 |
Жарким утром Надежда Васильевна (все имена изменены. - Авт.) уехала на дачу, где оставалась ее мать. Старший сын Леонид ушел на работу. Дома оставался младший - Миша. «Вот уж кому некуда торопиться, - с привычной досадой подумала женщина. - И когда это все кончится?» Июльское утро было столь щедрое на солнце и тепло, что не хотелось думать о плохом. Она мысленно перенеслась в свой сад-огород, где начала поспевать ранняя смородина, где уже пошли огурцы... Не думала, что этот день, такой ласковый с утра, как раз станет тем днем, когда все кончится. И как! И можно ли такой исход считать концом? И возможно ли вообще взаимоотношения с сыном определять тяжелым словом - конец?
Через несколько месяцев, уже в суде, она все с тем же застарелым ожесточением, с которым боролась в тот летний день, говорила: «Он сам себя наказал. Я хочу, чтобы нога его не ступала в нашу квартиру!»
...Сегодняшняя семья не совсем та, что была лет пятнадцать, даже десять назад. Мы в беге суматошного бытия часто не думаем об этом вовсе, но ощущаем, не можем не ощущать, как если не пошатнулись, то покривились семейные устои. Насколько суровее и жестче становятся отношения в таком незыблемом, казалось бы, социальном институте как семья. Молодые уходят, снимают жилье. Или наоборот - приводят его или ее. Однажды услышала, как женщина в электричке говорила с некоторой долей обреченности: «Вот и привел он эту свою девушку. Живут, мы им комнату выделили, регистрироваться не хотят. Могут и разбежаться. Разве это семья? Потом другую приведет. И мы примем, куда ж деваться! Лучше пусть дома с одной живет, чем шарашится черт знает где и с кем».
В семьях начали жестко разделять, кто сколько приносит денег. У мужика подчас заначка не на бутылек только, а куда больше - только на себя. Сын может жить с родителями, подчас на их небольшой заработок, а то и пенсию, а свои кровные складывать в чулок - на машину. О семейной разъединенности, думаю, каждый может вспомнить свое. Вернемся же к Надежде Васильевне и ее сыновьям.
Когда вечером она вернулась с дачи домой, мгновенно почувствовала неладное. Дверь на второй этаж, которую они с Леонидом, уходя, всегда закрывали на замок, была распахнута настежь. Она быстро поднялась, похолодев, ожидая чего-то ужасного. Тихо, никого. В комнате старшего сына сразу бросилась в глаза пустота на том месте, где стояли компьютер со своей приладой и коробки с дисками. Она бросилась к кровати, там, под подушкой, прятала свое золотишко - два колечка. Пусто! И деньги - 250 рублей из сумки исчезли.
«Это Мишка», - только и могла подумать. Всего ожидала, но это! Утащить из дома единственное, что было ценным! Ладно бы только кольца - без них проживем. Но компьютер! Леонид года два на него деньги собирал, экономил на всем, вкалывал в двух местах. Она живо представила себе состояние старшего сына: как он без этой дорогой «игрушки»?! Компьютер для него и увлечение, и общение, и забота, и ученье, и дружба. «И этот паршивец, бездельник, эта сволочь лишила Леню всего! И в кого он такой! Один сын как сын - умный, работящий, любознательный. А второй - тунеядец...»
Наверное, Надежде Васильевне не раз приходило в голову, что где-то что-то она проморгала с младшим, где-то не углядела. Но все эти горькие мысли остались за кадром судебного процесса. В суде ведь выясняют конкретные обстоятельства. А что там происходило в семье, какие возникали нюансы отношений, столкновения, суду мало интересно. Как и то, сколько материнской любви и забот досталось одному сыну и сколько равнодушия и открытой неприязни - другому. Да и на каких весах можно взвесить привязанность и внимание или их отсутствие. А суд - как итог, видимый результат скрытого до поры до времени семейного неблагополучия. Июльский день стал рубежным, когда не то что от родни, от людей посторонних ничего не скроешь. Да и нужно ли?!
Мать вызвала милицию. По всем правилам было описано место происшествия и даже снят отпечаток пальца с компакт-диска, брошенного в спешке похитителем. Потом экспертиза подтвердила: да, это след большого пальца Михаила.
Сейчас не редкость, когда подростки берут без спроса родительские деньги, а кто и вещи. Увы, довольно часто парнишки и девчонки - несовершеннолетние и едва переступившие порог восемнадцати лет - не брезгуют тайным заимствованием у знакомых и родственников. Кражи перестали быть стыдными. Но воришками становятся чаще всего подростки из семей, не отличающихся, скажем так, благородством нравов. Из семей, где пьянки и скандалы, матерщина, рукоприкладство - обыкновенная вещь. Не могу не привести довольно примечательный случай из жизни пятнадцатилетнего Димы Д., за который он схлопотал судимость, пусть и условную. Для себя. А мать своего друга, женщину, похоже, внимательную к подросткам, обидел в самых лучших чувствах. Со своей мамашей Дима давно потерял человеческий контакт. В семье ругань стала непременным атрибутом общения. Парень часто не ночевал дома, даже не предупреждая мать. Как-то после очередного скандала две недели обитался в семье друга. Спать его укладывали на диване в зале. Однажды хозяйка, жалевшая подростка, проснувшись ночью, услышала вдруг щелчок дверцы секретера. Зайдя в большую комнату, увидела, как гость роется в шкатулке. Оказалось, он уже успел «увести» у сердобольной женщины ее «драгоценности»: пять колечек и две пары сережек, не считая серебряных украшений. Такая вот благодарность! Но то подросток с еще неустойчивой психикой. Да с семейными проблемами. А похититель братова компьютера вполне взрослый парень, уже и армию прошел.
Мишу нашли. Даже задерживали на трое суток, потом отпустили под подписку. Домой он уже не вернулся. С мамой и братом встретился только в суде. Так сказать, по разные стороны барьера.
Что же происходило с ним, если он решился на такую конфронтацию? Вот объяснения в суде его самого и близких, так сказать, из первых уст.
Мать: «Сейчас Михаил с нами не живет. Где он пристроился жить, не знаю. Одно время жил на даче. После армии он устроился сторожем в зоопарк, но проработал неделю. Больше нигде не работал. Потом я узнала, что у него исчезли паспорт и военный билет. На вопрос, куда делись документы, отвечал, что это не мое дело. Ему несколько раз звонил мужчина, говорил, что Михаил ему много должен. Выходит, наделал долгов и скрывался от кредиторов. Ему всегда все доставалось легко. Он всегда хотел жить на широкую ногу. Я одевала его, кормила. Не понимаю, почему он так меня ненавидит. Год я его содержала после армии...»
Брат: «Он нас ограбил. Я долго собирал деньги на компьютер «Пентиум-два», да еще сто пятьдесят дисков, меньше половины мне вернули. Судите его на ваше усмотрение».
Михаил: «Документы я потерял, устроиться на работу не мог. Задолжал всем. Мать давала в день три рубля на сигареты, питался дома. Решил украсть компьютер. Хотел рассчитаться с долгами. И еще освободить домашний телефон. Брат через телефон подключался к «Интернету» и сидел с восьми вечера до четырех утра каждый день, когда не работал. Невозможно было позвонить. На этой почве мы часто ссорились...»
Такова внешняя видимая канва событий, за которыми сложные внутрисемейные отношения, напластования обид, горечи, скандалов, о которых можно лишь догадываться. Михаил не наркоман, по крайней мере ни мать с братом, ни другие свидетели об этом не говорили, да и на учете не состоит. Бездельник? Да! Изгой в своей семье, непонятый и даже вроде ненужный? Пожалуй, что так.
Квартира у этой приличной семьи двухуровневая, вход с улицы. Второй этаж закрывается на замок от Миши, чтобы не таскал вещи. В тот день, когда мать и брат ушли, Миша с улицы через козырек над входом в квартиру подобрался к окну. Через форточку проник в комнату брата, изнутри открыл замок на двери второго этажа. А потом с приятелем подогнал наемную машину и вывез семейное «богатство». Спустил все по дешевке: «Пентиум» стоимостью в 28 тысяч - за четыре с половиной, два кольца за 700 рублей.
Еще во время следствия, уйдя из дома, он устроился грузчиком на завод, откуда ему для суда дали хорошую характеристику - «добросовестный, честный, трудолюбивый». Живет в общежитии. Учитывая его работу, первую судимость, раскаяние, суд наказал младшего брата условно, с испытательным сроком. А еще ему придется выплачивать ущерб брату и матери, больше тридцати тысяч.
