Второй год литературная премия Гарина-Михайловского присуждается женщине и поэтессе. Прежде лидерами на литературном олимпе Новосибирска признавались исключительно мужчины и преимущественно прозаики. Нинель Созинова - автор 16 поэтических сборников. Последний «Пока умею...» выпущен в прошлом году.
«ВН»: Нинель Ильинична, с чего все началось, когда написано первое стихотворение? Вопрос банальный, но его никак не обойти.
- Об этом, действительно, часто спрашивали на литературных встречах, в конце концов я даже написала стихотворение, которое называлось «Начало»... Первое свое стихотворение я написала во время войны, когда мне было 10 лет. Родители отправили меня в деревню Алтайского края, к бабушке, на свежий воздух и молоко. Там я впервые по-настоящему увидела, как восходит солнце, а еще меня потрясли стихи в газете, привезенной из райцентра (в деревне даже не было радио), кажется, это был Сурков, написанные от лица ребенка, и рефреном там шло: «Папа, убей фашистов...» И все! Я села писать письмо отцу на фронт стихами. Потом были стихи в школьной стенгазете - первый соцзаказ. В стихах я воевала, ходила в разведку, бросала гранаты... Когда о стихах узнали учителя, поражены были необыкновенно: откуда ЭТО взялось в глухой деревне? Я и сама часто спрашиваю: откуда? Мама у меня была женщиной необразованной, папа - бухгалтер, самоучка из деревенских счетоводов...
«ВН»: Вашу первую книжку стихов редактировали две большие поэтессы - Вероника Тушнова и Елизавета Стюарт...
- Книжка была моим дипломом в Литературном институте, редактором с московской стороны действительно была Вероника Тушнова, с нашей - Елизавета Стюарт...
«ВН»: Кстати, об учебе в Литературном институте. В нем действительно можно выучиться «на писателя» или «на поэта», или это все же дар от Бога?
- Признаться, я посылала в Москву свои стихи с надеждой получить развернутую рецензию, нет пророка в своем отечестве, как известно. Казалось, что в Москве уж точно знают и скажут, надо или не надо мне этим заниматься. Это уж теперь я знаю, что по первым вещам определить ничего нельзя - бывает, и гадкие утята превращаются в лебедей, а бывает, подающие большие надежды кончают ничем. Вместо развернутой рецензии я получила маленький клочок бумаги с приглашением на вступительные экзамены в Литинститут и оставила НИИГАиК, где тогда училась, и поехала. Сейчас я понимаю, что учиться там было совсем не обязательно - то, что сказано, было бы сказано и без того. И вообще, это был пятидесятый год, в институт пришли люди с большим жизненным опытом, фронтовики, им было что сказать, и они уже знали, как это сказать. У многих уже вышли книжки, и Литинститут и Москва были возможностью установить контакты с журналами, редакциями и издательствами. Они дописывали рукописи, они издавали книги... А я была никто, и мне было очень неудобно, казалось, что у них такие (!) стихи, а что у меня, кому нужно это легковесное, щенячье... И если здесь я еще писала, то там почти замолчала. А надо было к каждому семинару что-то приносить (училась в семинаре Михаила Светлова - Т. К.). В конце концов я перевелась на заочный.
«ВН»: Общеизвестно, что заработать на жизнь писательством практически невозможно, не берем исключительные случаи. Писательство как хобби, занятие для души, плюс к основной профессии. Вы, насколько мне известно, долгие годы работали редактором в Новосибирском книжном издательстве...
- И я любила свою работу, это было мое. А литература для литератора - главное дело жизни, действительно, всегда между делом, ночами или в отпусках. Я и теперь пишу ночами, хотя нет такой необходимости. День занимаю чем угодно - вплоть до вязания и «ящика», ничто не делается днем. Это уже вошло в кровь - писать только ночью. Ночью и настроение, и состояние, и тихо, и никто не окликнет, не позвонит.
«ВН»: Работа редактора, когда пропускаешь через себя множество чужих текстов, - мешает это или помогает личному творчеству?
- Конечно, мешает. Хотя, если посмотреть поверхностно, то должно было бы помогать, стимулировать. У Стюарт есть стихотворение: «И ответная песня уже расправляет крыло» - бывает, прочтешь хорошее стихотворение, загоришься им и чувствуешь, что и тебя давно сподвигало об этом сказать, только иначе и по форме, и философски иначе, но это только иногда, крайне редко, а чаще пишешь и ловишь себя на мысли, что что-то похожее где-то у кого-то уже читал, это бьет тебя по рукам, и ты отставляешь это стихотворение... Редактируя, не просто пропускаешь через себя тексты, а влезаешь в них, это становится твоим и уже мешает писать свое...
«ВН»: А как вы относитесь к нынешней ситуации, когда в большинстве издательств институт редакторства практически упразднен, автор издает за свой счет практически все что угодно?
- Потому такая профанация искусства сейчас и есть. Вы же прекрасно это сознаете. Полнейшая профанация, особенно поэзии. Возмешь книжку в руки, как говорила Елизавета Константиновна (Стюарт - Т. К.), «это же бешеная собака в зубы не возьмет, а мы берем и читаем». Раньше этого не было. Сама планка литературы была поднята высоко. Графоманство, конечно, всегда было, но не в таких массовых масштабах. Сейчас ощущение, что пишет и считает себя поэтом практически каждый третий или второй. Все несут, несут, несут и несут...
«ВН»: Если сравнить первые и последние сборники, то ваша поэзия очень изменилась - стала менее камерной, более гражданской...
- Это есть. Друзья, которые прежде упрекали меня в камерности и отсутствии гражданской позиции, теперь ругают за «некамерность», говорят, это не поэзия, а политика... Но я считаю, что это лирика чистой воды, так как у кого что болит, тот о том и говорит...
«ВН»: Тридцать лет назад, в книге «Писатели о себе», которую я специально пролистала перед нашей встречей, вы сказали, что в поэзии прежде всего должны быть искренность и красота. Тогда это было очевидно не только вам. Теперь многое изменилось, подпишетесь ли вы сегодня под теми словами?
- Конечно! Красота - это обязательно, она может быть не заключена в содержание, в философию, но по форме это должно быть обязательно красиво.
Из новых стихов Нинели СОЗИНОВОЙ
Уверенный сонетСегодня так:
что в перьях, то и птица,
а серенькая - то уж соловей.
Что в гнездышке пригрезится-приснится,
про то и свист взовьется из ветвей.
Но было б грех за эту блажь сердиться
на самозванцев из полудетей:
из них, быть может, впрямь поэт родится,
какого ждут на Родине моей.
Они еще не жили - только были
на терпящем крушенье корабле!
Где ж было взять любовь к родной земле
или почтенье к дедовой могиле?
Но в ком такой не загорелся свет,
тот - что угодно, только не поэт...
Ночные размышления
Одна голова не бедна,
а если и бедна, так - одна.
(Присловье)
Не с каждым днем, так
с каждою неделей,
становится яснее и ясней:
в развинченном измаявшемся
теле
душе все неуютней и темней.
Уголья в очаге моем чуть тают,
еще стремясь изображать уют.
На них зола и пепел нарастают,
но им угаснуть люди не дают.
Уже от старых дружб,
как мышь в амбаре,
таюсь; в норе ль сижу,
как старый крот,
ан все равно - не тот, другой
одарит,
а там и третий что-нибудь
несет.
Ах, люди, люди! Если б
в состоянье
вы были осознать, что я из-за
случайных этих ваших подаяний
ночами не могу сомкнуть глаза.
Да нет - я рада вашим голосам
и калачам... И для моей кручины
и этих размышлений по ночам
вы - только повод.
Повод - не причина.
И не о том я плачу, что нищаю,
я, словно тычка на кругу, -
одна,
а значит, до могилы не бедна...
Но сердце все болит и не
прощает
врагам твоим, беспечная
cтрана!
Как мы легко чужой хомут
надели,
под гром чужих там-тамов
побрели
по кругу той проклятой
карусели,
что рынком в перекройке
нарекли.
И надо из последних сил
с рассветом
грести сквозь барахольную волну,
любить свою несчастную страну
и ненавидеть рыночную «эту».
Когда ж? Когда устанем мы
по кругу
катать врагов, предателей,
расстриг,
себя стыдясь, и сторонясь
друг друга,
благословив своих детей-барыг...
Родимая... Россиюшка святая...
Доколе же в ярме влачиться ей?
Распрячься, словно, силы
не хватает,
и силы, может, именно - моей?
Последовательный сонет
Я вздрогну при слове «дорога».
Я вспыхну при слове «костер».
Но вдруг неоправданно-строго
минувшее глянет в упор:
- Что, сиро живешь? И убого?
Но где ж твой вчерашний задор?
- «Стремительность»,
«смелость», «простор»...
Слова - не для строк эпилога.
Всему свое место и срок -
мечте и ее воплощенью,
прекрасным грехам и прощенью...
Ничто не засахаришь впрок.
В копилку - лишь боль
да усталость.
Из них и сплетается старость.
Банальный сонет
Когда о жизни знаешь все давно
и блажь мечтаний больше
не дурманит,
грядущее - как некогда -
не манит:
оно неотвратимо и темно.
Но все о жизни ведать не дано,
и даже самый смысл ее
туманен.
Лишь чувствуешь: он должен быть гуманен.
Но истины не вызнать все
равно.
Зачем, взойдя, живем не как
трава? -
Взыскуем, любим, мучаем,
страдаем,
дерзаем дух преобразить в слова
и музыку и храмы созидаем.
Мы обживаем этот свет,
как Боги!
Чтоб как трава уйти во прах
в итоге?..