Картинки с натуры
 |
В солнечный денек иномарок на этих лужайках под косогором за Бугринской рощей наезжает! Дверки нараспашку - кажет буржуазия свой обычно скрываемый за тонированными стеклами образ жизни. Лужайки все в цвету - клевер, ромашки - сплошным ковровым узором. Вот на этих персидских коврах и располагаются наши падишахи со своими нукерами, женами и детьми. Прогуливаясь здесь ради променада, можно таких жанровых сценок насмотреться! Увидеть совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки персонажей жизни, которая отделена от нас бронированными дверьми, стенами и заборами особняков, бамперами и фарами джипов. Почувствовать ее пульсацию, ее мягкость, что ли, несовершенство и уязвимость, подобные некой шевелящейся консистенции, которая кайфует, на время покинув свой завитой в улиточью раковину домик. Узреть в состоянии расслабленном, а не агрессивно-настороженном. Живьем, что называется, а не во время зловеще-помпезных похорон, когда вслед за покойником в импортном пластиковом гробу все как бы мертвеет, восковеет, обволакивается непроницаемым хитином.
Доводилось здесь видеть и священнодействующую у мангала «братву», по-щенячьи резвящуюся на вольном воздухе. И выехавших на пикник стражей порядка, предающихся раскрепощению совсем по сюжету ролика, рекламирующего кетчуп. А уж автолюбители, лелеющие свою драгоценность в объезд автомойкам, - они здесь своим авто такие «банные дни» устраивают, что только пена мыльная пузырится, стекая по капотам и дверцам.
Увы, «любовь к природе» в данном конкретном случае оборачивается сущим паломничеством немытых «Тойот» к берегам нашей сибирской Миссисипи. От «Зеленого мыса», что за водозабором, до самого места впадения Тулы в Обь воду грязнят, отмывая шикарные лимузины с тем же усердием и активностью, с какими, пожалуй, лишь отмываются на неведомых нам счетах «грязные» деньги. И с каким умилением! С какой любовью к «средству передвижения», которое великий комбинатор Остап Бендер не считал роскошью! С каким совершеннейшим пренебрежением к тому, кто завтра придет на эту лужайку, на этот бережок, чтобы походить босиком по траве-мураве или желтенькому песочку!
И вот «классическая» картинка. Семья «крутого» на пленэре. Дымящийся мангал. Пара шезлонгов. Разборный столик, легко убираемый в багажник. Хозяин, похожий на джинна в рекламном ролике, где Синдбад-мореход никак не может вызвать грозного волшебника из лампы. Грузная Венера в бикини. Вероятно - жена. Спортсменистый «качок» с подмышечной кобурой на босое тело, из которой торчит рукоять пистолета. Девочка с косичками, бегущая по полянке за синеньким мотыльком.
- Лови его, Коль, лови! - указует шашлычной шпажкой босс. - Мы его на иголочку - и засушим. У Машеньки их уже целая коллекция. Я ей тропических бабочек в коробочках понапокупал. А вот наших, местных - нет...
- Дык я ловлю, - отзывается амбал. Он как раз крадется к присевшему на венчик цветочка чешуекрылому. Они подступают к нему с Машенькой с двух сторон. Мотылек, «мигнув» крылышками, взлетает.
- Эх! Растяпа! - жуя, корит охранника босс.
Амбал и Машенька наперегонки устремляются вслед за озабоченным сбором нектара насекомым.
- Сачок нужен, шеф! Сачок! Так неудобно! - распугивая кузнечиков, жалуется телохранитель, которому в этой ситуации приходится уподобляться Жаку Паганелю, обнаружившему муху цеце в Южной Америке.
- Гы! Сачок ему нужен! Да ты и есть - сачок! Козявку поймать не можешь! - трясется в смехе джинн.
В это мгновение телохранитель Коля настигает мотылька, прихлопнув его ладонью. В момент падения кобура расстегивается и черненький пистолетик выскальзывает на травку. Коля разжимает кулак - и видит в нем месиво из крылышек и раздавленного брюшка. Ухватив пучок клевера, он вытирает им руки и, подняв пистолет, дурашливо целится в кружащиеся рои мотыльков, произнося:
- Бах! Бах!
- Ну, на это ты горазд! Киллер недоделанный! - комментирует босс, принимаясь за другую шпажку. - А ты так наколи, - делает он колющее движение шампуром, - чтобы, гы, крылышек не попортить!
Расстроенный Коля, сует оружие в кобуру и, в досаде махнув рукой, принимается за нанизывание на шампур новой порции мяса.
Машенька бежит радостная. У нее в ладошке бьется непомятое диво природы. Мама, оставив на время мытье сверкающей дверки, роется в сумочке в поисках булавки, чтобы наколоть...
Не спеша ухожу по укатанной иномарками дороге в ту сторону, где у горизонта синь неба смыкается с синью воды, словно два крылышка мотылька. «Брюшко» его - бугор противоположного берега. Из него, словно острие булавки любознательного энтомолога, торчит труба ТЭЦ. Я уже не слышу голосов «действующих лиц» только что развернувшейся передо мной сценки, не вижу, как стекает ручейками вода с боков джипа, образуя на лужайке жирное несмываемое пятно. Ни досады нет. Ни желания вывести кого-то на чистую воду за загрязнение окружающей среды. Просто мотылька жалко...
