Прощание с Дедом Морозом

Святочный рассказ

 Никто, очевидно, не ждет прихода новогоднего праздника с таким нетерпением, как театральные актеры. Разве что дети. Но если последние ожидают его с трепетом и восторгом, то первые с плотоядной ухмылкой и алчным потиранием ладошек. Не Гамлета мечтает сыграть провинциальный русский артист, не дядю Ваню, не короля Лира - Деда Мороза!!! Еще бы: за две недели елочных представлений можно будет оторвать приличные, по нищенским понятиям, деньги, хоть как-то подлатать внутрисемейные бюджетные дыры, а то и справить новую шубу для своего персонажа. По этому поводу есть очень забавный анекдот. Звонят из Голливуда провинциальному актеру:

- Господин Пупкин? Мы запускаем в производство фантастический боевик с бюджетом в триста миллионов. Долго не могли найти исполнителя на главную роль, но вот в картотеке «Мосфильма» нашли идеально подходящий фотопортрет. Студия утверждает вас заочно, по снимку. Ваш гонорар составит десять миллионов долларов. Согласны?

- Еще бы!!! Когда съемки?

- С двадцатого декабря по десятое января.

- Нет, братцы, и рад бы, да никак не могу... У меня в это время «елки»...

Наши проблемы состояли в том, что в одно время с началом новогодних представлений в детских садах и школах начинались ежедневные каникулярные спектакли и в театре. Уповали лишь на то, что дальновидные режиссеры назначали в сказках по два человека на роль. Уже за месяц до праздников напарники принимались сверять расписания во избежание накладок. Мне, в силу схожести комплекции попадавшим в пару с коллегой по кличке Вася, приходилось жертвовать некоторыми левыми доходами, так как у того всякий раз, в аккурат с католическим Рождеством, начинались проблемы со здоровьем.

Я был Дедом Морозом средней руки. Любителем, так сказать. Об этом можно судить уже по тому, что выступал я только в детских садах за весьма скромное вознаграждение и при этом к каждой «елке» добросовестно учил наизусть отдельный сценарий. Более того, зачастую я получал от работы удовольствие, выслушивая от детей приготовленные по случаю публичные выступления, раздавая им подарки и ловя на себе их восхищенные взгляды. Настоящему же Деду Морозу-профи (как тому Васе) по большому барабану, где и перед кем выступать, а уж об удовольствии и речи быть не может: бабки, бабки, бабки!!! Никаких навязанных текстов он не признает, да ему и некогда, и незачем их учить. В голове у него сотни приветствий, прощаний, шуток и прибауток на все вкусы и на любую публику. Такой начинает в девять утра поздравлять ребятишек, а заканчивает глубоко за полночь, развлекая в кабаке пьяную толпу. Но зато через пару-тройку лет таких интенсивных поздравлений с всклокоченной бородой и мешком подарков на заднем сиденье он уже мечется по городу за рулем глубокоподержанной, зато собственной «Тойоты».

Анатолий Узденский

 Поскольку я был «Дедом» так себе, то передвигался от объекта к объекту на чем придется - главным образом на своих двоих. В тот приснопамятный день я с утра провел три утренника в детском садике: трижды спел «В лесу родилась елочка...», под одобрительный смех мамаш выслушал несметное число «...на носу-то крапины, а глаза-то папины»; всем порекомендовал слушаться родителей; в последний раз прощально помахал посохом и со словами: «Ну, а в будущем году я к вам непременно приду...» и с чувством глубокого удовлетворения направился в медицинский кабинетик-гримерку - содрать наконец-то опостылевшую бороду и получить заветный конвертик. Парочка молоденьких воспитательниц заглянула в дверь и робко предложила мне отобедать и похороводиться часок-другой с работниками учреждения. Думаю, не надо объяснять, что коллектив в дошкольных учреждениях исключительно женский. Лишь однажды к ним затесался Шварценеггер, да и то на экране. Хороводиться с дамами - само по себе одно из любимых моих занятий, а уж в сочетании с обедом под разведенный спиртик... Дело происходило 30 декабря, только что проведенная «елка» была последней, до ближайшего спектакля еще три дня... так что отказывать милым женщинам, а главное - себе, в праздничном удовольствии не было никакого резона. Вышло, как в старом рязановском фильме: «Андрюша, хочешь миллион?» - «Да-а-а!!!»

В канун праздника малышню сразу после утренника развели по домам, сотрудницы садика быстренько соорудили стол из приготовленной заранее снеди, и веселье началось. Взрослые с удовольствием ходили вокруг елки с детскими песнями, наперебой читали стихи и искренне радовались полученной в награду конфетке... Каждый желал «на счастье» выпить с Дедом Морозом на брудершафт, как будто я был переполненным этим самым счастьем сосудом и делился им из уст в уста. Борода дьявольски мешала священной процедуре и вскоре вместе с усами и костюмом отправилась в объемистую сумку. Через некоторое время я заметил, что, несмотря на активную раздачу, счастье во мне не убывало, а, напротив, с каждым брудершафтом все прибавлялось и прибавлялось, заполняя последние свободные емкости. Вот уж воистину: отдавая - преумножаешь. Конверт приятно грел грудь, усиливая ощущение праздника. К двум часам дня я был счастлив по самые уши, но, сознавая, что я не Христос и одним, так сказать, хлебом не смогу накормить толпы страждущих, потихоньку оделся и осторожно, чтоб не расплескать драгоценное состояние души, двинулся по направлению к метро.

Бросив монетку (или уже жетон?..) в монетоприемник, я, волоча за собой сумку с новогодними прибамбасами, собирался направиться к эскалатору, но спрятанная в турникете до поры до времени задвижка с ужасающим лязгом остановила мое намерение. Не знаю, как женщин, но всех мужчин дико нервирует эта коварная преграда - всегда кажется, что ты чудом избежал кастрации. Обратив внимание на мой конфликт с автоматикой, подошла дежурная, обругала по поводу того, что я лезу в «чужую щель», а не туда, куда указывает стрелка. Собралась было вернуться в будочку, но, зацепив носом окружающее меня стойкое облако счастья, резко передумала и кликнула себе на помощь низкорослого милицейского сержанта. Тот, доверчиво прижавшись к моему плечу, взял меня под руку и повел в свой закуток.

- В чем дело?! - на ходу возмущался я, пытаясь вырвать локоть из его не по комплекции жестких пальцев.

 Младший командир изволил разжать губы только в дежурке:

- Вам, что, неизвестно, что в состоянии алкогольного опьянения запрещается пользоваться подземным транспортом?! - строго спросил он, усаживаясь за стол и доставая из папки какую-то бумагу. Я мужественно сжал челюсти, борясь со жгучим желанием доказывать свою трезвость, и, наконец, собравшись разумом и силой, молча развернулся и направился к выходу.

- Вы это куда? - догнал меня шустрый сержант.

- Если мне не дозволяется пользоваться подземным транспортом, пойду воспользуюсь наземным, - опять двинулся я.

- Стоп! Я вас, кажется, не отпускал!

Вот тут он по-настоящему меня разозлил.

- Да что вы мне - директор, начальник или взводный, чтобы выписывать увольнительную?! Вы мне сказали, что нельзя спускаться в метро - я ухожу. Что вам еще от меня нужно?..

Через десять минут я уже катил в автозаке по направлению к вытрезвителю. В фургон я залез спокойно - зачем привлекать внимание публики в не очень выгодной для себя ситуации. Вот прибуду на место, там и объяснюсь. Но «на месте» разговор оказался еще короче. Едва я в праведном возмущении открыл рот, как тут же схлопотал по спиняке дубиной, да так сильно, что дыхание надолго перехватило, а на глаза навернулись слезы. В минуту меня выпотрошили из одежды до трусов и выдворили на нары за железной дверью, не дав очухаться. Вероятно, я все же был не вполне трезв, потому как помню, что долго колотился в двери и сорвал глотку, требуя предоставить для объяснений генерала УВД.

Вызволять меня шумно приехала вся театральная верхушка во главе с директрисой. Старшина доверительно посоветовал им не поднимать бучу, иначе дело отправят в суд, где я получу десять суток за «хулиганство и оскорбление власти при исполнении», чем быстро всех успокоил. Меня быстрее других. Заплатив штраф, равный «одному Деду Морозу» (новая единица измерений!), я оказался на свободе. Настроение было безнадежно испорчено, веселящее действие хмеля перебродило в угнетающе-похмельное.... Единственно, что как-то смиряло с жизнью, это два оставшихся «деда мороза» в кармане (которых, надо отдать должное, мне в учреждении вернули) и то, что магазины были еще открыты.

С тех пор сам вид новогоднего дедушкиного прикида вызывает у меня ассоциацию с милицейской формой и стойкий аллергический зуд промеж лопаток. Конечно, будь я «профи», меня бы служителям закона так просто не унять, но...

Вот и вся история о том, как в нашем городе на одного Деда Мороза средней руки стало меньше. Может, и к лучшему.

Ваш Дед Мороз в отставке
Анатолий УЗДЕНСКИЙ