Точка зрения
 |
В мой почтовый ящик коммунисты бросили предвыборный листок. В нем не излагалась программа очередного депутата от КПРФ - в листке эмоционально клеймилась какая-то группа, выступающая от имени КПРФ, но, по мнению авторов листка, совсем не достойная нести высокое звание коммунистов. Картина, когда бывшие соратники, совсем недавно шедшие единым строем, публично поливают друг друга, в наше время нередкая. Коммунисты здесь не исключение. Случалось это с ними и раньше. За исключением лишь того, что в прежние времена игра была в одни ворота - выберут козла отпущения и навешают ему публично все мыслимые и немыслимые грехи. Было таких козлов отпущения немало, мне же из всех участников антипартийных групп, изгоняемых в свое время с позором из ЦК КПСС, почему-то запомнился «и примкнувший к ним Шепилов».
Авторы предвыборной агитки писали, что всякие начальники и предприниматели в принципе не могут быть настоящими коммунистами. Может, в этом и есть сермяжная правда, но как же тогда быть с предприятием «Вестфалика», руководителей которого на выборах коммунисты поддерживают? Практически все российские телеканалы показали видеосюжеты с новосибирских торжеств по случаю 7 ноября, где в колоннах коммунистов развевались транспаранты с торговым знаком фирмы «Вестфалика». Мне лично транспаранты коммунистических обувщиков напомнили времена более чем сорокалетней давности, связанные и с коммунистами, и с обувью.
В пятидесятые годы наша семья жила на улице, ныне поглощенной разросшимся Кропоткинским жилмассивом. От тех времен в моей памяти сохранились воспоминания о полудеревенском укладе жизни нашей улицы городского частного сектора. Народишко жил в округе достатка разного, но всех объединяло наличие того или иного отхожего промысла, которым все занимались в нерабочее время. Люди выращивали цветы на продажу, мяли кожу, изготавливали детские игрушки, шили, вырезали поделки из дерева, практически все держали свиней. Мой отец катал валенки. На всю округу славились самокатки «Гриши-пимоката». Каждый день, приходя с работы и немного отдохнув, отец спускался в подполье и работал там до поздней ночи. Прятаться вынуждал запрет на частное предпринимательство. Партия тогда объявила о приближающейся эре коммунизма, а подлинный социализм и грядущий коммунизм с частным предпринимательством как-то не вязались. И хотя реальность коммунизма в народе сравнивалась с недосягаемой линией горизонта, удалявшейся по мере к ней приближения, санкции за частное предпринимательство были вполне реальными, вплоть до конфискации имущества.
Нам, детям, говорить о «подпольной работе» отца было запрещено. Но трудно нам было понять: что же такого плохого делает наш отец? И почему вокруг его работы было столько таинственного? Как-то из любопытства я заглянул в подпол, где работал отец. Картина эта до сих пор перед глазами. В подполье стояла страшная духота, в тусклом свете лампочки-переноски блестели повисшие в воздухе капли испарений горячей воды и кислоты. Отец, весь мокрый, раздетый до пояса, в плотном кожаном фартуке, раскатывал шерсть. Да еще и что-то напевал. Он всегда был оптимистом и не унывал даже в трудные времена.
Когда я чуть подрос, то стал отцу немного помогать. Помощь моя заключалась в том, чтобы с ним и мамой относить шерсть на шерстобитку. Располагалась опять-таки подпольная шерстобитная мастерская в деревянном доме на углу улицы Свободы и Красного проспекта - на том месте, где нынче стоит детский универмаг «Орленок». В одной половине дома располагалась парикмахерская, а в другой жил с семьей сам парикмахер. Там-то и была шерстобитка. Под парикмахерскую была выделена одна большая комната, в которой работал парикмахер и тут же сидели ожидающие свою очередь посетители. Ходили мы туда один раз в месяц. Мы садились среди посетителей так, чтобы мешки с шерстью незаметно для других ставить за занавеску. Жена парикмахера забирала их и через некоторое время ставила обратно. Отец незаметно протягивал за занавеску деньги, мы забирали мешки и уходили. Вот такая конспирация.
Помню, однажды случилось непредвиденное. Только мы с мешками зашли в парикмахерскую, как за нами тут же вошел милиционер. Мы с мамой струхнули не на шутку. Что делать? Отец же поставил мешки в сторонку и занял очередь, милиционер занял за ним. Парикмахер стриг, брил, и видно было, что он нервничает. Когда подошла очередь отца, он невозмутимо уселся в кресло и попросил его побрить. Мы с мамой сидели ни живы, ни мертвы. Закончив бритье, отец уступил место милиционеру и рассчитался в кассе. Когда парикмахер тщательно намылил лицо милиционера, мы подхватили свои мешки и ушли. Дома мама плакала.
Сказать, что простой люд сейчас живет лучше, чем при коммунистах, значит сказать неправду. Но кто, как не они, рулившие страной семь десятилетий, повинны в том, что, казалось бы, могучая держава развалилась в одночасье? Их бездумному хозяйствованию не помогло ни держание народа в черном теле, ни борьба с «частнособственническими инстинктами». И если сейчас у России есть хоть какой-то шанс вырваться из тупика, то возвращение коммунистов к власти - это путь в никуда. Правда, говорят, что сейчас коммунисты совсем другие. Действительно, «красные капиталисты» - это что-то новое. Но я до сих пор помню те слезы мамы под вещание радио о скором светлом будущем коммунистического рая. И полуосвещенное влажное подполье, где мой отец, чтобы прокормить своих семерых ребятишек, вынужден был работать под страхом штрафа и конфискации имущества. Своими валенками он обувал всю округу. Нынешние коммунисты из «Вестфалики» обещают обуть весь Новосибирск. Но как сказал один известный новосибирский политик: дай только коммунистам власть - всех «обуют». Лично я в этом не сомневаюсь.
