29 октября у комсомола день рождения
Как только началась эра российского чиновничества, а это уже были тридцатые годы, разумеется, прошлого века, комсомолов стало два. Один - для пролетарских масс, которые свято верили в идеи новой жизни, учились на рабфаках, участвовали в строительстве гигантских заводов и ГЭС, тянули за собой пионерию... Да мало чего они не делали!
Другой комсомол, Всесоюзный Ленинский, с тех пор стал «приводным ремнем партии». Это были по сути чиновники. Они разрабатывали стратегию и тактику молодежного движения, придумывали лозунги, и у них была своя этика, мораль: служить так, чтобы тебя завтра взяли в ЦК ВЛКСМ, в Москву, а потом, глядишь, и Старая площадь, где монументально и непоколебимо стояли корпуса ЦК КПСС.
Каждый из читающих эти строки знает имена таких «деятелей». В комсомольских аппаратах действовали те же законы, что и в партии. Равнялись на старших. Служить. Хотя и там было немало хороших и чистых людей, которые служили идее. Одна из них - кто-то да вспомнит! - Галина Денисовна Чернова. Легенда новосибирских комсомолят. И таких были десятки, сотни, тысячи по стране. Из них партия ковала нужные ей кадры. И прошедшие комсомольскую школу со временем составляли и партаппарат, и уходили на серьезную хозяйственную работу. То есть все зависело от самого человека. От его порядочности, мировоззрения, состояния души.
Для одних комсомол был состоянием души, для других - средством устройства жизни и карьеры.
Вспомните замечательный фильм режиссера Швейцера «Время, вперед!». Вспомните гениальную мелодию Свиридова к этому фильму. Если кто-то думает, что людей такого масштаба можно было заставить что-то делать, особенно очередным постановлением ЦК, тот глубоко ошибается. Это был зов души. Как стали зовом души ДнепроГЭС, Магнитка, целина, БАМ...
Прежние Всесоюзные комсомольские стройки мне, сами понимаете, видеть не приходилось, но на БАМе был дважды. Всякого и там было. Но основа, каркас - это романтика, это неугомонность и свет в глазах и в душе. И тем новосибирским ребятам, которые строили станцию Березовка, что в Амурской области, почти у самого моря, было хорошо. Абсолютно уверен в этом. Кто-то после этого писал книги о
БАМе, Пахмутова - песни. А было и немало анекдотов и частушек про БАМ. Нередко - скабрезных: «Приезжай ко мне на БАМ...» Но это была настоящая жизнь. Никакая не выдуманная. Я видел вчерашнего зека, в изыскательской партии по найму долбящего недалеко от Северобайкальска траншею для получения образцов породы. И видел художника у мольберта где-то у горного перевала. Был на комсомольско-молодежной свадьбе того времени, в Тынде. Пацаны, тогда это слово означало нечто другое, плакали от восторга, любуясь новобрачными. А потом день мы ехали на «моториссе», это дрезина с мотором, маленький такой вагончик, по горящей тайге. Дышать было почти невозможно. Кто-то ведь ее подпаливал. Может, не намеренно. Но всякое было.
Один мой товарищ, когда стало модным «поливать» все и вся, в кругу несколько захмелевших приятелей с их черненькими речами, повторял: «Не надо грязи!»
Там, в нашей юности и молодости, как и во всей жизни, намешано многое. Всякое бывало. Но научитесь отделять зерна от плевел. Это наша юность. И не надо грязи!
...На 17-м съезде комсомола я пошел искать буфет в Кремлевском дворце съездов, чтобы водицы испить. Огромный буфет «под крышей» был на перерыве. Какими-то коридорами я странным образом прошел кордоны в голубых фуражках, это были офицеры КГБ, и вдруг - о ужас! - очутился прямо на огромной сцене Дворца, когда в президиуме сидел Брежнев. Меня тут же подхватили под руки и увели. Проверили документы. Ничего страшного. Отпустили. Но, честно говоря, я был потрясен. На всю жизнь понял глубину пропасти, отделяющую власть, а комсомол той поры был придатком власти, от простого человека.
...И все-таки никогда не жалел, что был комсомольцем.
