Дома и стены помогают

Так считает молодой ученый из Академгородка Андрей Аникеев, получивший грант президента России

Работа старшего научного сотрудника Института ядерной физики имени Г.И. Будкера СО РАН, кандидата физико-математических наук Андрея Аникеева по созданию газодинамической ловушки удостоена гранта президента России. Наш корреспондент встретился с молодым ученым.

Андрей Аникеев

— Андрей, что это за грант, кому он вручается?

— Известно, что президент серьезно озабочен состоянием отечественной науки и положением молодых ученых, в частности. Грант дается на два года, это две тысячи рублей в месяц на прибавку к зарплате автору работы и столько же — его научному руководителю. При наших окладах это, конечно, не пустяк. Остальное, от двухсот тысяч рублей, расходуется на оборудование, оснащение и т.д. Так как в нашем институте любой эксперимент очень дорог, то это лишь небольшая помощь для приобретения материалов, выполнения каких-либо работ и т.п. Но, как вы знаете, ИЯФ в дополнение к бюджетным средствам сам зарабатывает немалые деньги, и они тоже тратятся, помимо прибавки к зарплате сотрудникам, на проведение научных исследований. Поэтому-то недавняя оценка на президиуме СО РАН работы нашего института была весьма высокой.

— В своем докладе на президиуме вы говорили о создании термоядерного реактора как о событии ближайшего времени. Но об этом говорится уже несколько десятилетий. Насколько реально создание термоядерного ректора сейчас?

— Проведены уже все необходимые научные и экспериментальные подготовительные работы. База есть. Она ни у кого не вызывает сомнений. И есть принципиальное совместное решение России, США, Европы, Японии, Кореи и Китая о строительстве первого международного термоядерного реактора. Затраты, конечно, предстоят огромные, одной стране это потянуть весьма проблематично, и сейчас дело за политическим решением: где реактор будет строиться? С одной стороны, это, конечно, вопрос престижа, но нужна территория, огромные затраты на невиданный проект, которые сейчас трудно подсчитать, и т. д. Идет борьба за площадку. Индия и Канада тоже рассматриваются как кандидаты в новом научном проекте, но Канада выбыла после того, как ей отказали в площадке. Сейчас рассматриваются два варианта ее размещения: во Франции (Россия тоже за этот вариант) и в Японии.

Наука уже давно разработала необходимую основу для создания такого реактора. Несколько десятилетий проходили дополнительные исследования по деталям. И вот сейчас мы действительно на историческом пороге, когда термоядерная реакция может начать реально работать не только на разрушение. Здесь есть такой момент: кто-то сказал, что термоядерная энергетика будет создана тогда, когда она станет нужна человечеству. Она давно нужна, но пока есть запасы углеводородов, на которых работают тепловые электростанции, правительства тех или иных стран не уделяли развитию исследований в этом направлении достаточно внимания и мало выделяли средств. Но в последние годы, когда стало ясно, что запасы угля, нефти и газа иссякают, эти работы очень активизировались. И термоядерная электростанция становится вполне реальной вещью.

— И какую роль должна сыграть ваша работа?

— Она может стать прообразом промышленной установки для получения устойчивых материалов для коммерческого реактора. Все необходимое для создания экспериментального реактора есть, и он может работать несколько лет на заменяемых частях. Но для промышленности и устойчивой работы новых энергетических комплексов нужны другие материалы. А они могут быть получены с помощью сильных нейтронных пучков. Вот над этим мы сейчас и работаем. Чтобы термоядерный коммерческий реактор из новых материалов мог безопасно, устойчиво действовать несколько десятков лет без замены узлов.

— Недавно я посмотрел телефильм «Утечка мозгов». Удручающая картина представлена его автором: несколько сот тысяч ученых и инженеров за последние несколько лет уехали из России и трудятся в промышленности и науке многих стран. Мы все уже привыкли к мысли, что и в Академгородке все плохо, плохо… Что-нибудь реально делается для улучшения положения молодых ученых?

— Я бы не сказал, что так уж все плохо. Действительно, в 90-е годы из-за недостаточного финансирования были закрыты отдельные направления исследований. Но тогда нас хорошо поддержал мененджмент. Институты, а ИЯФ прежде всего, стали сами зарабатывать деньги. Благодаря этому удалось и сохранить научный костяк, и продолжить изыскания. Уехали многие. Но сейчас утечка кадров приостановилась. Во-первых, стали всерьез заботиться о нашей научной деятельности, о создании приемлемых бытовых условий, о зарплате, на которую совсем недавно многим просто невозможно было прожить. А что касается зрелых ученых, то все кто хотел, давно уже уехали. Многие это сделали от реальной нужды, другие — потому что все якобы едут. Но сейчас мы все-таки живем надеждой, что положение улучшится. И администрация нашего института, и руководство СО РАН занимаются социальной программой, заботятся о молодых, чтобы завтра было с кем работать. Что нужно молодому ученому? Интересная тема, достойная зарплата и жилье.

Что получает молодой ученый, который уехал на Запад? Некоторые интересную работу. Но далеко не все. Я знаком со многими коллегами, работающими там. В подавляющем большинстве они все-таки выполняют там квалифицированную подручную работу, этакая рабочая сила высокого класса. Поэтому многие сменили вид деятельности, ушли в бизнес. Предложенная научная тематика их не удовлетворяла. На поверхность пробиваются единицы. Все остальные составляют некую питательную среду науки, являясь относительно дешевой рабочей силой. Срок контракта истекает очень быстро. И потом, как правило, надо искать другую тему. Те же, кто не уехал, защитившись, продолжают последовательно наращивать свой научный вес и получают большее признание на международном уровне. У них есть возможность выезжать для работы за рубеж, изучать западный опыт, подрабатывать там и чувствовать себя вполне комфортно. К тому же дома и родные стены помогают: не нужно тратить усилия на адаптацию, доказывать кому-то, что ты кое-что стоишь, и т.д.

— То есть за рубежом вы, академгородковские, не чувствуете себя некими изгоями в науке?

 — Совсем нет. Даже наоборот: авторитет российского ученого весьма высок. Конечно, приятно и любопытно встретить там земляка, узнать, чем он занимается. Но мне приходилось встречаться и с тайной завистью к нам: мы все-таки на родине, и наша наука не в таком уж загоне, как это иногда представляется. Приезжая за границу, я ощущаю, что мой статус как ученого выше, чем у моих вчерашних сокурсников. Я не менял темы, накапливал знания, работал в одном направлении и приезжаю на научные конференции с интересными докладами. Сейчас надо делать докторскую диссертацию, и в принципе здесь все для этого есть: база, научные руководители, современная информация. Что касается материальной стороны, то да, эта проблема есть, но она решаемая. Молодой ученый имеет возможность поехать за рубеж по контракту на год или несколько месяцев, там экономно живет, не тратя денег на развлечения, зарабатывает на квартиру. Помогает и наша администрация, выделяя беспроцентный кредит. Конечно, это не лучший и не самый легкий путь, но реальный.

— Вы сами ездили? Владеете языком?

— Свободно изъясняюсь на английском и немецком. Не раз бывал в Германии.

— Во время обсуждения работы вашего института был затронут вопрос и молодых кадров. В чем тут проблема? Председатель президиума СО РАН академик Добрецов даже прямо сказал, что молодежь надо подталкивать к защите диссертаций, создавать для этого условия.

— Надо смотреть правде в глаза: престиж звания ученого в последнее десятилетие заметно упал. Причины разные, они не только в заработке. Многие мои сверстники стали квалифицированными инженерами, ушли в бизнес или в другую сферу деятельности с большими возможностями быстрой реализации своего интеллектуального потенциала. В экспериментальной физике опыт и знания накапливаются не так скоро. Это тяжкий труд. И потом, интерес к исследовательской работе настолько затягивает, что просто некогда накапливать и анализировать материалы для диссертации, хотя их море. Понимаешь, что надо, но куда интереснее работать над темой, чем бумажки собирать. К тому же планка защиты кандидатской очень высокая. И ее не нужно снижать, поскольку кандидат-физик по уровню знаний несопоставим ни с каким ученым где-нибудь в вузе или в других городах Сибири. Я совсем не хочу принижать заслуги и знания наших коллег, но Академгородок — это Академгородок. Приток одаренной молодежи нужен, конечно, другой. В НГУ все-таки учиться трудно, это настоящий университет. Многие не выдерживают. Но недаром наши выпускники очень высоко ценятся. Огромные деньги расходуются на подготовку специалиста или ученого.

— Сейчас возникла некая пауза ожидания перемен в связи с предполагаемым строительством рядом с Академгородком технопарка и созданием центра информационных технологий. Нет ли опасения, что способные молодые специалисты теперь туда побегут?

— А это кому что: один родился менеджером или инженером и его тянет работать в качестве организатора процесса, другой — появился на свет для науки. Конечно, зарплата ученого должна расти, и правительство нам это обещает, но и руководство СО РАН никак не забудет целей, задач и предназначения фундаментальной науки. Ведь академик Лаврентьев изначально мечтал о внедренческом поясе вокруг Академгородка. Кое-что сбылось и действует, решение многих вопросов отодвинулось во времени, но сейчас оно, видимо, пришло. Лично я уверен в будущем ядерной физики. Сначала реактор рождается в головах, а потом наступает черед практики. Но и современная практика немыслима без активной работы ученых.