Люди и вещи

Почему мы так безобразно относимся к своему «овеществленному» прошлому?

Вышло из моды…

Блошиный рынок Сент-Уан. Фото автора

…Племянница, получив от старой тетки квартиру по завещанию, мешками выносила на помойку «наследство». Зачитанные книги, кипы вырванных из «толстых» журналов популярных некогда романов, связки открыток и, конечно, почетные грамоты. Летели в мешки какие-то керамические вазочки — главное украшение первых «хрущевок», пачки серых фотографий, пластинки — вся тетушкина жизнь… «Книги я себе куплю новые, в твердой обложке, — объясняла племянница подруге, — кто это старье читать будет. Вазочки такие давно из моды вышли. Швейную машину пока оставлю, она вроде еще шьет. А что с ФЭДом делать? Выбрасывать жалко. Ладно, подарю фотоаппарат своим знакомым немцам — они оценят».

Да, они оценят. А нам зачем? У нас просто — старье на помойку! Прямо-таки по главенствующей идее — старый мир разрушим до основанья… Племяннице, кстати, историку по образованию, и в голову не приходит, что советскому фотоаппарату сорокалетнего возраста отдадут должное и у нас. Ведь заходишь в иной краеведческий музей и плакать хочется: жалкие вещественные остатки — чугунки да утюги, будто русские в пещерах обитались… Музеев много — в каждом районе, а смотреть там нечего.

Один известный коллекционер, бывший советский, ныне живущий в Париже, вспоминал, как начиналась его ныне очень дорогая коллекция. Люди, переезжая в «хрущобы», бросали старые вещи, а он подбирал. Жестяные коробки от монпансье, платья, очковые оправы, перчатки, дверные ручки, альбомы с фотографиями, глобусы, учебники, театральные программки — все это было никому не нужно. А затем вывозились высшей верховной властью картины из Эрмитажа, разбазаривались музейные коллекции, десятилетиями гнобились частные коллекционеры, бесценные русские иконы потоком шли на Запад…

Что такое — старые вещи? Хлам, старье? Старина. Напоминание о прошлом, память, тот самый вещный мир, несущий аромат минувшего, связующий времена, поколения, это круговорот эстетических идей, в том числе и в быту. В конце концов то самое ретро, возможность внести изюминку в обыденное существование.

На брокантах есть все!

Фото автора

Такие размышлизмы возникли на самом большом парижском блошином рынке Сент-Уан. И обидное сожаление: ну, почему они так берегут свое овеществленное прошедшее, а мы… Если это все выставлено на продажу, значит людям все это нужно — от ржавых допотопных грабель до антикварных дорогущих вещей… Здесь есть все и здесь можно ходить часами, удивляться, поражаться и буквально обалдевать. Наверняка многие слышали о блошиных рынках, но это как раз тот случай, когда словами не выразить и миллионной доли визуальных впечатлений.

Ну, вот хотя бы одна весьма скромная витринка: медные кастрюли с длинными ручками, оранжевый эмалированный горшок, фарфоровые голубки и петушки, пузатый графин, статуэтка девочки, похоже, из папье-маше… Огромное три на два метра зеркало в тяжелой раме отражает садовые скульптуры собак, сфинксов, почерневший комод, сине-золотую вазу, светильники — кованые и витые, и зеленые лейки для сада-огорода. За сплошными стеклянными стенами магазинчиков свет люстр и бра играет на блестящих боках дорогих фарфоровых ваз, звонят одновременно золоченные настольные часы с пастушками, всадниками и иными любимыми персонажами часовщиков давно минувших дней. Стены сплошь увешаны картинами. Диваны, гнутые кресла и стулья, китайские ширмы, патефоны и граммофоны, мольберты, развалы оловянной, медной и просто металлической посуды… А в другом ряду, уже прямо на улице, флегматичный толстяк торгует трехногими садовыми скамейками, шаткими столиками, какими-то керамическими фигурными горшками — для цветов. На углу в древнем кресле — тронь, и тут же упадет — огромные круглые уличные часы. Для тех, кто хочет пополнить или начать свою коллекцию, переделать интерьер дома, сада, найти подарок, сувенир как память о прошлом, все вещи, предметы, выставленные на толкучке, можно перечислять до бесконечности…

Блошиные рынки, или Броканты Парижа (brocante — подержанная, случайная вещь), ведут историю с середины девятнадцатого века, когда разрозненные лавки старьевщиков оказались сосредоточенными в одном из районов на севере столицы Франции. Старьевщики — не самое правильное определение первых собирателей старины. Здесь диапазон от старья до раритетов. В начале прошлого века семьдесят самых известных антикваров решили объединиться и взять в аренду землю, на которой построили постоянные павильоны. Так возник Сент-Уан. Это по существу более десяти рынков, расположенных в кварталах вдоль улицы де Розьер: 17 километров проходов, две тысячи стендов, магазинчиков в крытых павильонах, в том числе и двухэтажных, и на улице, сорок ресторанов. Кстати, в каждом отеле Парижа можно взять буклет с планом рынка Сент-Уан и объяснением, как до него добираться, очень просто — на метро.

Броканты Парижа — не просто торговые учреждения, а очень важные культурно-исторические, если можно так сказать, «точки». Здесь не только кипит бурная экономическая деятельность, но и рождаются мифы. Тут продают и покупают, пьют и едят, глазеют люди со всего мира. На одной линии — сплошь торговля кожей, на другой — царство посуды, фарфора и фаянса, на третьей — океан антиквариата. Здесь соседствуют дух прежних толкучек и сервис нынешних времен — пункт обмена валюты, бюро экспертизы. Любой покупатель может приобрести свидетельство экспертизы в зависимости от суммы покупки, чтобы не было сомнений в подлинности купленной вещи.

Рынок подержанных вещей на открытом воздухе предлагает разнообразие разнородных предметов в искусном беспорядке, чтобы посетитель тщательнее рылся. Под открытым небом идет торговля совсем странными вещами: ржавыми кранами, поломанными куклами-пупсами, постаревшими витринными манекенами. Мы видели и панцирные кровати со спинками из медных полос или никелированными с блестящими шарами. Одежда сэконд-хэнд, парчовая обувь, веера, ярчайшие африканские ткани и маски, барабаны… В лавочке, набитой музыкальными инструментами, баяны и даже гармошка. Книги, журналы, газеты, марки, открытки… Подсвечники, старинные часы соседствуют с портретом Сталина. Почем парсуна вождя? Шестьсот евро. Дорого! Но если сюда вывезти портреты Ильича и других вождей, мало ли их еще пылится в наших пенатах, может, цену собьем?

Говорят, что роясь в горе старой обуви, можно откопать туфли, в которых щеголяла Грета Гарбо или еще какая «этуаль». Говорят, что здесь любят появляться очень известные люди, в том числе знаменитые кинозвезды. Бытует слава за брокантами: тут можно купить необыкновенную вещь за очень скромную цену. И эта молва, как говорят, имеет под собой некоторое основание: надо вроде старательно искать и торговаться. Увы, рядовому туристу трудно проверить — ни времени, ни евров. Сколько, например, стоит прелестная фарфоровая безделушка «росточком» в шесть сантиметров. «Сто евро», — равнодушно обронил продавец. Но какой океан вещей — умопомрачительно! Богатая Франция набита стариной, что, впрочем, объяснимо. Со времен Великой революции уж двести лет минуло, парижские — местные потрясения и коммуны отшумели в позапрошлом веке, да и в прошлом никто особо родину шампанского и трехсот сортов сыра не грабил. В отличие от нас…

Старье берем?

…Нет, я не ратую за поголовное собирательство, не каждому дано быть коллекционером. Да это и не нужно. Но почему мы так безобразно относимся к своему прошлому, дальше дедов предков не знаем, не храним так называемых зримых свидетельств минувшего. Все к новому стремимся, особенно сейчас, когда завалены прилавки товарами, когда сделать евроремонт и выбросить все, что напоминает о прошедшем, — просто дело «доблести и геройства». Ну не нужны тебе старые вещи, фотографии деда, бабушки. И в голову не придет предложить их музею, снести ли в архив, в театр ли, ведь там периодически ищут то допотопный телефон, то какую-нибудь кружевную накидку. Да ведь можно в конце концов просто продать — есть любители. Но где и как? Пожалуй, главная проблема состояла всегда в том, что сбыта подобным вещам не было — традиция такая. Вот люди и бросают, выкидывают неоцененные и неоценимые подчас свидетельства прошлого. Не так давно одна наша немолодая горожанка нашла на помойке годовой комплект дореволюционного журнала. Лет десять назад знакомые подобрали на мусорке слегка треснувшие тарелки — синие с легкой позолотой, оказался кузнецовский фарфор.

Ведь раньше что у нас, по нашей советской бедности, в основном коллекционировали? Марки, значки, спичечные коробки, открытки, монеты, ну, пластинки… Собирайте то, что не в моде, советует упомянутый выше успешный коллекционер. Например, кому сейчас нужна посуда середины двадцатого века? Или пластмасса, которой у всех полно в кухонных шкафах на дачах и которую уже не выпускают? А через двадцать лет это будет драгоценная коллекция, а значит и деньги. Пузырьки от лекарств, шахматы, географические и игральные карты, заколки… Бег времени ускоряется, а с ним и оборот вещей. Не сыщешь уже перьевых ручек и перьев, скоро вовсе исчезнут радиоприемники и телевизоры середины прошлого века, а ведь стоят еще кое-где по дачам и даже работают, мигая зеленым глазом.

Сейчас и у нас возрастает интерес к ретростарью и старине. Робко открываются специальные магазинчики, приглашения по почтовым ящикам разносят. Звоню в один магазин: как насчет старых открыток? Берем только до пятидесятых годов. А шестидесятые уже не интересуют, как и тома синей — сталинской — энциклопедии. Берут то, что сейчас же можно продать, что тут же даст прибыль. Вперед мало кто заглядывает, разве музейщики, так у них денег мало, а люди ныне не очень-то привыкли свое за спасибо отдавать. Так куда пристроить старый проигрыватель, пластинки? Нужен ли кому-нибудь дамский велосипед пятидесятых годов, коньки-снегурки? А телефон середины прошедшего века — жалко было выбрасывать. Хлам? Как посмотреть. Нет свободного обмена, нет рынка, нет места, где бы встретились сегодняшний человек и старинная вещь. И будет ли?