Новосибирск 3 °C

Русский Париж

24.10.2002 00:00:00

Париж с двухсотметровой высоты башни Монпарнаса

 Когда бы вы в светлое время суток ни взглянули в небо Парижа, там всегда след от самолета, и не один... Очень высоко - самого авиона, как раньше говорили, почти не видно, и звука не слышно. Особенная картина на заре или на закате. В городе еще утренний полумрак или уже сумерки, а в небе освещенные солнцем линии, все расширяясь и распушаясь, вычерчивают замысловатые узоры. Париж - сердце Европы, город, где столько всего переплелось, смешалось, спуталось, сошлось или разъединилось...

Через десятилетия чуть не всего двадцатого века русские снова азартно хлынули в Париж. Селятся в дешевых двухзвездных тесных отельчиках, чаще на Монмартре, и вдыхают жадно воздух города, где их соотечественники оставили наследие, теперь неотделимое и от самой Франции. Фонтан Стравинский неподалеку от знаменитого Центра Жоржа Помпиду. Вращаются в воде металлические фигуры - мобили: жар-птица, Петрушка. Уютная маленькая площадь Дягилева рядом с Гранд Опера, или, как ее чаще называют в Париже, - Опера Гарнье. Возрожденная после Второй мировой войны Тургеневская библиотека, бульвар Сталинград, улица Санкт-Петербург...

Дом на рю Оффенбах

Дом, в котором жил И.А. Бунин

 ...Ярким свежим октябрьским утром отправляюсь на поиски улицы Жака Оффенбаха. В отеле понятия не имеют, где такая. В метро кассир в ответ на мой вопрос привычно листает толстую книжку, находит эту самую рю (улицу) и выдает мне миниатюрный план метрополитена, подчеркнув нужную станцию в шестнадцатом округе Парижа. Доехать нехитро - метро очень понятное и быстрое, среднее расстояние между станциями где-то метров шестьсот. Выхожу на проспекте Моцарта (произносится «авеню Мозар»). Импозантный мужчина, заметив мою нерешительность, предлагает помощь и достает из портфеля - что бы вы думали - атлас Парижа. Может, коммивояжер или работник почты. Долго всматривается в нужную страницу, но, увы, улица Жака Оффенбаха столь невелика, что вся полностью попала прямо на сгиб карты. Но хотя бы направление мне стало известно. Свернув чуть дальше поворота, указанного приветливой немолодой дамой, пришлось сделать ненужный круг, чтобы наконец в безлюдных пересекающихся узких улицах увидеть совсем небольшую темную табличку. Не буду скрывать, сердце заколотилось - вот он дом, где больше тридцати лет прожил Иван Алексеевич Бунин и его жена, верный помощник, вечная поклонница его таланта, опора в течение полувека Вера Николаевна Муромцева. А также их спутники: начинающая писательница, или ученица, она же последняя любовь Бунина (об этом недавно у нас снят фильм), его секретарь и еще кое-какие личности, что всегда присутствуют при великих. «Замечательные мои нахлебники» - называл их Бунин в своих записях.

Дом на рю Оффенбах массивный, солидный, а квартирка Буниных, говорят, была совсем тесная. Сюда после войны нагрянул приехавший в Париж Константин Симонов, овеянный боевой славой писатель, обаятельный, корректный. «Третьего дня, - записывает в дневник Вера Николаевна, - был у нас московский ужин: водка, селедка, кильки, икра, семга, масло, белый и черный хлеб - все прислано на авионе по просьбе Симонова». Он ей «понравился своей искренностью». Но «...весь полон собой. Человек он хороший, поэтому это не возмущает, а лишь огорчает. Ему нет времени думать о тех, кого гонят. Ему слишком хорошо».

 А Иван Алексеевич, тонкий знаток водок, высказал сомнение в крепости советской. Как вспоминает одна участница этой встречи, он говорил: «При царизме водка за секунду опрокидывала полк гусар. Неудивительно, что она выдыхается, раз ее производят стахановцы. Этот Стаханов вредный тип. Вы заменили опиум религии опиумом труда».

Здесь, на улице Оффенбаха, Бунин создавал свои такие нежные, пронзительные шедевры, здесь и умер ночью восьмого ноября 1953 года. В последние дни Вера Николаевна перечитывала ему вслух письма Чехова к нему. Он уходил в иные пределы не из Франции, а из России. Там витала его прощальная мысль.

Здесь нет толп туристов. Безлюдная узкая улица, молчащие зашторенные окна, почерневшая табличка. (На другой день на набережной Вольтера, где тянутся нескончаемо роскошные антикварные магазины, подняла голову, и взгляд уперся в другую надпись - золотом по снежно-белому мрамору: здесь жил Рудольф Нуреев). Выйдя на авеню Мозар, зашла в булочную-кондитерскую, судя по вывеске, основанную сто лет назад. В Париже ценят традиции. Наверняка и Бунины покупали тут багеты и круассаны, а по праздникам, может быть, и коробку крошечных пирожных - птифуров.

Улица Жака Оффенбаха, и близкая к ней рю Жорж Санд, и площадь Шопена - это все часть Пасси, некогда излюбленного русскими эмигрантами округа. Тогда тут была чуть ли не тихая окраина Парижа с чинными чистыми шести-семиэтажными домами. Жили здесь многие русские, в одном даже доме Алексей Толстой и поэт Бальмонт, напротив музея Бальзака. Улица столь узкая и извилистая, что моя «мыльница» не могла вместить белый их дом. По площади Коста-Рики любил гулять Керенский. Теперь здешние квартирки не каждому богатому по карману. Разобрались, ведь отсюда до площади Трокадеро и «железной дамы» - тур Эйфель минут пятнадцать ходу.

«Страсть к кладбищам - очень русская черта...»

Мавзолей-часовня Марии Башкирцевой

 ...Туристы, что нескончаемым потоком всходят на площадку дворца Шайо, чтобы прямо перед собой узреть творение инженера Эйфеля, не подозревают, что у них за спиной, в пяти минутах пешком, кладбище Пасси, самое маленькое в Париже, даже не на всех планах обозначенное. Идешь мимо высоченной каменной ограды, по сути, подпорной стенки, не подозревая, что за ней последнее пристанище мертвых, уютное, надо сказать, какое-то даже милое пристанище. Ворота возникают как-то вдруг. Только что ты был в круговерти и несмолкаемом гуле города. Несколько шагов вверх, и будто уши заложило - тишина, а гул затерялся где-то в высотах «железной дамы» - Эйфелевой башни. Сюда, на кладбище в Пасси, говорят, любил приходить президент Миттеран. (Француз, он тем не менее вполне подходил под определение Бунина: «Страсть к кладбищам - очень русская черта»). И шел он именно к той могиле, которую я ищу. Не узнать ее невозможно.

Мария Башкирцева
 Тонкий, изящный православный крест вонзается в парижское небо над часовней-мавзолеем. Его, пожалуй, можно разглядеть и от дворца Шайо. Если у меня и были сомнения, фамилия-то покойницы так и не отыскивалась на стенах часовни, то список ее трудов их отмел. Первая в перечне картин - «Параплюи» по-французски, а по-нашему «Дождевой зонтик». Здесь покоится Мария Башкирцева, умершая двадцати четырех лет в 1887 году. Ее больше знают во Франции, чем в России. До сих пор здесь есть Кружок друзей Марии Башкирцевой. А у нас, если честно, она, пожалуй, и не известна. Хотя в Русском музее в Петербурге находится семь ее картин. Хотя Марина Цветаева посвятила ей первую свою книгу «Вечерний альбом». А она была кумиром во Франции и России на переломе девятнадцатого и двадцатого веков. Ее забавная переписка с Мопассаном стала основой для пьесы, фильма. Не прожив и четверти века (умерла от чахотки), Мари, Муся оставила необычную и большую книгу - свой собственный дневник-исповедь, который вела чуть ли не с момента, когда научилась писать. Чехов отмечал в нем мягкое «человеческое» начало. Дневник поражает искренностью, тонкими зарисовками окружающего мира и людей, своих переживаний и мыслей... Опубликован был матерью после смерти Марии.

Запись тринадцати лет: «Я хотела бы спросить у какого-нибудь молодого человека, красива ли я (самым наивным тоном). Я всегда предпочитаю верить тому, что приятнее. Что вы хотите? В этом мире надо всегда стараться смотреть на вещи с их лучшей стороны. Жизнь так прекрасна и так коротка». Шестнадцати: «Любовь уменьшается, когда не может больше возрастать». В девяностом году журнал «Наше наследие» опубликовал отрывки из дневника гениальной девочки. Башкирцева из той череды юных, отмеченных Богом, кого он рано прибрал, к которым мы можем отнести и нашу художницу Надю Рушеву.

В часовню мать Марии поместила ее мольберт, мебель, картины, иконы. Узкая дверца, толстое, оправленное в медные, потемневшие переплеты стекло. За ним, как в аквариуме, проступают стол, засохшие цветы в вазе, бюсты, большая неоконченная картина, полосатое кресло, бра на стенах. Говорят, кое-что было разворовано, но ведь сто пятнадцать лет минуло, две мировые войны. Фантастическое ощущение полного отрыва и от Парижа, и от современности, и от собственного существования...

Там, где Ахматова встречалась с Модильяни

Дом на улице Бюси (справа), где жила Марина Цветаева

 ...Левый берег Сены. На улице Бонапарта Анна Ахматова встречалась с Амедео Модильяни. Евтушенко писал: «...А там Ахматова, такая молодая, в Париже утреннем, качающем мосты, привстав на цыпочки, в окошко Модильяни кидает красные тяжелые цветы».

Если вдоль стены церкви Сен-Жермен де Пре пройти по одноименному воспетому шансонье бульвару, то вскоре слева откроется неширокая улочка - Бюси. Невозможно не поддаться здешней атмосфере вечной беспечности. Кафе, магазинчики, базарчик фруктов, цветов, ярких галстуков, шарфов и косынок. Траттория «Отрада Бюси» (так я по крайней мере перевела). Прилавок с громадными горячими бутербродами крок-месье и столь же гигантскими сэндвичами. Бородатый торговец морской живностью (креветки, крабы, устрицы, улитки, лангусты) безмятежно взирает на этот праздник жизни. Группы веселых людей всех возрастов. Да еще изредка может пронестись мотоциклист на навороченном «коне», едва не задевая плетеные стулья кафе на тротуаре.

А дома тут все знаменитые. В каждом что-то происходило на протяжении веков. Но меня интересует N 12. Одна я из всего этого скопища народа знаю, что на втором этаже - по-нашему третьем, больше шестидесяти лет назад жила Марина Цветаева с семьей. Здесь завязка трагедии, а финал через четыре года в Елабуге. За одним из этих окон муж поэтессы Сергей Эфрон, бывший «белый рыцарь», доверчиво отдавшийся «красной идее», принимал людей в «Союз возвращения на родину». И вербовал агентуру, тех, кто потом гонялся за сыном Троцкого, кто убил советского резидента Игнатия Рейса, отказавшегося вернуться в СССР. Убили его столь грубо, что след вел прямо в Москву. Сюда, на рю Бюси, явилась французская полиция, но Эфрон уже был далеко.

 Марина Ивановна на допросах и в письмах друзьям повторяла фразу о честности и чистоте помыслов своего мужа. Новейшие исследования показывают, что его можно считать пособником, он поставлял кадры, но прямого отношения к убийству не имел. Только в камере на Лубянке понял всю глубину своих заблуждений. Драма, в которой до сих пор не все прояснено. Цветаеву из дома на улочке Бюси переселили с сыном в отель «Иннова», а в 1939-м она пересекла границу СССР, где уже находились муж и дочь. Эфрона расстреляли через два месяца после того, как она накинула на себя петлю... Его могилы нет, а о месте ее последнего успокоения до сих пор спорят в Елабуге... Напротив тех самых высоких, до блеска промытых окон чайный салон «Поль», старинный. Но почему-то не думаю, чтобы Марина Ивановна могла тут чаи распивать.

От Бюси до перекрестка Вавен на бульваре Монпарнас ходу минут двадцать. Роденовский Бальзак осеняет знаменитые кафе - «Дом», «Ротонда», «Селект», «Куполь», визитной карточкой которого до сих пор является картина русской художницы Марии Васильевой. Да весь этот перекресток, пожалуй, можно было назвать «русским уголком Парижа». В этих кафе прошла, по выражению одного писателя, юность гениев начала прошедшего века. В годы оттепели завсегдатай «Ротонды» Илья Эренбург рискнул рассказать об этой артистической, художнической «буржуазной» богеме. В «Ротонде» бывали Гумилев с женой Анной, Пикассо, а из вершителей судеб - Мартов, Троцкий, Ленин - всех не перечислить. Их факсимильные подписи на плотной салфетке, которую гарсон стелет перед вами на стол. Наверное, сотни подписей. Наверняка многие из нынешних гостей «Ротонды» и понятия не имеют, на чьи росчерки они небрежно кладут вилки.

Последний приют изгнанников

Мемориал казакам

 От Вавена рукой подать до площади Данфер-Рошро. Вокруг нее немало мест, где жили и собирались «белоэмигранты». Нет, совсем не случайно именно отсюда уходят автобусы в городок Сент-Женевьев де Буа. По его ухоженным улицам, мимо роскошных цветников на любом свободном клочке, мимо кафе «Элефант» - «Слон» (он и впрямь стоит на углу, как ориентир) можно дойти до кладбища. Русскую его часть опознаешь сразу, как только внезапно посреди дорожки поднимется березка. А за ней рядами белые каменные кресты, русские фамилии. Мой коллега, взглянув на план кладбища, воскликнул: «Вся русская философия!» И не только.

В справочной рядом с белой с голубым куполом скромной церкви Успения Богородицы можно купить и план, и фотографии, и книгу на русском языке. Первое, что, наверное, делают все - идут на могилу к Бунину и его жене. Крест поставлен по его рисунку. Рядом похоронена острословка Тэффи. Могила Николая Афанасьевича Булгакова, брата писателя, прообраза Николки из «Белой гвардии», ученого-бактериолога, работавшего в институте Пастера. Скромная белая плита, похоже, к ней давно никто не приходил, - великий князь Андрей Владимирович с женой княгиней, урожденной Матильдой Кшесинской. Всех пережила Малечка - скончалась в 1971 году, года не дотянув до столетия.

Могила Андрея Тарковского
 Удивительно, но изгнанники жили до восьмидесяти и больше. Цвет русской культуры, напряженная духовная жизнь... Князья, графы и незнатные господа, просто дворяне из глубин России, теперь у нас и фамилий таких нет - Жижины, Досужевы, Турицыны.

На плане кладбища помечено - «Казаки». Некрополь Атамана Всевеликого Войска Донского генерал-лейтенанта Африкана Петровича Богаевского и его казачков. На памятнике читаю: «A la memoires des cosaqus. Память казакам - сынам славы и воли». Белые плиты, алые цветы. Памятники дроздовцам, алексеевцам, галлиполийцам. А в соседних могилах - князь Феликс Юсупов - убийца Распутина с женой Ириной и совсем наш Виктор Некрасов. Кумир немого кино Иван Мозжухин и Рудольф Нуреев. В новой части кладбища все меньше крестов, просто плиты. Могилу Андрея Тарковского не сразу нашла, осенена, будто отгорожена, кленом с багряными листьями. На темно-зеленом мраморе надпись: «Человеку, который увидел ангела». Странно, непонятно и тревожно, что он здесь, а не в России...

Торговец морской живностью
 Отпевали Тарковского, как и Галича, и Кандинского, и всех наших, в Кафедральном соборе Святого Александра Невского на улице Дарю, что вблизи площади Этуаль. Выйдя из метро, я уточнила дорогу у весьма почтенной дамы. Она дружелюбно объяснила мне все подробно на чистейшем русском с неподражаемыми нашими оттенками. Кажется, из тех, кто здесь давным-давно. А новые русские парижане? У храма Александра Невского, открытого, кстати, для посетителей всего по два часа три раза в неделю, обыкновенная доска для объявлений. Трепещут на ветру полоски бумаги с телефонами. Рукописные, у нас уж давно таких не увидишь - все на компьютере. «Женщина средних лет, порядочная и чесная (орфографию сохраняю. - Авт.), имею опыт работы и рекаминдацию. Ищу любую работу. Уход за детьми и пожелыми людьми, готовлю вкусно русские блюда. Уборка, глажка, стирка. Вы не пожалеете, взяв меня на работу». «Два молодых человека, без вредных привычек, ищут любой вид заработка». «Девушка из Беларуси. Студентка Сорбонны. Ищет присмотр за детьми. Серьезная, некурящая. Проживание и питание желательны. Срочно». А в двух шагах шумел, веселился город-праздник...

Новосибирск - Париж - Новосибирск

Фото автора

Редакция благодарит туристическую фирму «Космополит»
за содействие в путешествии в Париж


Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: