Актер театра «Глобус» Евгений Калашник
отметил 50-летие
|
| Евгений Калашник. («Вишневый сад», А. П. Чехов, Лопахин) |
Свой театр он нашел не сразу - успел поработать на сценах Челябинска, Ашхабада и Орджоникидзе. Нигде не задерживался более трех сезонов. Трижды приходил и уходил из новосибирской драмы. «Никогда не ищи в театре свой театр, - говорил ему его педагог, - ищи свой театр и в него «предлагайся, суйся, пихай себя».
- Артист должен странствовать, - говорит Евгений Калашник. - И я ездил, искал...
Театр, созданый Гоберником и Ревякиной, как раз и оказался тем самым, который ему был нужен, в «Глобусе» он и остановился.
- Это модель нормальная для меня - разная режиссура, стилистическая непохожесть спектаклей.
Но его актерские странствия на этом не закончились, а начинаются заново с каждой новой ролью - погружением в вечную тайну перевоплощений:
- Это тайна, которую я хочу понять в театре, и не знаю, хватит ли на это жизни.
Он не играет роли, он ими живет и часто перестает замечать ту черту, за которой кончается роль и начинается он сам, Евгений Калашник.
- Ко всем своим персонажам я с утра стучу в дверь, потом мы с ними разговариваем и выходим на суд зрителя.
Ролей сыграно немало, но лишь некоторые из них актер называет этапными.
Лопахин
(«Вишневый сад», режиссер Гульченко)
- Знаменательная, ложащаяся на меня роль...
Его Лопахин - не хрестоматийный купчик в сапогах, чистый прагматик, губитель вишневых садов, а вместе с ними и всего того, что эти сады символизируют. У его Лопахина - «тонкие нежные пальцы, как у артиста» (это есть у Чехова). Его Лопахин берет в руки виолончель и страдает от своего неумения играть на ней. Он представляет новое нарождающееся поколение, и это поколение не столь уж несимпатично.
- «Новые Лопахины» - «новые русские». Все повторяется, - говорит Калашник, - классики потому и великие, что затрагивают самые существенные компоненты человеческого бытия. У нас извращенные понятия об этом поколении. Не знаю, кого в этом винить, не буду говорить за всех, но те люди, с которыми приходилось сталкиваться лично мне, умны и интеллектуальны. Да, они отличаются от нас - в нас было больше души, для них более существенно понятие выгоды. Но эти ребята хотят не просто урвать денег, они хотят их честно заработать, хотят заниматься честным бизнесом, умеют это делать и хотят, чтобы им не мешали. Да, Лопахин берет музыкальный инструмент, на котором играть не умеет. Он хочет, но его туда не пускают, как и сейчас не пускают... Я уверен, что сегодняшние нарождающиеся Лопахины тоже этого хотят. Они ходят в театры, они читают...
Возможно, у этой концепции «новых русских» будут свои оппоненты, но театр всегда был местом, открытым для диалога.
Дон Кихот
(«Плачевная повесть о Дон Кихоте Ламанчском»,
режиссер Александр Галибин)
- Ощущение, что это и есть Дон Кихот, соответствующий моим представлениям, возникло сразу, - признается режиссер.
Однако самого Калашника назначение на роль поначалу несколько удивило. С одной стороны, конечно, самый высокий и худой в труппе, кому как не ему играть долговязого идальго. А с другой, амплуа Калашника - мужское начало на сцене, сила и привлекательность, а тут - «сражатель с мельницами», воздыхатель по бесплотной Дульсинее.
- Мы хотели преодолеть стереотип такого понимания, - говорит актер. - Дон Кихот, с моей точки зрения, очень сильный человек, у самого Сервантеса есть много тому примеров. Во-первых, само путешествие, на которое решится не каждый. А потом это его желание сражаться, встревать в драки за справедливость. Другое дело, с кем эти драки и как это кончается - но это не суть важно. Важно, что он человек с большой душой и с огромной внутренней энергетикой - воплощение романтизма чистого, открытого, импульсивного. Его Дульсинея - не фантом. Это реальная женщина, и такая женщина есть в жизни каждого мужчины, в каждой женщине он ищет воплощение идеала, который находит на какой-то период своей жизни, дофантазируя то, чего не хватает. Во влюбленности находишь гармонию идеального существования. Любовь, женская и мужская - есть бензин вечного двигателя. Пока человек любит, он жив, перестает любить - умирает. Это и есть двигатель Дон Кихота, он пугается герцогини, потому что, предав свой идеал, потеряет внутреннюю энергетику, и он этого не делает. Я его понимаю, я его оправдываю...
И вообще, считает актер, Сервантеса надо читать на склоне лет, тогда за якобы сумасшествием картинки, которая воспринимается сумасшествием в силу непрожитых лет, увидится сумасшествие своего же существования и вся правда человеческого притворства.
Своего рода предтечей Дон Кихота стал сыгранный Калашником князь К (спектакль «Прощальная гастроль князя К», режиссер Борис Морозов), который тоже был для него ролью этапной. Там речь шла о донкихотстве русском, с его романтизмом, его любовью к женщине. Это тоже стало своеобразным ключом для понимания феномена сервантесовского идальго.
Пистетер
(«Воздушный город», режиссер Валерий Фокин)
- Это был принципиально новый для меня театр, я в таком театре никогда не работал, но страстно этого хотел, - говорит Евгений Калашник о режиссерском театре Фокина. - С восторгом наблюдал за его работой над спектаклем «Наш человек». Когда Фокин предложил мне роль, признаюсь, испуг был большой.
Ввод на роль Пистетера происходил всего за десять дней. Сначала задача была чисто формальной - вписаться в эту достаточно жесткую режиссерскую структуру, где все происходит очень быстро - «картинки» меняются моментально и почти без пауз.
- Я только сейчас начинаю по-настоящему чувствовать, только сейчас понимаю, насколько комфортно находиться в этой структуре. Основа уже есть, теперь накапливаются отдельные штрихи. Какие-то вещи, технически неверные, уходят, другие обрастают мясом... И вообще, - признается актер, - я больше люблю репетировать.
Репетиция - всегда поиск, движение. А «артист должен странствовать...»
