Окончание. Начало
Семейный роман
Странное дело, но молчаливость старухи устраивала еще и оттого, что она успокаивала Владьку. Старуха никогда с ним не обедала вместе, он никогда ее ни о чем не расспрашивал. Ни приязни, ни неприязни между ними не
Слушатели курсов Новосибирского института усовершенствования учителей, 1954 г.возникало. Он приходил после библиотеки или очередного музея, а Владька за тот год посетил их едва ли не все в Москве, здоровался, получая в ответ кивок, мыл руки, садился к столу, все прибирал и валился на диванчик, включая лампу. Так было и в тот вечер. Он уже засыпал, когда услышал:
— Меня зовут Агриппина Кондратьевна.
— А меня Владлен, — представился из своего угла Владька.
— Давай поднимайся, — донеслось до него, — будем вечерять вместе. Я тебя вареньицем побалую,
Удивленный Владька соскочил с дивана и только сейчас заметил, что старуха не в черном, как он привык, платье, а в цветистом сарафане, волосы хорошо прибраны и на ногах у нее не валенки, а туфли с тесемочками поверх ступни.
«С чевой-то
— Ты, похоже, не пьешь? — спросила старуха.
— Нет, — сразу же подтвердил Владька.
— Ничего, — уверенно произнесла она. — Сегодня выпьешь — не сопьешься. Да и комсомольцы твои теперя, после войны, не брезгают. Будут пить за Победу, пока с копыт не слетят…
— А что за день сегодня? — спросил Владька неуверенно.
— Какая тебе разница, — пробурчала старуха. — Ты ж неверующий… Просто поддержи компанию. А то ты молчишь, я молчу… Незатейливо живем. Могу тебе сказать, что раньше здесь говор не умолкал. Семь человек жило. Спали вповалку почти что. Теперь же никого: одного в кулаки зачислили, другой на работу опоздал — посадили, двоих война прибила. Вот так и раздробились по жизни и смерти… На твоем диванчике последний мой брат спал — его туберкулез сгноил. Сегодня как раз пять лет, как Господь к себе его прибрал. Давай помянем. Его Петром звали.
Старуха разлила наливку по рюмкам. Они выпили. Наливка была густая, сладкая и приятная. Старуха подперла голову, тихонько и протяжно запела:
— Ах, война, война, война…
От тебя устала.
Если б не было вина,
То совсем пропала.
У меня на сердце бронь,
Его стук не слышат.
А когда-то
Да весь… вышел.
Последние слова старуха не пропела, а прошептала, заплясал огонек от горящей свечи,
— Распутывайся и садись с нами, чайку попьем, — пригласила, как приказала, старуха и пояснила для Владьки: — Племянница моя. Вот умру — дом ей останется. Она ждет — не дождется…
— Да ты что, тетя? — запротестовала весело племянница, поглядывая на икону и крестясь. — Так грех даже говорить.
Племянница взяла стул, придвинула его поближе к Владьке и сказала озорно:
— Приятно посидеть с молодым человеком. Да хорошенький какой… Есть с кем согреться с морозу.
Владька сразу побагровел от смущения. И совсем заполыхал, когда горячая нога племянницы притиснулась к его ноге. Он немного отодвинулся, но молодуха подошла к шкафу за рюмкой для себя, налила наливки и снова поставила свой стул вплотную к Владьке.
— Ты чего к нему жмешься? — не церемонясь, спросила старуха. — Не охомутала еще, а уже жмешься…
Молодуха расхохоталась.
— А чтоб не убег, — едва сдерживая смех, сказала племянница…
— Куда ему бежать, — вздохнула старуха, — он безкрышный, бесприютный. Сирота, небось.
— Я не сирота, — возразил Владька. Хмель уже ударил ему в голову с непривычки. Да и сопротивление из него выпирало, едва он улавливал хоть тень унижения или пренебрежения.
— У меня есть мама и братья, — пояснил он.
— Где ж твоя мама? — спросила сочувственно молодуха.
— Она живет в Сибири. Скоро приедет.
— В Сибири не живут, — вздохнула молодуха, и снова перекрестилась. — В Сибири сидят. Так что она, твоя мама, не приедет, а выйдет. Не так, что ли?!
Владька резко встал, поблагодарил старуху и пошел к диванчику, в свой угол. Он еще долго слышал звяканье ложечек, перешептывание двух женщин, их тихий смех. Ему было душно. Он накинул на плечи свое пальтецо, схватил шапку и вышел во двор. Пахло уже весной. Снег оседал и не скрипел под ногами, как в зимние дни. Звезды, словно помолодевшие, сверкали
— Вот если она сейчас выйдет, — говорил он лихо самому себе, — то я не буду от нее отодвигаться, я ее поцелую, сразу, пусть она потом говорит, что хочет, пусть даже заедет по физиономии. Пусть!
Но молодуха не выходила.
«Уже поздно, — подумалось ему. — Что же она не уходит? Может, ночевать останется. Тогда, где она будет спать? Ей место только на диванчике. Значит, мне надо уходить… опять на вокзал тащиться. Как неохота!»
Владька постоял на дворе еще полчаса, потом застегнул пальто и вышел на плохо освещенную Малотульскую улицу. Похолодало. До остановки идти было далековато. Но ему ничего другого, как он посчитал, не оставалось. Он пошел, и вскоре дом, где он приютился, скрылся в ночной темноте. Ночевал он в ту ночь на самом нелюбимом вокзале — Ярославском.
Мы закончили публикацию первых глав романа Ролена Нотмана «Полукровки». Полностью роман будет опубликован в книге, которая выйдет в свет в ближайшее время
