Два имени — Ведищева и Ободзинский — как будто из ниоткуда легли на глянец современной рекламы. Как будто не было тридцати лет... Снова рядом — блистательная, звонкоголосая Аида Ведищева и лиричный, обаятельный Валерий Ободзинский. Но на нынешних афишах рядом с легендарной фамилией Ободзинсий стоит новое имя — Александр...
— Александр, громкая фамилия — ваш сценический псевдоним?
— И в моём паспорте, и в свидетельстве о рождении записано — Александр Ободзинский. Дедушка по линии отца — военврач Михаил Иванович — был братом Валерия Ободзинского. В 1936 году деда арестовали и сослали в Красноярский край, а в 37-м расстреляли. Моему отцу тогда было шесть лет. Бабушка вышла повторно замуж. Чтобы избавиться от клейма «врага народа», взяла фамилию второго мужа. Повзрослев, отец восстановил справедливость и вернул себе фамилию Ободзинский. Когда мне было три года, родители разошлись, и какое-то время я носил фамилию мамы, а потом взял отцовскую.
— Правда ли, что когда вы стали петь песни Валерия Ободзинского, нашлись люди, которые вас обвинили в спекуляции фамилией...
— До сих пор обвиняют. У нас похожие тембры голоса. Многие говорят, это хорошо, но все-таки — ремейк. Я понимаю. Единственное, что могу сказать, я пою «вживую», и в этом уж точно нет никакой спекуляции. И потом, для того, чтобы петь на эстраде, да еще с репертуаром настоящей, пусть ушедшей звезды, я учился восемь лет в музыкальной школе, четыре года в музыкальном училище и пять лет в консерватории.
Фамилия Ободзинский у некоторых и ныне здравствующих и имеющих влияние в шоу-бизнесе людей до сих пор вызывает раздражение, лютую ненависть и изжогу. Ведь Валерий тонкой лирикой, репертуаром, лишенным каких бы то ни было идеологических и пропагандистских пружин, на эстраде в то время затмевал всех тех, кто сейчас считается признанными мэтрами ретрошлягеров. Он в те годы стремительно ворвался на эстрадный олимп, обойдя таких корифеев, как Иосиф Кобзон, Эмиль Горовец, Эдуард Хиль...
Он никогда не исполнял песен о партии, основной темой его была любовная лирика. Первый концерт Валерия Ободзинского состоялся в Норильске. Именно там его услышал знаменитый Лундстрем и пригласил к себе в оркестр. И это несмотря на то, что Ободзинский не имел музыкального образования. Он никогда не учился музыке и не знал нот, не мог прочитать нотный клавир, но обладал абсолютным музыкальным слухом и всегда слышал малейшую фальшь. О себе он говорил, что сделал себя сам.
Валерий не был похож на певцов своего времени. Власти не одобряли его манеру, выбор репертуара. Говорили, что поёт не по-советски. Считали его слащавым, несерьёзным певцом, поэтому не допускали на телевидение. Но народная любовь свидетельствовала об обратном. Каждый концерт — аншлаг. И Ободзинский работал на износ, был очень жёстким в работе, требовательным к себе и другим. Он давал по шесть-семь концертов в день, часто на разных площадках.
— А правда ли, что, прежде чем поступить в Новосибирскую консерваторию им. Глинки, вы три года учились в нашем военно-политическом училище?
— Что касается профессии военного, это не было случайным в моей жизни. Мои родители рано разошлись, мне было три года, мама снова вышла замуж. Отчим — фронтовик, разведчик. Конечно, он оказал большое влияние на меня.
Кроме этого, два моих дядьки по материнской линии служили в одном пограничном отряде. И когда пришло время призыва в армию, я и не думал отлынивать, а, чтобы поддержать семейную традицию, хотел отслужить срочную службу там же.
Но с соблюдением семейной традиции вышел казус. Я попросту проспал, вернувшись под утро с последнего свидания на гражданке, и команда с красноярского призывного пункта на берега Амура отправилась без меня. А я попал в роту комендатуры в Пашино Новосибирской области. Благодаря тому, что я к тому времени окончил Абаканское музыкальное училище по классу баяна, играл на трубе и занимался вокалом, меня перевели в музыкальный взвод части 34024, так называемый показательный автобат в Мочище.
И тут произошел новый виток биографии. В нашей части проходили стажировку курсанты выпускного курса Новосибирского военного политического училища. Профессия офицера по тем временам была одной из престижных, к тому же родители моей любимой девушки соглашались выдать дочь только за военного. И я принял решение — стану офицером.
— И как же вы вместо военного полигона оказались на сцене Мариинского театра?
— А просто музыка меня не отпускала, даже в НВВПОУ. Наша четвертая, «спортивная», рота вскоре на всех конкурсах художественной самодеятельности стала затмевать вторую, «художественную». Все увольнительные я проводил в театре музкомедии, Оперном театре. Весь репертуар знал наизусть. И вот когда я уже оканчивал третий курс, в партере Оперного театра рядом со мной оказался один из ведущих оперных баритонов Дмитриенко. Он внимательно смотрел, как я слушаю солистов. В антракте разговорились о музыке, о жизни, о моих будущих лейтенантских звездочках. Я сказал, что знаю многие оперные партии наизусть... После спектакля, продолжая беседовать, мы вошли в один из репетиционных залов театра, и там состоялось моё первое прослушивание. Результатом этой встречи стали такие значимые для меня события, как уход из училища и поступление в Новосибирскую консерваторию по классу вокала.
— И какими же дорогами в дальнейшем повела вас судьба?
— Не все они были гладкими. Учёба моя в Новосибирской государственной консерватории им. Глинки пришлась на трудные времена начала 90-х. Учиться академическому пению мне было нетрудно, сложнее было попросту выживать. Но все трудности можно преодолеть. Считаю, что как исполнитель я полностью состоялся. Я в течение четырех лет был солистом дважды краснознаменного ансамбля песни и пляски СибВО, работал в Санкт-Петербургском музыкальном театре, Мариинском театре оперы и балета. Мне удавалось также собирать полные залы эмигрантов из России на камерных концертах в Испании, Португалии, Франции, Испании. Но до сих пор чувствую, что далеко не полностью реализовался. Я люблю свою профессию, но хочу найти свою, только свою песню.
— Читала, что вам было видение, когда лежали в больнице в тяжёлом состоянии: явился Валерий Ободзинский и просил продолжать петь его песни. Это красивая легенда? Ведь в шоу-бизнесе их часто придумывают для раскрутки.
— Это не легенда. Так случилось, что ровно через полгода после смерти Валерия я попал в серьёзную аварию... До сих пор не могу понять, что это было — сон или видение? Но он предстал передо мной молодым. Тёмная комната, Валера сидит за столом, курит и спрашивает: «Саш, почему не поёшь мои песни? Ведь я ушел, а они должны жить». Когда пришёл в себя, быстро стал поправляться и уже ни о чём другом не мог думать.
— Помните первую встречу с Валерием Ободзинским?
— В 16 лет он приехал в Томск, где мы жили. Его взяли в областную филармонию контрабасистом, это первая запись в его трудовой книжке. Но тогдашнего я помню его слабо, был маленький.
А потом была встреча, когда я уже служил в Новосибирске. Я ушел в самоволку к своей первой любви. Меня задержал патруль, и я оказался на гарнизонной гауптвахте сроком на неделю. И вдруг через двое суток явился сам командир роты и приказал мне срочно надеть парадную форму и выдал увольнительную на два дня. Ничего не понимая, выхожу за КПП и вижу белоснежную, как невеста, «Волгу» и восторженных людей вокруг. Возле автомобиля стоит элегантный, в светлом костюме Валерий Ободзинский, рядом — мой отец. Валерий тогда был безумно популярен, уже был заслуженным артистом РСФСР. Когда я вернулся в часть из этого увольнения, меня встречали дочери, жёны, тёщи командиров, чтобы сфотографироваться и взять автограф, словно кумир эстрады — это я.
— Многим до сих пор неизвестно, как сложилась судьба Валерия Ободзинского?
— Участь его и судьба в дальнейшем сложились печально. Отсутствие идеологически верного репертуара... Концертов становилось всё меньше. С алкоголем у него проблемы были с юности, в 19 лет он уже проходил лечение от алкоголизма. Уйдя с эстрады, он вообще как-то потерялся. В это время он снова начал сильно пить, принимать таблетки. Деньги, естественно, закончились. От безысходности Валерий ушёл из семьи, и никто не знал, где он. Начались его скитания.
Временами он был попросту бездомным, временами его подбирали так называемые «ловчихи звёздных тел». Я так называю тех женщин, которые, не обладая способностями и талантами, не желающие работать, умеют закрутить, что называется, заметных людей, замутить воду вокруг и ловить рыбку. Я тогда случайно нашёл его. Встретил в Москве знакомую из Новосибирска, которая, имея два высших образования, чтобы выжить в столице, мыла полы во Дворце культуры имени Моссовета. Она-то мне и сказала, что у них сторожем работает Валерий Ободзинский.
Если бы мы встретились на улице, я не узнал бы его, так он изменился. Две ночи мы провели в разговорах. Я всегда стеснялся петь при нём. А тут выпили, и я запел: «Льёт ли тёплый дождь, падает ли снег...» Он: «Так-так, ну-ка ещё спой... Слушай, ты должен петь мой материал».
Потом его не стало...
— Сейчас, что называется, на волне ретрошлягеры. Многие исполнители по-новому перепевают песни Валерия Ободзинского, используя суперсовременные музыкальные технологии. Вы же придерживаетесь манеры исполнения самого Валерия...
— И, видимо, поэтому наши общие с ним недруги мне постоянно говорят о том, что я «спекулирую» фамильным голосом. Могу сказать лишь то, что я долго сомневался... Я ведь был академическим певцом. И когда Валера уже умер, и начали появляться ВИА и ретрогруппы, я внимательно присматривался, и чувствую, ну не поются песни Валерия Ободзинского. Вот исполнила группа «Премьер-министр» «Восточную песню». Вроде бы та же музыкальная гармония, но нет духа Ободзинского. И я раздумывал, взвешивал, петь мне эти песни или нет. Боялся даже, как поклонники Валерия Ободзинского воспримут мой такой вот смелый проект. Но первые же концерты показали, что я угадал настроение людей. И знаете, я вам честно скажу, если бы я почувствовал, что публика во время концертов встает, уходит из зала, что людям не нравится мое пение, я не буду лукавить — я бы не стал больше выходить на сцену.
— Наверное, носить такую фамилию — большая ответственность. Люди, даже не приходя в зал и не слыша вас, заранее знают, что они хотят услышать. А вдруг разочаруются?
— Это чувствуется. Я определяю это по аплодисментам, настроению зала. Люди убеждаются, что я пою вживую... Наверное, они подспудно идут на концерт Ободзинского, чтобы услышать именно тот голос. И когда они получают, что хотят, у них появляется хорошее настроение, ностальгия, вот это, я считаю, — самое главное.
