Николай Караченцов в Новосибирске
 |
Последний раз Караченцов был в Новосибирске полтора года назад. Отмечал здесь Новый год. Помнит, что мороз был зверский, пока добежал от гостиницы до часовенки сфотографироваться, замерз страшно. А тут еще решил по ледяному городку прогуляться - это уже было совсем лишне... Но с городом успел сродниться:
- Когда в Москве читал, что у вас там что-то горит, кажется ЦУМ, уже стал болеть, как за своих...
На этот раз он приехал в столицу Сибири сразу после Испании, где, по его словам, «отбыл 10 дней отпуска, впервые за последние пять лет».
Программу новосибирского концерта (с ней он уже объездил многие города России и побывал в Канаде) можно с полным основанием определить как «избранное» - спетое и сыгранное актером в самое разное время, разных жанрах и по разному поводу. Одним словом, все то, за что народного артиста Караченцова любит народ.
***
Конечно, за «Собаку на сене». Хотя, признается, когда ему предложили сниматься в этом фильме, поначалу на полном серьезе он решил отказаться:
- Только я достиг положения в кино, начал играть серьезных, спортивных и мужественных... А здесь придурковатый маркиз Рикардо. Все будут думать, что я такой, и только такие роли будут мне подсовывать.
Теперь он понимает, какой это был прекрасный повод попробовать себя в такой комедийной характерной роли.
В том месте, где дурковатый маркиз в романсе прекрасной Диане уходит в фальцет, за него на сцене «пищала» юная выпускница ГИТИСа Марина Ширшикова, которая сопровождает маэстро в его концертах, аккомпанируя на рояле, работая на подтанцовке, если надо на бэк-вокале, но главное - она замечательно стучит степ. С Мариной и степом история такая.
- Подходит ко мне как-то один человек, мы с ним вместе снимались в «Человеке с бульвара Капуцинов», - рассказывает Караченцов, - он там был каскадером и говорит: «Помоги мне, пожалуйста, хочу создать лучшую в мире школу искусств». «А зачем тебе это надо?». «Не могу смотреть на наших актеров, все они какие-то дряблые, неспортивные, хочу, чтобы были свои Бельмондо...»
 |
- Приезжаем - обшарпанный Дворец культуры им. Ленина, зрители по причине неотапливаемости помещения сидят в пальто. На сцене под потолком малолетние дети, и они начинают оттуда, о, ужас, прыгать прямо в оркестровую яму. И на сцене начинается просто «чума». Скажу честно, я немного не люблю детское творчество, точнее, не люблю, когда на детском творчестве спекулируют - ведут карапуза, ставят на табурет, и он начинает: «Улонили миську на пол...». Убил бы!
Но это, детское, творчество его покорило. Здесь было все - от мастеров художественного слова до акробатов. И еще ребятишки отлично стучали степ. Потом выпускники красноармейской школы искусств стали побеждать на всевозможных конкурсах и фестивалях, в том числе и международных. Ими заинтересовались столичные журналисты, о них стали писать, сняли фильм...
- А на международном фестивале в Болгарии «Танцующий дельфин» жюри было в полном недоумении, как судить девочку из российского города Красноармейска: «У нас в Европе никто так не танцует».
Это и была Марина Ширшикова - выпускница той самой школы искусств, теперь и выпускница Академии театрального искусства (ГИТИСа). Сейчас степ стучит и сам Караченцов. Говорит, что это все она, он лишь прилежный ученик:
- Пришло время, когда яйца курицу учат...
Вообще кино для него - возможность расширить рамки актерского мастерства:
- Ну не идет у нас в театре (Ленком. - Прим. «ВН».) ни одна пьеса Вампилова, которого считаю одной из ярких, если не самой яркой звездой за последние сорок лет. А я играл в «Старшем сыне», и эта работа мне очень дорога. Мы с Наташей Егоровой до сих пор вспоминаем, как Леонов с нами цацкался, возился и нянчился, как подкармливал нас бутербродами... Но как мы могли спорить с ним до хрипоты! Он никогда не скатывался в панибратство. В нем были простота и чувство собственного достоинства.
Не идет у нас в театре и ни одна пьеса Лопе де Вега, а я снялся в «Собаке на сене»...
К присуждению ему премии МВД, в частности за сериал о детективе Дубровском, относится трепетно. Врученную ему по случаю статуэтку Георгия Победоносца хранит на видном месте. Вообще, считает, уважение народа к милиции надо возвращать. Это не дело, когда ругательное «мент» в порядке вещей звучит с экрана. Или, помнит случай, снимали сцену, режиссер кричит: «Стоп, что за мусор в кадре?», и тут начинает конфузиться и метаться что-то там охраняющий милиционер...
Но кино - это кино, и он, конечно, понимает, что в Новосибирске его преимущественно и знают как «киношного» актера. Но, говорит, посмотрели бы вы, каковы бывают киноактеры на театральной сцене - это на порядок, на два порядка выше. Себя он считает вечным поклонником Ленкома, которому служит преданно и самозабвенно. Теперь под руководством Марка Захарова (в замечательной компании с Инной Чуриковой, Арменом Джигарханяном, Александрами Збруевым и Абдуловым, Олегом Янковским).
***
Не обошлось в концерте и без легендарной «Юноны и Авось», которая уже бессчетное число лет не исчезает из репертуара его театра.
В «Юноне...» он выходил на сцену более 800(!) раз. На вопрос: не надоело ли? - отвечает: «Нет! Потому что каждый раз по-разному, и вообще актер не имеет права повторяться. Он и в 801-й раз должен настроиться и влюбить себя в роль:
- Не важно, как ты себя чувствуешь, не важно, в каком ты настроении, все должен от себя отодвинуть и на сцене быть энергичным, хорошо бы талантливым. Играть как в первый и последний раз в жизни. Чтобы сегодняшний спектакль не был слепком со вчерашнего, а именно сегодня здесь и сейчас рождалась история человеческих взаимоотношений...
И еще, если верить любимцу публики, актер не имеет права на многое. Например, чтобы «нравиться себе» или чтобы «крыша ехала от популярности». Известность, конечно, в его профессии вещь необходимая и в какой-то мере показатель, что находишься на определенной ступени иерархии. Но если начинаешь зацикливаться на этом - сегодня идешь по улице - все оборачиваются, шепчутся: «Караченцов, Караченцов...», заходишь в магазин, директор уже бежит с колбасой, а завтра вдруг не узнали, и ты начинаешь паниковать: «теряю известность» - так можно рассудком подвинуться.
- Я боюсь известности, - признается Караченцов. - Честно, говорю, боюсь.
Что касается «нравиться себе», то тут, считает он, тоже легко расслабиться, а этого ни в коем случае нельзя:
- Бывало, думаешь, как хорошо прошел спектакль - на сцене цветы, за автографом поклонники. А на служебном входе вдруг бабушка: «Не надо мне, сынок, твоего автографа, я что хотела тебе сказать: «До чего же ты сегодня погано играл...». Значит, она разглядела то, что я не заметил.
Об актерской профессии он может говорить без конца и самозабвенно. Для него театр, это когда у зрителя «мурашки по спине, волосы дыбом, чтобы сердце захолонуло, чтоб обрыдаться, чтобы все уйдут, а ты остался в зале и не можешь двинуться»:
- Значит, что-то случилось, произошло; значит, сердце разбередил. В старину в театр ходили, чтобы испытать потрясение. Сегодня не всегда его испытывают, но у меня есть своя точка отсчета, своя мерка. У нас нельзя работать с холодным носом... На нашей работе сжигают себя, потому так рано ушли, не договорили, не допели Шукшин, Дворжецкий, Визбор, Высоцкий, Даль, Миронов... Они сжигали себя, они иначе не могли, благодаря им мы стали чуть добрее, чуть мудрее.
Мастерство актера для него определяется тем, насколько подвижно разработан его внутренний нервный аппарат, насколько он легко возбудим, насколько моментально и в то же время правдиво реагирует на происходящие события.
- Вот это актерское мастерство. Вот по этому можно определить класс. Не важно, что на душе, не в счет все личные проблемы. 19-00, и, пум, рубильник выключили - ты на сцене...
Помнит, с какой высочайшей ответственностью относилась к сцене Татьяна Пельцер:
- Какая была актриса! У нее роль в конце второго акта, а она приезжала за полтора часа до спектакля, и в театре перед выходом на сцену вся трепетала. Как она волновалась, что ей-то волноваться, только на сцену выйди, зрители уже благодарны за то, что пришла... А как сам не свой стоял в кулисах перед концертом Андрей Миронов. Его трясло. Чем значимей актер, тем он больше волнуется, тем стыднее ему плохо сыграть...
Актерская профессия - дело замечательное и удивительное.
- И главное, в моей профессии все хорошо разбираются: «это хороший артист», «это плохой артист», «это вообще не артист - ее и на сцену выпустили потому, что в любовных отношениях с режиссером состоит»... И еще почему-то «артист» в народе слово ругательное, и адресуют его чаще всего вовсе не тому, кто этим делом занимается, а придуркам: «Ну, артист: ну, прямо артист, я не могу»... Почему никто не разу не сказал: «Ну, ты токарь...»
Действительно, почему?
***
В «песенной части» вечера, кроме шлягеров, эстрадных номеров, «кой-чего» из бардов и актерской песни, был и народный фольклор. Полублатные мотивчики имели поразительный успех в зале - видимо, что-то сокровенное задевается ими в душе даже самой интеллигентной публики, когда она встречает: «Вот ен идеть. На нем калоши...» шквалом аплодисментов.
С одной из таких песен ему в свое время довелось съездить в Израиль с программой «В гавань заходили корабли». Принять участие в программе согласился, предварительно не посмотрев ее. Положился на авторитет уважаемого им Успенского. Когда понял что к чему, признается, пережил состояние легкого шока:
- Какие-то люди, некоторые из них даже многоуважаемые, берут в руки гитару и начинают петь черт знает что. Блатные, полублатные, не попадая по струнам, путая слова и при этом еще получая огромное удовольствие... Кошмар, позорище, мама, куда я попал. Если меня сейчас увидят мои педагоги...
Но потом проникся и понял глубокую философию прецедента, которая замешана не только на ностальгии по молодым школьным годам, но и...
- Это школа, которую прошли мы все. Я рос, становился на ноги, мы втихаря на одну ночь брали друг у друга читать Солженицына, Булгакова, Рыбакова «Детей Арбата»... Эту школу прошли Галич, Высоцкий. Пели везде - в подворотне, у костра, в беседке, на кухне, где угодно - это было как выхлоп свободы. Песни были прекрасные - народ сочинял и лирические, и то, что называется «социальным протестом».
Интересно, что специального музыкального и «танцевального» образования поющий и танцующий Караченцов не имеет, хотя, казалось бы, при маме-балетмейстере сам Бог велел. Но именно мама и была против, говорила, была бы девочка, еще бы подумала, а мальчик - однозначно нет. Танцевальный век короток, а если нет преподавательского таланта, то дальше вообще некуда. В сорок лет - пенсия.
- А у меня теперь впереди еще ого-го сколько - король Лир...
И все же актер говорит, что начинать лучше вовремя. Если поступить в 25 лет, плюс пять лет учебы, в тридцать в театр попасть трудно, набор ролей ограничен, режиссеры берут с неохотой... В театрах - свои актеры, находящиеся в тридцать на пике формы, и свой балласт актеров в возрасте. Одним словом, если начинаешь поздно, надо быть готовым к тем сложностям, которые неизбежны.
***
А скептически настроенных бабушек на новосибирском концерте народного Караченцова, которые бы встречали его на черном входе словами: «Как ты, Коленька, погано играл сегодня» однозначно не было (мы специально проследили). И толпа поклонников, жаждущих автографа, терпеливо ждала его целый час после спектакля, пока в себя не пришел и с прессой не пообщался...
 |
