Сказание о русском Герое

Он любовался птицами и завидовал им, потому что страстно желал сам взлететь над землей.

Звали мальчишку Саша Покрышкин, но друзья часто называли его Сашка-летчик. Прозвище свое он заслужил не случайно. А начиналось так...

Теплый сентябрьский день за речкой Каменкой, была раньше у нас такая речка в Новосибирске, которая протекала по территории нынешнего Октябрьского района, она и сегодня протекает, но уже по трубам, упрятанным под землю. Так вот, за речкой Каменкой, где теснились простые деревянные дома и улицы, как в деревне, зарастали густой травой, послышался в небе непонятный и сильный гул.

Такого здесь никогда не слышали.

Мальчишки, возвращавшиеся из школы, первыми услышали этот гул, а когда подняли глаза к небу — обомлели. Самолет! Настоящий! Не на картинке нарисованный. Он гудел и плавно снижался к земле.

Лошадь, запряженная в телегу, от страха рванулась с места — только колеса загромыхали. Люди выбегали из домов, тревожно оглядывались. А мальчишки, первыми сообразив, что самолет идет на посадку к военному городку, бросились, сломя голову, чтобы посмотреть это невиданное по тем временам чудо, которое явилось так неожиданно посреди ясного дня.

Саша первым примчался к самолету и завороженно дотронулся до серебристого крыла. Сердце его захлебывалось от восторга. От пилота, который вылез из кабины и спрыгнул на землю, мальчишка не мог оторвать взгляда. Пилот казался ему сказочным богатырем. А как же иначе? Разве могут простые, обычные люди управлять железной птицей...

Об этом событии, о том, что возле военного городка приземлялся самолет, жители Закаменки, так называли раньше Октябрьский район, поговорили день-другой да и забыли. Мало ли у них было повседневных дел и забот! А вот маленький Саша не забыл. С того памятного дня он «заболел» небом. И твердо решил — буду летчиком! О своем решении объявил друзьям, которые сразу же и дали ему это прозвище: Сашка-летчик. Сначала звали его так с легкой насмешкой, но время шло, и насмешка исчезла, потому что почувствовали друзья: это не обычное мальчишечье хвастовство, а что-то совсем иное — серьезное, твердое, как и характер, которым с детства отличался Саша Покрышкин.

А характер ему, упорный и основательный, достался от предков. Родовые корни Александра Покрышкина — из вятских земель, исконно русских, где жили испокон веку пахари и воины. Многие из них были искусными мастерами, которые владели самыми разными ремеслами. Покрышкины были печниками и кровельщиками, то есть крыли крыши, и отсюда, от ремесла, пошла и их фамилия. Родители Саши Покрышкина, Иван Петрович и Ксения Степановна, как свидетельствует выписка из метрической книги Покровской церкви села Ситьминского Нолинского уезда Вятской губернии, родились в один и тот же год — в 1885-м.

Пройдет время, и уже в Ново-Николаевске молодые родители в теплый мартовский день принесут крестить, тоже в Покровский храм, мальчика, которого назовут Александром. В Сибирь Покрышкины переберутся, как и множество других крестьянских семей из Центральной России, за лучшей долей, за землей и счастьем. Но счастье оказалось с изрядным привкусом горечи. В семье Покрышкиных родилось десять детей, выжили из них семеро. Прокормить столь большую семью — дело непростое. И поэтому Иван Петрович брался за любую работу, благо молодой Ново-Николаевск в те годы бурно строился, и мастера, владеющие строительными профессиями, всегда были нужны. Во многие здания нашего города, иные из которых сохранились и до наших дней, как, например, храм Александра Невского, вложен и труд большой, работящей семьи Покрышкиных.

Начиная с четырнадцати лет Саша уже работал подручным кровельщика, постигая азы этой трудной и далеко не безопасной профессии, ведь работать приходилось, как правило, на большой высоте, и любая невнимательность или неосторожность могла закончиться увечьем или даже смертью. Такие случаи были не редкостью. Но Саше на высоте работать нравилось — весь город как на ладони, а небо, если в нем пролетали самолеты, становилось ближе, словно приближалась к исполнению заветная мечта быть летчиком... Он этой мечты не оставлял. И не просто мечтал, а деятельно готовился: много читал, в том числе и книги по авиации, занимался спортом, переплывал Обь, зимой обтирался снегом, ходил на лыжах, а любимым занятием оставались голуби, пожалуй, самые лучшие в округе. Он мог часами наблюдать за их полетом в небе, а друзьям говорил: «Я также буду летать, только выше и быстрее!»

Справедливости ради надо сказать, что родители страстного увлечения своего сына не поддерживали. И понять их можно. Семья жила бедно, трудно, и в сыне Александре родители видели в первую очередь будущего работника, который бы материально помогал семье. А летчик... Это казалось недостижимым, а потому и несерьезным, попросту баловством. Из нашей-то Закаменки да в небо на самолете?! Лучше бы на бухгалтера выучился — все верный кусок хлеба будет.

Но Саша только хмурил брови и упрямо стоял на своем.

И настоял.

Из родительского дома, после непростых и крутых разговоров с отцом, он уходит и поступает в ФЗУ — фабрично-заводское училище.

Новосибирск того времени, конец двадцатых — начало тридцатых годов, представлял собой большую строительную площадку. Строились жилые дома и заводы. Один из них, «Сибкомбайн», нынешний завод «Сибсельмаш», возводился на левом берегу. На совершенно пустом месте, посреди березовых колков, вставали корпуса будущих цехов, устанавливалось оборудование, начинали дымить трубы. Большое производство требовало грамотных специалистов, квалифицированных рабочих. Таких рабочих и должно было выпускать ФЗУ.

Фабзайчата, так называли учеников ФЗУ, — это были в первую очередь ребята с городских окраин, из сел и деревень Новосибирской области, из семей, как правило, небогатых и многодетных. Учеба в училище давала этим ребятам возможность не только получить профессию, но и прокормиться, как тогда говорили: бесплатное общежитие, питание и форма — по тем скудным временам это значило очень много. Хотя, если говорить полную правду, и первое, и второе, и третье были весьма и весьма условными «благами». Питание скудное — щи из соленой капусты и зеленых помидоров, в общежитии — холод, в одну из зим, чтобы хоть как-то утеплиться, ребята заваливали стены снегом по самые окна, форма, грубо пошитая из простенькой ткани, быстро приходила в негодность...

Но все эти трудности переносились мальчишками и девчонками без нытья и жалоб. В юности они всегда легче переносятся. Из барачной тесноты, из скудного быта прорывалась мечта о скором времени, когда вся Страна Советов превратится в один цветущий сад. Газеты и радио каждый день сообщали о новых стройках, о подвигах советских летчиков, совершавших беспримерные перелеты, о трудовых рекордах рабочих и колхозников. Страна жила в напряженном ритме, и многим казалось, что вот еще немного усилий и терпения, и все будет совершенно по-иному... По Оби, вниз по течению, перестанут уходить баржи с раскулаченными, прекратится борьба с «врагами народа» и в учебниках не нужно будет заклеивать портреты людей, которые еще вчера были героями, а сегодня стали теми самыми «врагами»...

Сложное было время, неоднозначное, но юность жила мечтой.

Жил своей мечтой и Саша Покрышкин. Основательно, серьезно овладевал он профессией слесаря-лекальщика, справедливо полагая, что технические навыки будущему летчику никогда не помешают, по-прежнему упорно занимался спортом и даже пробовал себя в конструкторском деле — изобретал... новый пулемет!

В своей среде, среди шумных и отчаянных сорванцов-фабзайчат, Саша пользовался уважением, хотя в вожаки не стремился, просто друзья, окружавшие его, ценили товарища за справедливость и за то, что он мог защищать эту справедливость. Если не было иного выхода — защищал кулаками. Хотя хулиганом никогда не был и никогда не дрался ради самой драки по любому глупому поводу.

Учеба в ФЗУ подходила к концу. А на газетных полосах уже красовался лозунг тех дней, призывавший: «Комсомолец, на самолет!» Всей душой отзывался Саша Покрышкин на этот лозунг, и вот наконец преодолена первая ступенька, ведущая в небо: в кармане — комсомольская путевка, медицинская комиссия успешно пройдена, и поезд помчал юного сибиряка в далекий город Пермь, где находилась в то время авиашкола.

2. Суровый и трудный взлет
Но в Перми Александра Покрышкина ждало жестокое разочарование. Счастливым обладателям комсомольских путевок объявили: летное отделение закрывается, а курсантов будут готовить только по программе авиатехников. Александр в отчаянии прорывается на прием к начальнику авиашколы и заявляет, что на авиатехника он учиться не желает, ведь он мечтает быть летчиком. Разговор состоялся непростой. Начальник школы использовал все аргументы о важности авиатехников в воздушном флоте, но, видя, что строптивый курсант стоит на своем, пригрозил, что его исключат из комсомола и тогда путь в авиацию будет для него закрыт навсегда. Александр, скрепя сердце, остается в авиашколе.

Настроение у него — хуже некуда. Да и не может оно быть иным, когда осуществление долгожданной мечты откладывается на неопределенное время. А ведь он уже представлял себя в кабине истребителя, уже слышал гул мотора и видел бескрайний простор покоренного неба...

Не знал тогда, да и не мог предугадать Александр Покрышкин, что судьба еще не раз будет сурово пробовать его на излом, что еще не раз придется одолевать преграды, напрягая все душевные и физические силы. Но он выстоит. Вятские родовые корни и кремниевый сибирский характер одолеют невзгоды, которые свалятся на него в изобильном количестве. Но все это еще ожидало впереди, а пока...

А пока — курсантские будни. Подъем, занятия, отбой — все по расписанию. Учился Александр Покрышкин хоть и без особого рвения, потому что мечту стать летчиком не оставлял, но добросовестно. А вскоре появилось и любимое занятие — полеты на планере. Не истребитель, конечно, но он давал возможность парить в небе. Любую свободную минуту Александр отдавал планерам. А еще усиленно занимался спортом, особенно лыжами. Он входил в сборную Уральского военного округа, участвовал в гонках на 50 километров — с полной выкладкой и со стрельбой из боевого оружия. Наверное, уже тогда понимал Александр, что стать настоящим боевым летчиком — это значит иметь выносливость, терпение и мгновенную реакцию, а еще нужно очень много знать, быть образованным. И поэтому он не растрачивал зря время, а каждую минуту умел использовать с полной отдачей.

В 1932 году в курсантской одежде Саша приехал домой на побывку. Возмужавший, в красивой форме. Ходил по знакомым улицам, встречался с родными, с друзьями. Но никому не сказал о том, что поступил не в летное, а в техническое училище...

И снова — учеба. После окончания авиашколы в его аттестации напишут следующее: «Хорошее общее развитие, дисциплинирован, исполнителен, к себе требователен, командирские навыки хорошие. Организаторскими способностями обладает. Настойчив, решителен, решения принимает быстро, политико-морально устойчив. Может быть выпущен младшим авиатехником». Все, казалось бы, складывалось не так уж плохо: получено первое воинское звание, в петлицах — кубики (погон тогда в Красной армии еще не было), на рукавах — красивые шевроны. Одно лишь огорчало — крылья на шевронах пересекались ключом и молотком. А хотелось в небо, хотелось летать...

Лучших выпускников школы отправили на курсы старших авиационных техников в Ленинград. И там Александр все свое свободное от занятии время посвятил планерам, которые дают ему возможность оторваться от земли. Между тем молодого командира уже ждало первое назначение — в авиационное звено связи 74-й Таманской стрелковой дивизии, которая базировалась в Краснодаре. Этот южный город войдет в судьбу Александра Покрышкина навсегда.

Служба шла своим чередом. Но, исполняя обязанности авиатехника, молодой сибиряк упорно стремился в небо. Организует планерный кружок, при удобном случае поднимается в небо — его друг, летчик Василий Севостьянов, добился у командования разрешения на полеты Покрышкина в качестве летчика-наблюдателя. Но полеты эти были редкими и полного удовлетворения, конечно, не приносили.

Поэтому и шел на имя командующего ВВС и даже наркому обороны один рапорт за другим: разрешите переучиться на летчика! Рапорты оставались без ответа... Были еще две попытки поступить в Военно-воздушную инженерную академию, но первая сорвалась из-за хамства преподавателя, принимавшего экзамены, которому Александр, не терпевший такого отношения, резко что-то возразил и в результате получил двойку, а вторая... Успешно сдав экзамены и будучи уже зачислен в академию, он вдруг узнает, что вышел наконец-то приказ наркома обороны, согласно которому лучшие авиатехники могут переучиваться на летчиков. Решение после этого известия принято сразу: он отказывается от учебы в академии и сразу же уезжает из Москвы в Краснодар. Первый визит — к начальнику местного аэроклуба. Добивается разрешения и приступает к переучиванию. Быстро догоняет остальных курсантов, которые начали заниматься раньше, и в итоге годичную программу обучения осваивает за 15(!) летных дней. Вот что значит характер!

Следующая ступень — Качинская краснознаменная авиационная школа, расположенная недалеко от Севастополя. Первые полеты на истребителе И-16, волнующее чувство власти над самолетом, бездонный купол неба — Александр Покрышкин был счастлив. После окончания Качинской авиашколы он получает назначение в 55-й истребительный авиационный полк, ему присваивается воинское звание старший лейтенант. Почти семь лет он был «прикован» к земле, почти семь лет понадобилось ему, чтобы добиться поставленной цели — поистине только сибирское упрямство и терпение помогли одолеть все препятствия.

3. Испытание на прочность
Летчики 55-го полка, приглядевшись к старшему лейтенанту Покрышкину и оценив его характер, дружно решили: свой парень! Немногословен, серьезен, но в то же время любит и шутку, и дружеские подначки. А самое главное — он полностью отдавался небу, он хотел быть не просто летчиком, а летчиком-асом. Командир полка Виктор Петрович Иванов сразу же обратил внимание на новичка, угадав в нем особый стержень будущего воздушного бойца. У Покрышкина сложились очень хорошие отношения с командиром полка, которые перерастут затем в настоящую мужскую дружбу.

Полеты, тренировки, стрельба по воздушным целям — одним словом, будни боевой учебы. И в этих учебных буднях Александр Покрышкин сразу же показал свой характер. Дело в том, что инструкции, согласно которым велись учебные полеты, безнадежно устарели к тому времени, зачастую их составляли люди, сидевшие в штабах и давно уже не летавшие. Александр Покрышкин с самого начала своей летной биографии был еще и вдумчивым аналитиком, он уже тогда понимал, что в настоящем бою негодные инструкции будут висеть, как гири, сковывая инициативу и маневренность. Поэтому он не просто нарушал инструкции, чтобы показать свою удаль и лихость, он сначала тщательно обдумывал каждый новый маневр, скрупулезно его рассчитывал.

Он готовился не просто летать, он готовился воевать.

Молдавский городок Бельцы, куда перебазировался авиаполк, находился недалеко от румынской границы. И уже весной 1941 года летчикам было ясно — войны не миновать, она стоит на пороге. Немецкие самолеты постоянно нарушали воздушное пространство, немецкие летчики вели себя нагло до крайности. Но приказ есть приказ: огня не открывать, на провокации не поддаваться.

Одно радовало: в полк начала прибывать новая техника — истребители МиГ-3. По сравнению с И-16, «ишачками», как называли их летчики, МиГи были более совершенны, и в техническом отношении, и в вооружении. Но летать на них было сложнее, требовалось переучиваться. Переучивались на ходу, в спешке.

И все-таки не успели.

Не успели даже полностью перегнать самолеты, которые оказались на разных аэродромах.

Утро 22 июня 1941 года разделило время: еще вчера вечером был мир, а сегодня — война. Жестокая и беспощадная.

Первое боевое задание звену Александра Покрышкина — провести разведку аэродромов в румынских городах Яссы и Роман. Разведка была проведена под жесточайшим огнем вражеских зениток, но летчикам удалось обнаружить на одном из аэродромов целую авиагруппировку противника. Ждали, что сейчас будет дан приказ на штурмовку, но в штабах медлили...

Летчики, в том числе и Покрышкин, в готовности номер один ждали приказа. И вдруг сообщение: по направлению к аэродрому — немецкие самолеты. Вскоре они уже показались в пределах видимости. Сигнал на взлет — три красные ракеты. Покрышкин первым настигает самолеты неизвестной конструкции. Рассмотреть их мешает слепящее в глаза солнце. Очередь — и бомбардировщик подбит. И только в этот момент Покрышкин увидел на крыльях бомбардировщика... красные звезды!

Это были наши бомбардировщики СУ-2. А так как они были засекречены, то летчики-истребители лишь слышали о них, но никогда не видели.

«Стыд и позор жгли сердце», — напишет позднее в своих воспоминаниях Александр Иванович. После приземления, стараясь ни на кого не глядеть, он идет на командный пункт, где ждал его тяжелый разговор с командиром полка Ивановым.

— Не кидайся, сломя голову, пока не разобрался, кто перед тобой, — сурово выговаривал Иванов, но затем, помолчав и поглядев на своего поникшего летчика, добавил: — А стрелял ты плохо... Самолет только подбил, он сел на вынужденную...

Первый урок войны был жестоким и Покрышкин переживал его очень тяжело.

Но война, полыхавшая уже во всю свою мощь, не оставляла времени на долгие душевные переживания. Она требовала мобилизации всех сил, чтобы выстоять перед сильным, умным и опытным противником. А фашисты были именно такими противниками. У них был боевой опыт, они умели воевать. Это надо всегда помнить, потому что недооценка противника может привести к поражению.

И снова Александр Покрышкин в воздухе. Задача — разведать переправы вражеских войск через реку Прут. Вместе со своим ведомым Семеновым на подлете к реке они были обнаружены вражескими самолетами. И хотя имели строгий приказ — только разведка, в бой не ввязываться, — выполнить его они уже не могли. Пятерка «мессершмиттов», патрулировавшая над переправой, уже ринулась на перехват советских истребителей. Воздушный бой — бой скоротечный. Все решают секунды. За самолетом Семенова потянулся дымный шлейф, а в хвост ему уже пристраивался «мессер», чтобы добить окончательно. Покрышкин, изготовившийся к атаке, прерывает ее и бросается на помощь товарищу. На выходе из пикирования расстреливает ведущего немцев. Огненный факел летит к земле. Покрышкин, не удержавшись, посмотрел ему вслед и за эти несколько секунд сразу же поплатился — на месте красной звезды в крыле МиГа вражеский снаряд выбил дыру диаметром почти в метр. Покрышкин, убедившись, что Семенова немцам уже не достать, отбиваясь, отрывается от преследования.

После посадки он долго сидит в кабине — сил нет. К счастью, живым и невредимым появляется Семенов, его самолет, оказывается, задымил из-за ошибок в управлении.

На следующий день Покрышкин сбивает еще один «мессершмитт». Боевой счет открыт. Первые победы вселили уверенность: хваленых немецких асов можно бить!

Но обстановка складывается таким образом, что летчики МиГов должны были день за днем вылетать на штурмовки наземных целей — надо было во что бы то ни стало остановить вражеские армады. МиГи, в отличие от бомбардировщиков, не были укрыты броней, а значит, при заходе на цель становились уязвимыми для зенитного огня. Но приказ отдан — его надо выполнять. Штурм наземных целей летчики-истребители называли «плясками смерти».

В эти дни Александр Покрышкин впервые совершил «свободную охоту». Сбивает два «хеншеля», но сам чудом остается в живых. При вертикальном пикировании он едва не врезался в землю, успел рвануть на себя ручку управления и на несколько секунд потерял сознание от бешеной перегрузки. А чуть спустя пуля прошила кабину и сорвала кожу с подбородка, кровь брызнула на лобовое стекло... Всего лишь несколько сантиметров отделили его от смерти.

В эти дни Александра Покрышкина часто посылают на разведку, потому что требовалась ясная картина расположения вражеских войск. Одиночные полеты над вражеской территорией связаны были со смертельным риском. Но иного было не дано. На одном из таких вылетов самолет Покрышкина был подбит вражескими зенитками — три снаряда врезались в МиГ. Мотор тянул еле-еле. А внизу, на шоссе, колонна вражеских машин и орудий. «Только не плен!» — ушел в сторону от шоссе и успел лишь сдвинуть на лоб очки да упереться руками в приборную доску. Удар! Когда к нему вернулось сознание, он увидел развалившийся самолет. Нога нестерпимо ныла. Но Покрышкин, пересиливая боль, уходит по кукурузному полю к своим. Только на четвертый день он вернулся в родной полк, где его уже считали погибшим. Нога оказалась серьезно повреждена и Покрышкина отправили в госпиталь. Там, пользуясь тем обстоятельством, что выдалось свободное время, он на обложке толстой тетради пишет заголовок: «Тактика истребителей в бою». Бой требует мысли — вот что сформулировал для себя летчик Покрышкин, исходя из опыта первых боев, в которых у наших авиаторов были большие потери. Требовалось менять тактику, отказаться от устаревших инструкций, требовалось, чтобы одерживать победы, воевать по-новому. Покрышкин это прекрасно понимал. Во всем должен быть точный расчет, война не прощает приблизительности и цена любой ошибки одна — жизнь.

В этих нелегких раздумьях и рождались типично покрышкинские приемы боя: «соколиный удар» — внезапная атака на большой скорости, боевой порядок в составе пар и четверок, рассредоточение их по фронту и по высоте — так называемая «этажерка»...

А война только еще разгоралась, только набирала свои кровавые обороты. Фашистские войска упорно рвались в глубину нашей территории, пронзая советскую оборону танковыми клиньями. На Южном фронте началось отступление, горечь которого Александру Покрышкину довелось испытать полной мерой. С августа до начала октября полк сменил двенадцать аэродромов в Одесской, Николаевской, Херсонской, Запорожской областях, прошел с боями весь юг Украины. Позднее он напишет в своих воспоминаниях: «Кто в сорок первом — сорок втором годах не воевал, тот войны по-настоящему не видел».
И в этом была горькая правда.

(Продолжение следует.)