От палеолита до XX века: что общего?

На прошедшем недавно в нашем городе традиционном молодежном форуме «Форос — Сибирь» одними из самых интересных выступлений были доклады историка Андрея Фурсова. Директор Центра русских исследований Московского гуманитарного университета, зав. кафедрой общественных наук Высшей школы телевидения МГУ предложил очень необычную трактовку нашей истории…

— Мы много сегодня говорим о кризисе, очень часто сравниваем его с кризисом 1929–1933 годов. Но я думаю, что тот кризис, в который мы вползаем, — значительно серьезнее.

Три кризиса

Давайте взглянем на те кризисы, которые существовали в истории человечества. На наиболее важные и связанные, прежде всего, со сломом старых систем и возникновением новых. Первый кризис — так называемый кризис «длинного шестнадцатого века» — 1453–1648 гг. То есть от падения Константинополя до Вестфальского мира. Результатом этого кризиса стало возникновение капитализма. Надо сказать, что генезис капитализма до сих пор остается проблемой непроясненной. За последние 30–40 лет на Западе очень хорошо поработали над этим, и в упрощенном виде тема выглядит так: в четырнадцатом веке в Европу пришла «черная смерть», которая выкосила 20 млн из 60, то есть треть населения. Было три крупнейших антифеодальных восстания. Для сохранения привилегий сеньоры были вынуждены превратиться в постфеодалов — буржуазию. Им очень помогло открытие Америки. В Европу потянулось золото и серебро. Оно сразу же было вложено в военную сферу, произошла военная революция шестнадцатого века. И движение низов было задавлено.

Что имеем в сухом остатке? К 1648 году у власти в Европе на всех уровнях осталось 90 процентов тех семей, которые правили Европой в 1453 году. То есть капитализм стал побочным результатом борьбы сеньоров за свои привилегии.

Пример другого кризиса — поздняя античность. Был Рим, и вокруг его границ на 200 километров вглубь — полуварварские королевства. Там произошли две важные вещи: была воспринята римская система земледелия, в результате чего произошел демографический взрыв, плюс эти племена специализировались на торговле римскими товарами с теми, кто живет от Рима еще дальше. И когда Рим начал слабеть, они просто захватили его и вырезали верхушку. То есть преемственности верхушки позднеантичной и феодальной нет.

И был еще один кризис, но связан он был уже не с проблемой верхушки, а с тем, что Станислав Лем назвал «игрой общества и природы». Это был кризис верхнего палеолита. Самый страшный кризис в истории человечества. Он продолжался 15000 лет, и в результате вымерло 80 процентов населения планеты. Выходом из кризиса стала неолитическая революция — возникновение земледелия и того, что мы называем цивилизацией…

А если сравнить?..

Сквозь призму этих трех кризисов мы можем посмотреть на то, что происходит в сегодняшнем мире. Что происходило на Западе в последние 25 лет? Нация-государство приходит в упадок, и об этом не пишет только ленивый. В значительной степени происходит деполитизация общества — политика постепенно превращается в комбинацию шоу-бизнеса и административной системы. Следующая вещь — скукоживание гражданского общества и упадок рационального знания. Он происходит в трех формах: кризис светских, прогрессистских идеологий (марксизм и либерализм), кризис современной науки об обществе и кризис современного образования.

Двадцатый век был веком стирания целых социальных групп: исчезают крестьянство, рабочий класс… Затем приходит пора среднего слоя. Сначала в 80-е годы структурные реформы МВФ стерли средний класс Латинской Америки, а потом пришел черед Восточной Европы. Меня поразили цифры из доклада ЮНЕСКО 2003 года: в 1989 году в Восточной Европе (включая европейскую часть СССР) за чертой бедности жили 14 млн человек. А семь лет спустя — уже 168 млн! Это абсолютно невиданный в истории погром среднего класса.

С учётом глобализации

Какие еще кризисные черты мы можем увидеть? Все системные кризисы сопровождались тем, что верхи обретали социальное пространство на уровне выше, чем низы. В конце XV — начале XVI века возникло явление, которое мы сегодня называем мир-системой. Верхушка стала апеллировать именно в таком составе. В кризисе конца XIX — начала XX века возникла мировая система в строгом смысле этого слова. Западная мир-система превратилась в мировую, которая уничтожала все другие мир-системы. В конце XX века возникает глобальная система, когда хозяева мира уходят еще на уровень выше. То есть кризис — это попытка решить свои проблемы, уйдя на другой уровень.

Кстати, сам термин «глобализация» появился в 1983 году. Человек, придумавший его, через несколько лет сказал, что он неправильный и его нужно отменить, но было уже поздно… Глобализация сама по себе, безусловно, стала орудием сильных против слабых. Капитализм — это не абстрактное торжество капитала, как это представлялось вульгарным марксистам. Капитализм — это сложная система, которая ограничивает капитал в его долгосрочных интересах. Потому что капитал, предоставленный сам себе, сожрет себя и окружающий мир очень быстро…

Какие же институты ограждают капитал в его собственных интересах? Это национальное государство, рациональное знание, гражданское общество и политика. Именно эти структуры начали разрушаться в середине 70-х годов. А глобализация еще и создала объективные условия для их подрыва.

Капитализму обязательно нужна некапиталистическая зона. Капитализм, вообще говоря, самая загадочная система. Именно в капиталистическую эпоху возникает системный антикапитализм: ведь одна шестая часть планеты была под знаменем капитализма со знаком минус! То есть капитализму нужна некапиталистическая зона, с которой он борется и которую он старается преодолеть. Это придает ему совершенно фантастическую динамику. И вот глобализация позволила капитализму устранить то, что ему мешает! Она превратила капитал в электронный сигнал… Теперь весь мир — капиталистический, но уже нет некапиталистических зон. Капитализм глобален — он везде! И вот задача: а как же сейчас быть? Куда выносить кризисы? Ответ простой: от экстенсивного развития надо переходить к интенсивному. Но вся проблема в том, что вот уже 300 лет капитализм существует и развивается как экстенсивная система!

Парадоксы капитализма

Капитал существовал до капитализма и будет существовать после него. Сейчас возникла парадоксальная ситуация: капитал борется за демонтаж капитализма как системы. То, что верхушка сохранила свои привилегии, — это полная аналогия с кризисом длинного XVI века с одной серьезной разницей: капитализм создал огромную периферию, которая давит на него. Есть такой показатель — соотношение мужчин от 41 до 44 лет и мальчиков от одного до четырех лет. В нормальном обществе на 100 мужиков приходится не менее 80 мальчиков. Наиболее благоприятной в этом смысле страной является Германия, где соотношение 100 на 50. А вот в секторе Газа соотношение 462 на 100, в Афганистане — 402 на 100, в Сомали — 362 на 100… То есть периферия давит! При этом она социально дезорганизована. Исследователи полагают, что в 2000 году из шести миллиардов населения планеты один миллиард приходился на так называемых трущобных людей. А в 2030 году их будет уже два миллиарда из восьми… Трущобы просто экологически не выдержат такой массы, и она рванет сначала в наиболее благоприятные страны Юга, а потом и на Север. Ясно, что какая-то их часть уничтожит друг друга, но все равно волна докатится до сытых пожилых европейцев. По прогнозам западных демографов, в 2025 году население крупнейших городов Севера на 25–30 процентов будет состоять из выходцев из Южной Америки, Африки и арабского мира.

Вместе с тем кризис капитализма воспроизводит еще целый ряд черт кризиса верхнего палеолита. Поскольку капитализм — система глобальная, он нарушил соотношение между природой и человеком. И мы получаем некую версию верхнепалеолитического кризиса. Мы вползаем в этот кризис…

И вот еще о чем нужно сказать. Во-первых, мы наблюдаем кризис «библейского проекта». В течение 2000 лет он позволял верхам контролировать низы сначала в зоне Средиземноморья, а потом на мировом уровне. Во-вторых, ощутим кризис западной цивилизации и христианства. Само демографическое и социально-культурное изменение Европы ведет к наполнению её совершенно другим социально-культурным субстратом. Уже пишут о мечети Парижской Богоматери… Я не думаю, что до такого дойдет, но развитие идет в этом направлении. Наконец, третье — это очень неполиткорректная вещь, — но мы видим кризис белой расы как системы, распространившейся по всему миру.

Что делать?

Что же нужно сделать, чтобы выйти из кризиса? Рецепт, в общем-то, нехитрый — воля и разум. Воля — это умение сопротивляться и защищать, даже умирать, если нужно, за свои ценности. Разум — это знание. Но то знание, которым мы сейчас пользуемся, просто ни к черту не годится. Дисциплинарная сетка, которую мы унаследовали от XIX века, абсолютно устарела.

Мы изучаем реальность, которая уходит в прошлое. И одна из главных наших задач сегодня — создание нового знания о мире. Ведь знание — это оружие в борьбе. И на его основе нужно создать новое образование. Как раз кризисное время — это самый удобный момент для понимания того, как функционировала прежняя система и как будет функционировать будущая.