|
| Валерий ФОКИН |
Как директору «Глобуса» удалось заполучить в театр такую величину, как Валерий Фокин, остается загадкой. Один из самых блестящих европейских режиссеров, ставивший спектакли на самых престижных отечественных и зарубежных сценах, работает в провинции и утверждает, что это занятие ему нравится. Видимо, это не просто слова, поскольку маэстро согласился ставить на нашей сцене уже второй раз. Как бы то ни было, но новосибирский зритель имел удовольствие на прошлой неделе приобщиться к новой работе режиссера - спектаклю «Воздушный город» по пьесе Аристофана «Птицы».
Сообразили на троих
Однажды Валерий Фокин, проводивший мастер-классы в Болгарии в Варненском театре драмы, набрел на исторический памятник II века до н. э. - разрушенные колонны греческого летнего амфитеатра на Золотых Песках. Впечатлился, очень захотел поставить «что-нибудь древнегреческое» и сыграть именно здесь, на древней орхестре (так называлась сцена в античном театре).
|
| Сцена из спектакля |
«Что-нибудь древнегреческое» впоследствии приобрело вполне реальные очертания - было решено ставить одну из первых комедий на земле («Птицы» Аристофана написаны в 415 веке до н.э.). В проекте, получившем название «Сибирь-Черное море», приняли участие три стороны - болгарская (Варненский театр драмы), новосибирская (театр «Глобус») и сам Валерий Фокин. Одним словом, «сообразили на троих», и дело пошло.
У спектакля есть две версии - летняя и зимняя. В летнем варианте творческая группа была смешанной (шесть болгарских и пять сибирских актеров). Премьера состоялась в июне на Золотых Песках в здании Амфитеатра (как и мечталось). Потом, на фестивале «Варненское лето-2000», спектакль увидели на открытых площадках Болгарии, Македонии и Черногории.
В сентябре началась работа над «зимней» версией - репетиции переместились на сцену «Глобуса», болгарские актеры заменены на наших. И, наконец, фокинское «изделие» увидели и мы...
Птицы были в экстазе
После премьеры мы встретились с режиссером.
- Поставить древнегреческую комедию в античном театре, на открытой сцене, как это и было принято во времена Аристофана, и вдруг переместиться в Сибирь, на закрытую сцену...
- А с чего вы взяли, что там условия идеальны? Открытая сцена - совсем другое искусство. Вся аура, вся атмосфера открытой сцены не концентрирует, а, напротив, расконцентрирует. Открытое пространство сопровождается массой отвлекающих моментов - машины, чайки, музыка из приморских ресторанов... Кто-то крикнул, кто-то пробежал... Чтобы увлечь зрителя, необходима другая энергетика, другой посыл. Монументальный крупный жест, больший звуковой и энергетический объем и прочее. Это требует серьезной подготовки. Надо сказать, актеры были к этому не готовы. Как для меня, так и для них это был первый опыт. Я вообще не знал, что существуют фестивали открытых сцен. В Европе их много. Это особые спектакли, которые специально для этого делаются и готовятся.
Хотя несомненные плюсы работы на открытой сцене, по признанию режиссера, тоже есть:
- Есть вещи, которых на закрытой сцене добиться нельзя. Состояние ночи, например (спектакли начинались около 10 часов вечера). Живое небо. Актер произносит монолог про птиц - а они летают вокруг, как это было неоднократно, несут живую ассоциацию. Такого в театре добиться невозможно... Чайки в Варне кричали вместе с актерами и умолкали вместе с ними. Это вещи, которые нельзя запланировать, какую бы ты бутафорию не записал. А там это было. Однажды чайка села на фонарь и долго неподвижно смотрела на артиста: что-то ее заинтересовало.
Спектакль шел на русском, болгарском, английском и «птичьем» языках. Видимо, именно «птичий» язык и доводил птиц до экстаза:
- Они освоились за две недели и вели себя довольно нагло... Чайки вообще птицы нахальные и держатся довольно уверенно.
По словам Фокина, «зимняя» и «летняя» версии - два совершенно разных спектакля:
- Здесь, под крышей театра, паузы работают более насыщенно, есть возможность глубокой, тонкой игры, более сложной смысловой нагрузки. Театр и так искусство грубое, и хочется находить нюансы, а это возможно только на закрытой сцене. На открытой - смысловой нагрузки меньше, зритель наблюдал скорее за некой игрой. Закрытая сцена позволяет сделать спектакль более философичным, более тонким...
Так что нам повезло не меньше, чем болгарам.
Для «бессловесного» театра
в спектакле слишком много слов
|
| Сцена из спектакля |
Фокин последнего времени известен своим неравнодушием к «бессловесному» театру. Слово в его постановках обычно задвигается на второй план, а на первый выходит все что угодно другое - пантомима, опера, балет, цирковые трюки и прочее, а также звуковые раздражители типа шумов, шорохов, вскриков, стонов, всхлипов и прочего (как это было в «Татьяне Репиной», которую новосибирский зритель мог видеть на последнем Рождественском фестивале искусств, где принцип «бессловесного» театра доведен им до логического предела). Все это, по мнению режиссера, должно зрителя цеплять и подключать эмоционально. Рациональный театр, по его твердому убеждению, себя исчерпал, и теперь театр - область исключительно чувственная. В «Птицах» Фокин от своего эксклюзивного, «молчаливого» принципа несколько отступил.
- Я противник всяких догм, - заявляет режиссер.
Хотя, конечно, без «фокинских штучек» и тут не обошлось, включая и танцы, и пластику, и «птичий» язык, и даже элементы китайского цирка. Однако текст Аристофана здесь вполне узнаваем. А аристофановская история про двух плутов, решивших построить воздушный город между небом и землей и брать мзду с богов за дым от жертвенных костров, который будет проходить транзитом от людей, пересказана не то чтобы точно по тексту, но, по крайней мере, близко к нему. Все в рамках заявленного жанра («игра по Аристофану»).
Задавать режиссеру детские вопросы на предмет того, насколько актуальна сегодня пьеса, написанная два с половиной тысячелетия назад, мы не стали. Зная его «концепцию» («человеческая природа несовершенна, и, увы, неизменна»). Так что не суть важно, «какое, милые, тысячелетье на дворе».
Пьеса сыграна в «декорациях» античного театра - то есть вообще без декораций и задников.
Если говорить по существу предмета - то спектакль получился очень «фокинским» по настроению и ауре. Мощный выплеск режиссерской энергии захватывает эмоционально, не дает расслабиться все полтора часа действия. Режиссура достаточно жесткая, не дающая актеру «заиграться» - все продумано и просчитано по долям секунд, а площадь сцены, как кажется, разграфлена на доли сантиметров. И актер «приговорен» быть в нужное время в нужном месте, иначе «кина не будет» - сбой потянет за собой карточным домиком все филигранное сооружение. Актерский темперамент пока до режиссерского замысла не всегда дотягивает - впрочем, смотреть и оценивать, как известно, надо не первый-второй по счету спектакль, а, например, десятый. Пока прошли три прогона и три премьеры. Как утверждают очевидцы, наиболее удачным был спектакль первого дня премьеры (как раз на нем присутствовали г-да Швыдкой, Драчевский и Толоконский). Однако узнать «мнение по поводу» у доктора искусствоведения Швыдкова не удалось - рецензий на отдельные спектакли он со времен своего «министерства» не пишет и комментариев не дает.
Спектакль, несомненно, интересный и, несомненно, (как и все работы Фокина), спорный, о нем еще долго будут спорить и у нас, и в столицах (куда Фокин предполагает свозить свое детище). А как маэстро вообще относится к критике? Читает ли ее? Находит ли необходимой для себя? Или он солидарен с Константином Райкиным, который после одного из гастрольных спектаклей в Новосибирске, заявил местной прессе, что столичная критика напоминает ему хирурга, вырезающего лишний орган на бис?
Критики достойны молока за вредность
- Критика нужна и критики не хватает, не той, которая бы хвалила (такой, как раз хватает), а той, которая бы подвергала спектакли более тщательному анализу. Мне кажется, настоящая критика - когда улавливается тенденция, завтрашний день. И не только в сенсации, а даже в неудаче. Таких рецензий мало. Профессия «критика» - трудная, когда это не на уровне расхожей журналистики. Надо отлучиться от всех мотивов, от своих вкусов. Это очень сложно. Я иногда смотрю спектакль, два часа такой скуки, и ты уйти не можешь, не удобно. Тогда я делаю вид, что смотрю, а на самом деле думаю о своем. Но иногда бывает такой плохой спектакль, что даже о своем думать не можешь - ничего, кроме бешенства. Даже с сердцем плохо становится. А представляю, если критик, должен все (!) смотреть. Это с ума можно сойти! И при этом каждый раз входить в зрительный зал с выражением: «Я готов потрястись». Это очень трудно. Поэтому критиков, как и режиссеров, очень мало. Молодые очень торопятся рассказать про себя. Суетливость. Мало культуры по-настоящему значимой.
Спектакль, как полагает Фокин, рассчитан на широкого зрителя. Ставя его для большого зала «Глобуса», он, естественно, просчитал и этот момент. Вообще он не относится к разряду художников, которые любят порассуждать на предмет, что «отсутствие зрителя - не повод не быть художником»:
- Многие мои коллеги-режиссеры говорят, «меня зритель не интересует». Не интересует, тогда не показывай, покажи родственникам жены, зачем ты показываешь всем. В этом есть лицемерие, нечестность. Конечно, зритель интересует, но стараются заранее отодвинуть от себя: «не понравилось - а мне в общем-то это мало интересно, меня это не волнует».
***
Спектакль уже приглашен на гастроли в Грецию. Греческую сторону привлекло прежде всего, как было отмечено, «отсутствие штампа в постановке Аристофана».
«Отсутствие штампа» - вообще отличительная черта Фокинского театра. С тем, что «Фокин - это театр без догм», согласны даже те, кто не согласен с направлением его режиссерских поисков. Он умеет каждую свою новую работу начинать «голым человеком на голой земле»:
- Театр вообще искусство исчезающее, и в этом его сила, - говорит режиссер. - Как рисунки на песке - есть, море накатило, и нет. Многие считают, это плохо - ничего не остается от театра, я считаю - это замечательно, имеешь возможность все время начинать с начала...
