 |
Учительствовал я одно время в деревне. Старинная деревня, расположенная, можно сказать, на самом юге нашей области. Сама почти утонула в реликтовых песках, а вокруг нее - речки, озера, болота, леса разные: чисто сосновые, смешанные, по берегам речек кустарники ягодные непролазные.
Мужики в деревне от мала до велика - охотники да рыбаки. Естественно, и для меня, временного в этих местах человека, охота стала единственным развлечением осенью и зимой. Осенью, конечно, утиная, зимой - на зайца. Дичи в тех местах было много: от лося до рыси. Но то для спецов. А для любителя убить время да ноги хватало по зайчишке пальнуть, утку или там тетерку подстрелить. Ходил недалеко, ибо места не знал, но и того для развлечения хватало.
А в соседях жил местный мужичок, Иван. Как многие здесь, совсем не равнодушный к спиртному, оперированный по этому делу в связи с язвой желудка. Но тихий и спокойный такой мужичонка. Приходил покурить на крыльце, покалякать о том, о сем. За разговорами не раз предлагал свои услуги в качестве проводника по богатым дичью местам. И как-то поздней осенью уже уговорились мы сходить в забоку - так местные называют заросли вдоль берега Оби.
Хорошо, когда охотничьи угодья под боком. Не надо собираться долго: сапоги да курточка, ружьишко да патронташ, рюкзачок с куском хлеба для перекуса. Вот и все. Выступили мы в поход, едва забрезжил рассвет. Хмурый и холодный. Холодный настолько, что речушка, именем которой называлась и деревня, покрылась довольно крепким льдом. По нему мы и перешли в забоку, в которой намеревались поохотиться вволю.
Интересно, что та южная окраина Новосибирской области от других окраин отличается тем, что снег здесь выпадает едва ли не месяц спустя после того, как ляжет везде, севернее тридцати километров. Зайцы о ту пору давно белые, сидят под черными кустами, с места не стронутся, пока рядом не затопаешь.
Продрались мы с Иваном через густые заросли тальника к высокому обскому берегу, где кустарник рос грядами, между которыми можно было ходить, как по аллеям. Тут мне Иван и говорит: «Зайцев здесь полно. Ты иди по этой гряде, я пойду дальше, по другой». Ну, это дело понятное - рядом на охоте не ходят, можно под выстрел напарника попасть. Постоял я, посмотрел вслед Ивану. И когда мой проводник исчез за соседней грядой, пошел по отведенной мне тропе. Не долго мне пришлось идти без дела. Метрах в пятнадцати от меня вдруг из густой гряды выскочил заяц, да так кстати, что попал под мой вполне удачный выстрел. Не знаю, как это бывает у других охотников, меня попадание в живое существо очень расстраивает. Как-то не по себе становится. Да заяц еще от боли заверещал, как дитя малое. Но охота есть охота. Подбежал к нему, прижал прикладом. Потрепыхал он немного и затих. Как долго это длилось, определить в азарте трудно. Думаю, что все произошло быстро. Заталкиваю в рюкзак незадачливого зайчишку и слышу рядом голос: «Что, первый?»
Охота всегда представлялась мне нереальным действом, особенно охота в лесу, где все, составляющее природу, гораздо сильнее тебя, даже вооруженного. Но чаще всего охотился я в одиночку, а о том, что где-то есть еще охотники, узнавал по далеким выстрелам. В этот же раз я знал, что в пустом, продуваемом холодным ветром прибрежном пространстве есть напарник, но он совсем в другой стороне и рядом быть никак не может. И вдруг голос, тихий, даже безразличный.
Оглянулся. Буквально в трех метрах от меня на кочке сидит Иван, будто сидел здесь с самого начала нашей охоты.
- Ага, - согласился я. - Первый.
А у самого холодок под куртку лезет.
Покурили, помолчали. Иван встал с кочки и говорит, будто гид на экскурсии после осмотра очередного объекта:
- А теперь пойдем вот туда.
Туда - это длиннющая, на сколько глаз хватало, поляна. Кое-где кусты. В одном из кустов что-то белеет, будто клочок бумаги или обрывок бересты.
- Я - туда, - уточнил Иван, показывая на куст с белым пятном, - а ты - туда.
И разошлись мы где-то под углом в девяносто градусов. Некоторое время я еще прислушивался, не громыхнет ли в стороне куста с белым пятном выстрел. Берез вокруг нет - бересте взяться неоткуда, с клочком бумаги тоже вряд ли кто сюда явится, да еще под куст полезет. Кроме как зайцу, сидеть там некому. Значит, и Иван вернется домой с добычей. Но выстрела так и не дождался. Шел, куда глаза глядели, петлял не хуже зайца между кустами. И допетлял. Метрах в десяти опять выскочил из куста заяц и подставился под выстрел. Но, видать, дробь его только задела. Остановился он и уселся на бугорке столбиком. Я же тогда с одностволкой ходил, второй патрон в перчатке держал. Однако, прежде чем заяц дернулся, успел ружье перезарядить. После второго выстрела заяц исчез с бугорка настолько незаметно, что я уж решил: убежал косой. Нет, не убежал. Недалеко убежал. Всего-то шагах в пятнадцати за бугорком я его обнаружил. Этот оказался матерым, раза в два больше первого. Запихиваю его в рюкзак и вновь слышу сзади: «Что, второй?»
И опять та же картина. Сидит на кочке Иван и спокойно смотрит мне в спину. Можно быть несуеверным, но когда километров на десять в округе точно никого нет, а напарник должен быть едва ли не в километре от тебя, но вот он тут, за спиной, не запыхавшийся - поверишь во что угодно. Я не стал спрашивать напарника, зачем он так поступает, но охотиться дальше мне расхотелось. Да и похолодало вроде сильнее, да и два зайца заметно оттягивали спину. И Иван, видно, был такого же мнения.
- Пойдем, - говорит, - на берег, посидим, перекусим.
Мне куда деваться: я сегодня ведомый. Пришли на высокий берег - Обь под ним где-то далеко внизу. Место открытое, ветер здесь гораздо злее, чем в кустах. Достали, что было с собой, пожевали. Я еще подумал: нехорошо как-то, я с добычей, а напарник пустой. Напарник же вдруг прекратил жевать и пополз к обрыву. Свесил вниз голову, а мне рукой машет, мол, ложись. Я упал, не понимая, в чем дело. Иван спятился ползком же и тихонько мне:
- Утки там.
Я тоже подполз, заглянул вниз. На мелком плесе сидели штуки четыре крякаша. Крупнющие, даже отсюда было видно. Откуда они взялись, ведь давно пора им быть в теплых краях. Иван стал отползать вправо, а мне махнул: оставайся здесь. Но утки тоже не лыком шиты. Услыхали, должно быть, наши шевеления и взлетели. Тяжело взлетели, почти вертикально. Выстрелили мы с Иваном одновременно. Одна утка шлепнулась вниз. Я, грешным делом, решил, что выстрел был мой. Но Иван без добычи, и одновременный выстрел на охоте оспаривать не принято. Подошел Иван:
- Твоя утка.
- Нет, - не соглашаюсь, - твоя.
Он, ни слова больше не говоря, положил ружье и стал спускаться по крутизне. Какое-то время повозился там, пошлепал сапогами по воде, вылез из-под берега с крякашом. Бросил его к моим ногам. Мы немного попрепирались, и Иван все же согласился считать крякаша своим. На этом наша охота и закончилась.
Около тридцати лет прошло с тех пор, не знаю, жив ли Иван - здоровьем он был слаб, но только вот сейчас, когда пишу эти строки, возможно, правильно понимаю поведение моего напарника. Выводил он меня на дичь. Раз сказал, что покажет свои заветные места, не мог допустить, чтобы я вернулся домой пустым.
