«Хулиганья рожа»

С середины 20-х годов прошлого столетия не только всю Сибирь, но и всю Россию захлестнула волна уличных беспорядков

Чаще всего, как известно, хулиганские действия совершаются на почве пьянства. Поэтому неудивительно, что в середине 20-х годов прошлого века Сибирь наряду с волной пьянства захлестнула и волна хулиганства, особенно в сельской местности. Некоторые не видели в этом ничего плохого — обычное бытовое явление: раньше в деревнях пили и хулиганили, хулиганят и теперь. Другие, наоборот, видя, что хулиганство приобретает громадные размеры, возводили его в разряд «социальной опасности, грозящей подрывом авторитета низовых советских аппаратов и судебно-карательных органов».

«Нож в бок — простая шутка»

Хулиганство было всех мастей: от безобидного битья стекол до нанесения гражданам тяжких увечий. Часто избивали милиционеров, членов сельских Советов. Бывали случаи, когда хулиганы создавали какие-то свои объединения, типа банд: «железные отряды смерти», «отряды мстителей», «общество содействия хулиганству». Летом волна безобразных выходок в деревне спадала — молодые люди были заняты на сенокосе, уборке урожая, не до баловства. Однако после окончания полевых работ всё начиналось сначала.

Пресса то и дело печатала сообщения о творимых безобразиях из разных уголков Сибири. В одной из газет уголовная хроника размещалась под рубрикой «Хулиганья рожа». Из Ленинска-Омского писали, что «вечером нельзя пройти по улице, чтобы не получить камень в голову. В этом участвует не только молодёжь, но и пожилые, женщины, девицы. Бить стёкла в домах, разбивать рамы, воткнуть в бок нож — простая шутка».

А в городском саду девушкам плевали в лицо, стегали прутьями по обнажённым рукам. Юноши усаживались друг другу на плечи и с гиканьем носились по саду, пугая прохожих.

Из Новосибирска сообщали, что какой-то пьяный пробил бутылкой голову проходившему мимо гражданину. Спросили: «За что?» Тот ответил: «Не знаю. Так, захотелось «поднять шухер». Однажды около 12 часов ночи извозчик вёз по городу пассажира. Откуда ни возьмись выскочил мужчина, закричал: «Стой!» и схватил лошадь под уздцы. Затем вцепился в пролётку и попытался выбросить пассажира. Подоспевший милиционер не смог утихомирить хулигана. Только с помощью шестерых человек с ним удалось справиться.

Или такая заметка: «В Москве и Ленинграде хулиганы за последнее время «специализируются на памятниках. У нас в Новосибирске памятник только один, зато хулиганов много. И они от своих московских коллег решили не отставать. Больше всего испытывается крепость цемента — вокруг памятника валяются увесистые куски, отбитые с краёв цоколя, расселина в искусственной скале используется для гимнастических упражнений. Трещина также осыпается».

Были случаи, когда хулиганили всей семьей. Сильно отличалась в Новосибирске семья Сюзимовичей — отец, мать и дочь. И днём, и ночью они преследовали некую гражданку Касьянову. Неизвестно только, чем уж она им так «насолила». В ночь на 22 сентября они опрокинули в её дворе тесовую уборную. В этот же день бросили её трёхлетнего ребёнка в речку. А вечером вся семья ворвалась к ней в квартиру и устроила скандал.

Согласно статистике, только за I квартал 1926 года в Новосибирске задержали 162 хулигана и 265 по округу. За 9 месяцев 1926 года в Сибири было совершено 46 тыс. преступлений. Из них 25 тыс. — хулиганство.

«Уроды в комсомоле»

Пьянствовали и хулиганили не только беспартийная молодёжь, но и комсомольцы. В Новониколаевский окружком комсомола постоянно приходили «товарищеские письма» с жалобами на членов РКСМ. Имелось много фактов, когда вся комсомольская ячейка поголовно «гуляла». Естественно, за пьянством следовало хулиганство. «…В ячейке усиленно пьянствуют 12 человек и не пользуются авторитетом среди крестьян. В конце декабря вся ячейка участвовала на помочи, напившись, пьяными гонялись с вилами за беспартийной молодёжью». Или такое письмо: «Говорят — пьяницам нет места в комсомоле, а вот у нас секретарю есть место. Напьётся да с берданкой по улице ездит, а для чего, и сейчас мы не знаем». Не случайно комсомольцы говорили: «Пусть нам дадут такие жёлтые билеты, как у партийцев, и револьверы, то мы будем состоять в комсомоле, а если не дадут, то разойдёмся».

Очень часто пьяные комсомольцы ходили по улицам и били стёкла. Или что под руку попадётся — посуду, иконы, сырые яйца о голову попа.

Власти пьянству и хулиганству объявили войну. Бухарин говорил: «…пьянство, хулиганство должно, наконец, стать объектом решительной борьбы со стороны организованных частей пролетарского юношества». Рыков считал, что «подрастающее поколение должно быть трезвым».

В жалобах на комсомольцев часто фигурировали «факты болезненных явлений». Среди них большее место занимала половая распущенность. В Каргатском районе комсомольцы устраивали «очередя», в Новосибирске изнасиловали старуху, в Троицком районе комсомолец женился на вдовушке и «подвергал женщину пыткам, какие только могли прийти ему в голову. В Зачулымском районе парень поспорил, что осрамит девушку при всём честном народе: «Начал приставать к ней с предложением пойти «во тёмный лес». Ребята хохотали…

Ужас, царящий над городом

Вернее, над частью Новосибирска — районом кирпичного завода. Целый год хулиганы терроризировали рабочих завода, и никто на это не обращал внимания, пока в дело не вплелась политика. Началось всё с того, что зимой в заводской посёлок стали захаживать какие-то парни. Говорили, что это преступники — убийцы и воры, отбывшие срок в тюрьме. Как-то у заводского сторожа похитили сапоги. Однако он нашёл вора среди подозрительной компании и подал на него в суд. Тому дали три месяца тюрьмы. Его товарищи поклялись отомстить за него. Вскоре сторожа нашли мёртвым в лесу, изрезанного финками.

Через некоторое время район кирпичного завода оказался на военном положении. С наступлением темноты жители боялись на улицу и носа высунуть. Около завода было много ям, в которых прятались хулиганы, ожидая свои жертвы. Они внезапно нападали на случайных прохожих, били их палками, камнями, а то и угрожали ножом. Шёл однажды организатор клубного музыкального кружка мимо рощи. Вдруг из засады выскочили молодцы и под угрозой «истребить» заставили играть до изнеможения.

Вот что рассказывали горожане:

— Район наш ужасный. Чуть стемнеет — выстрелы, «караул», матерщина. Время близится к вечеру, и на улице не встретишь ни живой души. Все боятся дверь открыть, не только по улице пройти. Так и знаешь, что за углом рассыпной цепочкой тебя караулят хулиганы.

— Хулиганы нас отпугивают. Мы не можем ходить ни на политчитки, ни на собрания, так как волей-неволей приходится ночевать в конторе клуба. Начались набеги и на клуб. Придут и разгонят спектакль: и артистов поколотят, и зрителей из клуба вытолкают. Плюют на спины публики, свистят, кричат, мяукают, подкалывают присутствующих шилом или ножом, на упрёки и замечания отвечают руганью и кулаками.

Однажды налётчиков выгнали, отняв у них кинжалы и финки. Те пообещали отомстить. Через два дня заведующего клубом пырнули ножом, но тот успел отклониться, нож отодрал только карман. Вскоре на дороге к клубу нашли записку: «Громову, Богданову, Чупину, Кухтину осталось жизни до воскресенья 12 сентября». В субботу вечером состоялся спектакль. Жутко было в зрительном зале. Все ждали расправы. Пьяный отец Чупина умолял сына не играть на сцене. Тот не соглашался: «Погибну, а не струшу». Однако в клуб внезапно нагрянула милиция, и побоище пришлось отложить.

На вопрос корреспондента — «Зачем вы устраиваете такие безобразия?» — один из хулиганов ответил, что комсомольцы сами виноваты, в клуб их не пускают, сами лезут в драку. «Я бы разве кого тронул, меня не трогай», и тут же спросил:

— А ты не знаешь, где электрические фонари продаются?

— Зачем?

— Для ночной работы. Ночью их, сволочей, будем ловить. Мимо нас теперь шиш пройдешь. Изрежем.

Разгон демонстрации — начало борьбы с беспределом

Так бы и продолжался этот ужас неизвестно сколько времени, если бы не демонстрация.

Осенью 1926 года в Новосибирске праздновали Международный юношеский день. Молодёжь кирпичного завода решила принять участие в факельном шествии. Но тут подоспели хулиганы, и началась драка. Видевший всё это милиционер махнул рукой и удалился. Другой милиционер арестовал только одного участника драки. Но и его вскоре отпустили. Сами хулиганы уверяли, «что комсомольцев и не думали бить — они первые на нас полезли. Выпили мы три бутылки очищенной, потом полторы дюжины пива и пошли к своему знакомому. Про комсомольцев и мысли не было…» Кто-то слышал, как хулиганы кричали: «Бей сарайских комсомольцев!»

Вот тут-то власти решили, что это уже политическое преступление против молодёжи, которой не дали свободно отпраздновать день международной солидарности. «Разгон демонстрации — это козырь для белогвардейщины. Подсудимые поступили так, как некогда поступали шайки чёрной сотни, как фашисты», — выступал позже на суде общественный обвинитель.

Судебное заседание состоялось в Доме Ленина. Вход был свободный для всех желающих. На скамье подсудимых 11 человек, многим из них по 16–17 лет. Среди хулиганов и милиционер, не пожелавший усмирить драку.

«Систематические организации засад, побоищ, поножовщины, пьянки и матерщины в клубе нельзя оставить безнаказанными. Террор рабочего населения и разгон демонстрации — это не обычное хулиганство, — говорилось на суде. — Это организованная борьба».

Подсудимые отделались разными сроками наказания — от года до шести лет.

После этого судебного заседания в прессе появились статьи представителей судебных органов. Заместитель краевого прокурора Сибири пытался разобраться в случившемся. Во-первых, он обвинил в слабости работы саму ячейку ВЛКСМ, не сумевшую заставить хулиганов считаться с собой. Во-вторых, «равнодушное, а иногда поощрительное отношение со стороны населения». И, в-третьих, «преступное бездействие со стороны органов милиции».

Вопрос о борьбе с хулиганством рассматривался и на самом высоком уровне — в Москве — на совещании при НКВД начальников административных отделов крупных городов. Его участники предлагали: оскорбление милиционера должно караться как оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей; милиционер должен носить с собой холодное оружие в наиболее опасных по хулиганству местах; поднять вопрос о лучшей оплате милиционеров.

Что касается опасных хулиганов, то их хотели высылать «в отдалённые местности СССР». А в клубах, театрах запретить продажу спиртных напитков.

На голове — «капитанка», за голенищем — нож

Распространённые коллективные безобразия наблюдались и в начале 30-х годов. Старейший житель Новосибирска Михаил Сергеевич Старцев, рассказывая о строительстве соцгорода при авиационном заводе, вспоминал и о коллективном хулиганстве тех лет: «Причастны к этому были молодые, здоровые парни, их называли «бакланы», они определенно выглядели и своеобразно одевались: на ногах начищенные хромовые сапоги, собранные гармошкой, штаны, заправленные в них, с напуском, кепка «капитанка» набок, белая или цветная рубашка, поясок с кисточкой и пиджак.

Они были, как правило, вооружены: за голенищем нож. Вечером и по ночам ходили с железной тростью, с цепями, с гирьками на крепком шнуре. Вражда была коллективная, улица на улицу и более крупные драки: те, которые жили в городе до линии, считались «городскими», а те, кто за железной дорогой, у улицы Свободы, звались «залинскими».

Схватки между этими партиями хулиганов, особенно вечером и в ночное время, были дикими, жестокими, со смертельным исходом или тяжкими увечьями.

Принцип начала драк был прост: если «городские» попадались за линией и их узнавали, «залинские бакланы» начинали драки, и наоборот. Жертв было много, ясного смысла вражды не было, да об этом и не толковали, а просто пускали в ход арсенал имевшегося у парней оружия, и все. Так что борьба была ещё вся впереди…