Без права на славу

Люди его профессии редко дают интервью

Полковник запаса Олег Петрович Коляденко, бывший заместитель начальника УФСБ по Новосибирской области. 16 лет проработал во внешней разведке. Свою боевую карьеру он начал в Афганистане. За службу старшим советником в провинции Хост отмечен афганскими наградами. Но больше всего полковник Коляденко гордится «солдатской» медалью «За отвагу». Это награда за операцию по спасению своих раненых сослуживцев. А еще ему дорог ведомственный знак службы, на котором начертано: «Без права на славу. Во славу державы». Наш разговор начался именно с афганского периода. Тем более что для майора госбезопасности Коляденко провинция Хост оказалась самым главным периодом жизни, который потом во многом определил его судьбу. Как старший советник он отвечал в провинции фактически за все. А ведь был еще не так зрел для подобной работы — 30 лет. Ошибки в то время могли дорого обойтись.

— Олег Петрович, наверное, вначале следует спросить, как вы попали в органы безопасности, но все-таки прежде о том, как вы оказались в Афганистане?

— В Афганистан меня направили в 1980 году. Когда там был свергнут режим Хафизуллы Амина, наше правительство приняло решение о формировании института советников. В качестве старшего советника, но при этом самого молодого советника в Афганистане, я и проработал в провинции Хост чуть более двух лет. Попал я туда не случайно. Язык мой — враг мой, в смысле язык фарси, который я изучал, работая и учась в Москве. Фарси очень близок дари, на котором говорят в Афганистане. Они похожи примерно так же, как русский и украинский языки. Поэтому, в основном, я справлялся без переводчика.

— Понятно, что ваша задача сводилась к тому, чтобы не допустить вооруженных столкновений…

— Задач было очень много. Но эта — не допустить конфликтов с контрреволюционным движением — главная. Надо сказать, что, попав туда, мы быстро убедились, что наше правительство поступило мудро, введя войска в Афганистан. Ведь режим Амина был фашистским режимом, там царил настоящий геноцид. Видели бы вы, как встречало цветами и гирляндами наших солдат местное население. Когда советские войска вошли в Афганистан, в целом удалось прекратить резню по всей стране. В самом начале наши солдаты практически не воевали. Были, конечно, мелкие локальные столкновения, но не более того. На мой взгляд, через год-два надо было выводить войска. Создать основные структуры самоуправления, армию, милицию и уйти, оставив, может быть, лишь систему советников. Афганцы сами бы справились с ситуацией. Примерно через год нашего присутствия началось тяжелое сопротивление. Никакой народ не будет терпеть длительного пребывания иностранных войск на своей территории. Да и чего греха таить, мы «своих» афганцев избаловали. Им многое преподносили на блюдечке, и они привыкли. Но мы умудрились держать всю провинцию в руках.

— Каким образом?

— Использовали все доступные мирные методы. Я много ездил по провинции, собирал так называемые джирги — собрания старейшин, руководителей племен и разговаривал с ними по два-три часа. Кстати, им льстило, что русский говорит с ними на их родном языке. Помогало и то, что наша группа советских советников была молодой, мы были полны энтузиазма. Ездил в Кабул, выбивал для «своих» афганцев водяные насосы, продукты и многое другое. Создавал систему милиции и «малиша» — сил местной самообороны. У нас были источники информации в лагерях мятежников. Находили их среди сторонников партии Бхутто, местные ее «Буту» называли, они тоже обладали интересной для нас информацией. Получая сведения о прохождении банд, о местонахождении баз и складов вооружений, мы работали на упреждение.

— Надо полагать, ваша деятельность не осталась незамеченной?

— Провинция Хост всегда была вотчиной губернатора Мирамшаха. Не помню уже его имени. Мирамшах — это центр пакистанской провинции Вазиристан, который находится в 15–17 километрах от Хоста. Для губернатора Мирамшаха, конечно, появление русских было ударом под дых. Поэтому неудивительно, что в первые месяцы нашего пребывания в Хосте на меня было совершено несколько покушений. Для последнего покушения был направлен родственник одного из моих помощников — Булагая. Боевик обратился к нему, а тот, несмотря на родство, которое в Афганистане очень много значит, рассказал обо всем мне. Я поработал с боевиком. В итоге он отдал две противотанковые мины, с помощью которых должен был взорвать мой дом вместе со мной.

— У вас есть боевые награды?

— У меня есть медаль «За отвагу». Мне вручили ее после операции, когда удалось вывести из-под огня своих раненых ребят. Когда я тащил нашего советника на себе, показалось, что полдня полз, хотя расстояние было небольшое. В общем, мы с водителем БТРа вытащили наших и поехали. Наехали на мину, у машины оторвало одно колесо, второе загорелось, меня слегка контузило, но кое-как все же добрались. Все остались живы.

— Вот теперь пора спросить, как вы попали в органы безопасности?

— После окончания машиностроительного факультета НЭТИ я пошел на завод. Тогда мне и предложили работать в КГБ. Закончил Минский институт контрразведки, четыре года работал в Новосибирске. Как одного из лучших оперативных сотрудников, меня направили на учебу в уникальный московский вуз, который теперь называется академией внешней разведки. Потом уже был направлен в дзк — в длительную загранкомандировку в Афганистан.

 — Ваша карьера, насколько я понимаю, складывалась неплохо. Почему же вы вернулись на службу в Новосибирск?

— После Афганистана приехал в Москву, начал работать в Первом главном управлении (ПГУ). Дело в том, что после дзк разведчика «выдерживают» год-полтора на аналитической работе. Я — опер, эта работа оказалась не по мне. Написал рапорт, чтобы меня перевели в Новосибирск. Дело дошло до начальника управления кадров. Он вызвал меня и говорит: «Понимаю, когда люди просятся на юг, когда — на Камчатку, там выслуга год за два. Но не понимаю, почему вы проситесь в Сибирь, где 15 процентов «за дикость« платят». Меня, надо сказать, это задело. Я ответил, что «Москва для москвичей», а «Сибирь для сибиряков». Он все же спрашивает меня: «Объясните, почему просите о переводе?» Тогда я напрямую ему и сказал словами Грибоедова: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». Он ответил: «Грубо, но понятно». И подписал рапорт. Я приехал в Новосибирск. Мне сразу предложили должность заместителя начальника городского отдела КГБ.

— Олег Петрович, я в нашей беседе, конечно же, не могу пройти мимо недавнего шпионского скандала, связанного с британской разведкой и некоторыми российскими неправительственными организациями.

— Испокон веков все разведки мира, работая за рубежом, искали близкие себе по духу организации. Естественно, их используют для получения информации. Конечно, при этом нарушаются этические нормы той или иной страны. На территории СССР иностранные спецслужбы использовали те организации, которые были недовольны властью. В первую очередь, это диссидентствующие круги. После развала СССР на постсоветском пространстве для разведок настал рай, какого не было за все 70 лет. Тем более что в России появилось великое множество общественных организаций. Но если присмотреться, откуда идет их финансирование, то все становится понятно. Я считаю, что в отдельных из них работают нечестные люди, для которых финансирование из-за рубежа — единственный источник существования. Но в итоге эти люди работают против своего государства, против своего народа.

Вот передо мной лежат бумаги по поводу некоего американского агентства. Оно было создано еще Кеннеди, а руководит им, хотя это неправительственная организация, госсекретарь США. Цель агентства — поддержка международных интересов США, повышение качества уровня жизни населения развивающихся стран, оно якобы способствует развитию демократии и свободного рынка в других странах. В Новосибирске есть его филиал. Когда начинаем разбираться, кто же руководит филиалом здесь, оказывается, те люди, которые в свое время пограбили фонд Сороса. Это один из примеров. Конечно, неправительственные организации должны существовать — это контроль совести, но надо подходить к этому аккуратно. Надо выяснять: кто создавал организацию и зачем, кто ее финансирует? Нашим спецслужбам необходимо внимательно изучать всю систему общественных организаций, а кроме того, нужен контроль за их финансированием. Просто так ни один капиталист давать деньги на развитие в другой стране не будет. Никому это не надо. Это игра в демократию. В таких случаях всегда преследуются определенные интересы, и, как правило, это интересы спецслужб. В бескорыстную доброту зарубежных организаций, которые поддерживают наши неправительственные организации, верить нельзя. Теперь о британской разведке СИС. СИС — это самая изощренная и самая старая разведка в мире, которая работала по всему земному шару. У них очень большой опыт, и они научились работать. Ребята из СИС не могли не использовать возможностей наших общественных организаций.

— Так все же, на ваш взгляд, независимые общественные организации нужны нашей стране?

— Конечно, нужны, но только добропорядочные структуры, а не те, что выполняют заказы иностранных спецслужб. Ведь действительно есть общественные организации, которые приносят реальную пользу, но теневая деятельность отдельных из них губит все благие начинания.

— Вы говорили о том, что разведчик вынужден нарушать общепринятые нормы в чужой стране. А этика во «взаимоотношениях» разведок существует?

— Только в случаях, когда разведчика раскрывают. Тогда изыскивается возможность обмена. Больше никаких «джентльменских соглашений» не существует.

— То есть вы хотите сказать, что договориться на уровне спецслужб о том, чтобы не вовлекать общественные организации в разведдеятельность, нельзя?

— Конечно. Есть, правда, этические нюансы, на нарушение которых не пойдет ни одна разведка мира. Например, обнародование информации, которая касается выдающихся, известных всему миру людей. Вообще, надо сказать, что в органы безопасности все-таки набирали порядочных людей. Из этого качества складывались традиции нашей службы. Причем чекисты в любых ситуациях оставались человечными людьми. Вы знаете, что наш сотрудник Владимир Ильич Попов предотвратил авиакатастрофу, кажется, это было в 1988 году?

— ?…

 — Газеты об этом писали. Но никто не знал, кто помог избежать трагедии. Попов возвращался из командировки. Летел рейсом Москва — Новосибирск. Вдруг недалеко от Челябинска из туалета в носовой части лайнера вышел молодой человек и бросил бутылку с зажигательной смесью в салон, потом вторую. Начался пожар, паника. Владимир Ильич быстро сориентировался в ситуации, погасил и панику, и террориста скрутил. Когда приземлились в Свердловске, Попов сумел «не засветиться» перед местными спецслужбами. Считалось, что это какой-то афганец помог. После того, как он доложил мне о происшествии, я написал представление на награждение. Его наградили российским орденом «За личное мужество» за номером «один». Орден тогда только учредили. Правда, награждали не в Москве, чтобы не светить лишний раз контрразведчика, а здесь, в Новосибирске, в приватной обстановке. Награду вручал представитель президента России в Новосибирской области Анатолий Манохин.

— Замечательная история. Но как же быть с ситуациями, когда разведка готовила акции по ликвидации врагов Страны Советов? Убийство того же Троцкого…

— Не будем путать нынешнее качество разведки и ее состояние до Великой Отечественной войны. До войны в СССР были внутренние враги государства. Тогда на этику никто не обращал внимания. Этическую систему в советской разведке начал выстраивать Юрий Владимирович Андропов. Ему в этом смысле очень многое удалось.