|
| Для Ольги Семко существует только один День печати - 5 мая. Фото Бориса БАРЫШНИКОВА |
Традиции - вещь довольно упрямая. Они трудно рождаются, но, сложившись, очень редко умирают даже под давлением обстоятельств. Одни уходят из жизни с людьми, с поколением, другие живут тысячелетия.
Старшее поколение журналистов до сих пор не забывает, что 5 мая - День печати. По старому стилю нашей жизни, так сказать, 5 мая 1912 года родилась газета «Правда».
Новый День печати, назначенный в честь выхода первого номера петровских «Ведомостей» на 13 января, пока приживается с трудом.
Старый журналистский профессиональный праздник был, конечно, изрядно идеологизирован. Ну еще бы: печать - приводной ремень партии! И все-таки это был настоящий праздник. Сначала где-нибудь в клубе Октябрьской революции или в Доме актера доклад, с которым выступал кто-нибудь из руководства Союза журналистов. Потом награждения и, разумеется, буфет. Это - святое дело.
В праздновании всегда активное участие принимали журналисты «Вечерки». В том числе и Ольга Владимировна Семко. «Вечернему Новосибирску» 1 марта 2003 года исполняется 45 лет. Ольга Семко, тогда еще начинающая журналистка, принимала участие в подготовке первого номера нашей газеты.
- Ольга Владимировна, вы до сих пор отмечаете День печати 5 мая?
- А иного для меня пока не существует.
- Но ведь тот праздник отмечали в день рождения «Правды»?
- А что плохого нам сделала газета «Правда»?
- Как получилось, что вы оказались в «Вечерке»?
- Окончила Томский университет. Вышла замуж и с мужем приехала в Новосибирск. Искала работу. В райкоме, а я была уже членом партии, мне подсказали, что организуется городская газета. Решила попробовать. Оставила в редакции свои документы. Меня пригласил на беседу Павел Александрович Пономарев, первый редактор газеты, и говорит: «Мне понравилось, как грамотно и емко вы написали свою автобиографию. Могу предложить вам должность литправщика». Так с 10 февраля 1958 года, за 18 дней до выхода первого номера «Вечерки», я оказалась в штате редакции.
Заместителем редактора был Абрам Ушерович Китайник. Ответственным секретарем - Владимир Алексеевич Мищихин. Журналистский коллектив был собран классный. Мищихин научил меня макетировать. Абрам Ушерович с самого начала говорил, что нет такого материала, который нельзя было бы сократить. Они и были моими первыми учителями.
Отделом информации заведовал Сергей Николаевич Стрижов. У него были колоссальные связи по городу. Это был высочайший мастер репортерского дела. Помню, у него была поговорка: неумело приготовлено, да красиво подано. Он мог подать любой материал очень изящно.
К сожалению, никого из них нет уже в живых.
- Что за атмосфера тогда была в коллективе?
- Без преувеличения - это было прекрасное время. Газета сразу пошла очень хорошо. Атмосфера в коллективе и Пономаревым, а потом и Гординым тщательно культивировалась. Смело могу сказать - это была атмосфера большой семьи.
- Видимо, сказывалась сама обстановка того времени?
- И это есть. Город бурно развивался. Рос Академгородок. Настроение в обществе было приподнятое.
- А потом пресс партийного контроля все же усиливался?
- Может быть. Но мне кажется, что мы этого не ощущали. Мы служили делу искренне. Кривить душой не приходилось, в отличие от сегодняшнего дня, когда журналистика сплошь и рядом становится наемной. Я, во всяком случае, никогда не ощущала какого-либо гнета. И очень любила свою работу.
- Но ведь приходилось же писать статьи за секретарей горкома, за других руководителей?
-Приходилось. Но, во-первых, это обычно делалось на основе докладов, каких-либо материалов. Мы были хорошо информированы. А во-вторых, ты проникался уважением к человеку, с которым в данный момент сотрудничаешь. Как правило, это были высокопрофессиональные и порядочные люди.
- Вам наверняка не раз приходилось бывать на предприятиях, когда вы работали в отделе промышленности. Как относились к корреспондентам в то время?
- Отлично. Помню, когда я пришла на «Сибсельмаш», то лично его директор Котов показал мне закрытые оборонные цеха. Те же отношения у журналистов были и с рабочими, и с итээровцами. Во всяком случае, я не помню ни одного факта отказа в получении информации.
- А если выходил критический материал?
- На критику положено было реагировать. Вы, наверное, помните различного рода полосы действенности, материалы под рубриками «Газета выступила - что сделано?» и тому подобное. При этом, если мы получали отписку, то выступали еще более резко. Действовало.
- Вы много лет руководили отделом писем. Что значила для вас эта работа?
- Для многих из нас работа определяла смысл жизни. Как, впрочем, и во все времена было. А работа с письмами была очень тяжелой. Десятки тысяч писем и жалоб в год. Тысячи встреч с людьми. Практиковалась и такая форма работы, как общественные приемные. Это была очень кропотливая и тяжелая работа. Каждое письмо строго фиксировалось, изучалось. И либо мы отправляли его в какую-нибудь инстанцию для принятия мер, либо корреспондент сам выезжал на место и разбирался в ситуации. А потом писал материал. Мне кажется, что с точки зрения профессионала это были наиболее ответственные публикации.
Учет писем и принимаемых по ним мер был строжайший и жестко контролировался партийными органами. За небрежную работу с письмами читателей запросто можно было потерять работу. Что, к сожалению, и случалось. И мне, право, как-то даже диковато, что сейчас редакционная почта почти исчезла. В редакциях в лучшем случае ею занимаются по одному человеку. То есть, я думаю, исчезла одна из главных составляющих прессы вообще - система обратной связи. Мало тут что зависит от конкретных коллективов. Разобщено общество. Вот что главное. Единого общественного организма просто не существует. Нередко издания работают в какую-то пустоту. Я помню, как редактор «Вечерки» Анатолий Викторович Гордин тщательно отслеживал ход распространения газеты и заставлял нас делать то же самое. Регулярно ему из киосков «Союзпечати» предоставляли информацию о том, как реализуется «Вечерка» в каждом отдельном киоске. И он заставлял нас выяснять, в чем причина, если газета «легла».
- Нечто подобное, то есть анализ реализации, мы предпринимаем сейчас тоже. Но как, по-вашему: почему пресса перестала быть столь массовой, как прежде? Когда за «Вечеркой» выстраивались очереди...
- Более того, если газету вовремя не подвозили в киоски «Союзпечати», то в редакции тут же начинали звонить телефоны: почему? И мы всегда разбирались в ситуации. Но я уже говорила, что само время было другое. Газеты стоили копейки. А не как сейчас, когда стоимость издания приравнивается к булке хлеба, а то и вдвое выше. И многие газеты просто дискредитируют прессу вообще. Ей перестают верить.
- Но должен сказать, что и сейчас еще нередко в «Вечерку» обращаются люди как в последнюю инстанцию.
- И слава богу. Значит есть еще надежда, которая умирает последней.
- Вас не томила мысль, что за свой труд вы в сущности получали копейки?
- Мы никогда не думали об этом. То есть о хлебе насущном мы, конечно, думали. Но общество действительно было довольно ровным. И в общественном сознании превалировала духовная жизнь. Достать билет на спектакль театра Вахтангова для многих было важнее, чем достать талон на машину. У нашего поколения журналистов мало что осталось материального. И мы на пенсии вынуждены сейчас все подрабатывать, чтобы просто выжить. Это ненормально. Но у нас, стариков, осталось такое прошлое, которое у нас никто не отнимет. Оно было в целом прекрасно.
