стремительном полете в составе плотных роёв сородичей никто из стрижей ведь не разбивается о те же сооружения с зеркальными стенами среди многоэтажных построек. Можно предположить, что своими пронзительными криками стрижи как бы подвергают пространство по курсу полёта своеобразной эхолокации и своевременно избегают столкновений с препятствиями. По-видимому, стрижи при этом доверяют своему слуху гораздо больше, чем зрению, и ловко увёртываются от предательства иллюзорных картин «зазеркалья». Впрочем, эхолокация у птиц известна орнитологам сравнительно давно. Как было выяснено специальными исследованиями, дикие гуси кричат в ночном небе не всегда от избытка чувств или ради коммуникации с сородичами. Гуси как бы «зондируют» пространство своим отрывистым гоготанием и по отраженным от скал, горных вершин или иных препятствий звукам эха имеют представление о том, куда им лететь нельзя или опасно.

Находки на улицах мёртвых и погибающих после ударов о здания пташек увеличили интерес горожан к этому виду пернатых. Поползня не спутаешь ни с какой другой из наших птиц, благодаря хотя бы очень короткому хвостику. Вместе с большой синицей и буроголовой гаичкой среди мелких воробьиных это наиболее характерная оседлая или кочующая птица лесных массивов в окрестностях Новосибирска, да и в городских парках тоже. Чуть мельче воробья, он постоянно тщательно обследует поверхность стволов деревьев, одинаково свободно перемещаясь вверх или вниз головой и даже боком. Основу его рациона составляют различные беспозвоночные, притаившиеся на коре, под корой или в трещинках ствола. Охотно кормится семенами, высыпающимися из шишек, а также кедровыми орехами и семечками, продалбливая в скорлупе отверстия. На усадьбах, дачах, охотничьих и туристских базах его порой застают за расклевыванием куска мыла, оставленного возле умывальника. По-видимому, птаха «по наивности» принимает мыло за сало.

Щебетание и настоящее пение поползня можно слышать уже во второй половине зимы. Наиболее активно он поет в марте и в начале апреля. К гнездованию приступает в конце апреля и в начале мая. Гнездо устраивает в дупле, не занятом дятлом, или в другой нише ствола высоко над землей. Поползень обмазывает глиной отверстие дупла, если оно слишком широкое, так что остается леток диаметром около 3,5 см, благодаря чему кладка недоступна для хищников. Вся забота о кладке лежит на самке, которая насиживает 4–12 яиц в течение 14–18 дней. Самец «вспоминает» о родительских обязанностях, когда выводятся птенцы, и он энергично участвует в их выкармливании. Как и у других дуплогнездников, птенцы сидят в гнезде сравнительно долго, 22–25 дней, затем еще пару недель родители их подкармливают вне дупла. Вскоре выводки распадаются. Осенью молодняк перемещается в поисках подходящих мест и партнеров. Молодые птицы быстро формируют пары и начинают защищать территорию. В конце зимы временные «союзы» распадаются и образуются новые пары на других участках. Прежние связи — это всего-навсего «репетиция», пусть и такая продолжительная. Взрослые птицы, напротив, держатся постоянной парой всю жизнь на одной территории. Поползень, как и другие птицы таких размеров, может прожить до девяти лет. Интересно, что мелкие воробьиные птицы, в том числе поползни, сохраняют способность гнездиться и выводить птенцов и в год своего предельного возраста. Их репродуктивный возраст длится практически всю взрослую жизнь. Плодовитость поползней позволит их популяции компенсировать, надо думать, и непредвиденные природой потери в результате гибели при столкновении о сооружения в городах.