Обозреватель «Советской Сибири» побывала там, где никто не хочет оказаться. И тем более задерживаться. Однако для некоторых попасть сюда полезно: есть шанс получить путевку в нормальную жизнь.
Зависимые — плохие и хорошие
Наркологическая служба готова оказать помощь всем нуждающимся в ней благодаря реализации региональной государственной программы «Развитие здравоохранения Новосибирской области».
В диспансере тихо, чисто и пахнет хлоркой. Мы надеваем бахилы и поднимаемся по лестнице на второй этаж. Игорь Ильчевский открывает ключом дверь в перегородке, закрытую на замок.
— Вы не подумайте, мы не боимся, что наши пациенты сбегут, они и так спокойно могут уйти отсюда в любое время, — говорит врач. — Просто начинают сигареты, например, туда-сюда носить. Причем родственники нисколько не лучше — могут что-то принести, спрятать, вплоть до наркотиков. Логика такая: «Пусть будет здесь, а мы ради этого принесем ему все, что угодно».
В местных палатах лежат по четыре человека. Так называемые опийные наркоманы и алкоголики вместе проходят медикаментозное лечение. Один из них — колоритный Александр Александрович, практически с ног до головы покрытый татуировками. По его словам, находится здесь второй день. На вопрос «Как вы сюда попали?» наш новый знакомый улыбается, демонстрируя явный недостаток зубов:
— Якобы добровольно. Точнее, по суду. У меня условный. Почему я здесь? Да потому, что, если я сюда не попаду, меня посадят в тюрьму на побольше… на годы.
На вид мужчине около пятидесяти, а на самом деле — всего 29 лет. Александр честно говорит, что употреблял наркотики («Не продавал я ничего, перестаньте!») и что лечиться не хочет.
— Мне охота в тюрьму не попасть, вот что мне хочется. Да я и не считаю себя больным, я чё, такой уж плохой наркоман, что ли? Хороший я наркоман, — заявляет он.
Кстати, к кроватям здесь никого не привязывают. Всех пациентов с психозами просто переводят в психиатрическую больницу, которая находится по соседству.
— Те, кто приходит на реабилитацию, находятся здесь несколько месяцев. И если один буйный, например, станет кричать всю ночь, он будет остальным мешать спать. А на следующий день им еще заниматься, работать и лечиться, — объясняет Игорь Ильчевский.
Поле наркомании
Все прибывающие поступают на второй этаж, где находится тридцать коек. Через месяц самые стойкие переводятся на первый — там коек всего шестнадцать.
— Поступают все по направлению участкового психиатра-нарколога. Или по решению суда, таких сейчас больше, — уточняет Игорь Ильчевский. — Лечение у нас бесплатное, страховой полис предъявлять не нужно. Просто позвонить нам, записаться и прийти. Состояние у пациентов бывает разное — кто-то приходит с ломкой, кто-то с похмельем. Мы здесь можем прервать это состояние, проведя медикаментозное лечение. А когда физическое состояние нормализуется, проводим дальнейшую реабилитацию.
По словам Игоря Николаевича, сейчас в лечении зависимостей упор делается не на медикаментозное лечение, а на психо-, трудо- и арт-терапию. До года — общий срок лечения для тех, кто направлен по решению суда. Из них в стационаре они должны провести три-четыре с половиной месяца. И только потом пациент отправляется на амбулаторный этап. А весь процесс возвращения к нормальной жизни занимает обычно около года. Если же человек не настроен на дальнейшее лечение, он проводит здесь дней десять и выписывается.
У тех, кто проходит реабилитацию, расписание дня почти как в пионерлагере: подъем, зарядка, затем занятия — групповые и индивидуальные.
— Конечно, на первый этаж попадают не все. Да и вообще мало тех, кто действительно хочет лечиться. Нам нужно приложить много усилий, чтобы они захотели. По большей части хотят побыстрее отсюда сбежать, потому что государство у нас такое «нехорошее» — лечиться заставляет. Когда такому говоришь, что его могли бы и посадить, а вместо этого на лечение направляют, он парирует: «А кто мою семью накормит, пока я буду тут лечиться?»
В основном в диспансере лежат мужчины. Женщин только восемь человек.
— Да и вообще мужчин с зависимостями больше, — рассказывает врач. — Когда делаем годовой отчет по нашему отделению, всегда процентов восемьдесят — мужчины. Большинство из них не работают. Кто-то, кроме как грузчиком, и не может работать по своим способностям, но есть и менеджеры, представители сферы услуг, торговли… Многие не осознают, когда началась проблема и что у них вообще есть какая-то проблема. И то, что они говорят, особенно в первое время, не имеет никакого значения. Впрочем, они сюда и приходят, чтобы понять, в чем причина.
В прошлом году в Новосибирской области начался рост опийной наркомании, до этого был спад, зависимые переходили на «синтетику». У таких пациентов средний возраст — под сорок лет.
— Сейчас «чистых» алкоголиков почти не бывает, — говорит психиатр-нарколог. — Таких, как были раньше, в девяностые или в начале двухтысячных, когда, например, работал человек на заводе, ушел в запой на две недели, потом к нам — полечился и может год не пить. Наркоманы в то время только наркотики употребляли. А с какого-то момента появились наркоманы, которые могут начать пить, чтобы прекратить употреблять наркотики, уходят в запой, а потом опять принимаются за наркотики. Все смешалось нынче, и теперь это можно назвать единым полем наркомании — то есть полинаркоманией.
Восстановление утраченных навыков
Некоторые не очень умные, но очень хитрые пациенты, зная, что им нужно «отлежать» по суду три месяца, делают вид, что лечатся. Кивают: мол, я алкоголик, наркоман. А потом, «отсидев» необходимый минимум, просто уходят. Героиновые наркоманы, которые тоже содержатся здесь, часто сбегают через два-три дня, но потом возвращаются. Среди них много людей уже немолодых, и процентов восемьдесят — ВИЧ-инфицированные. Между тем, для того чтобы зависимый научился жить трезво, необходима длительная реабилитация — восстановление утраченных навыков или обучение новым, которых и не было никогда.
— Скажем, начал человек употреблять в 15 лет, а сейчас ему уже тридцать пять. Так вот биологически ему, может, и тридцать пять, но фактически ему все так же пятнадцать. Он не знает ничего, не понимает, он как ребенок. Мама приводит его к врачу. Вроде бы он взрослый, но в то же время не может самостоятельно принять никаких решений. Поэтому здесь мы его в первую очередь учим жить самостоятельно, та же трудотерапия на это нацелена. Помню, один человек, когда его спросили, чему он в первую очередь здесь научился, ответил: «Кровать заправлять!» Упор у нас на психотерапию, в какой-то мере это похоже на занятия групп анонимных наркоманов и алкоголиков. В них главное — пример других, поэтому они и проводятся в группах. Почему такое долгое лечение? Некоторым нужно несколько месяцев, чтобы признать, что есть проблема. А потом уже с этими проблемами начинаем работать, — рассказал Игорь Ильчевский.
Каждое воскресенье в диспансер приглашаются родственники для специальных занятий. Дело в том, что большинство алкоголиков живут в дисфункциональных семьях, где отношения между родителями и детьми натянутые или противоестественные. И лечить в некотором смысле нужно сразу всех, иначе после возвращения пациента в обычную среду все вернется на круги своя.
Групповые психокоррекционные занятия проходят ежедневно несколько раз в день и длятся чуть больше часа. Ведет их консультант по химической зависимости Иван Меркулов, по образованию он педагог-психолог. Сюда пришел пять лет назад по рекомендации, работа нравится.
— Интересно общаться с людьми, у каждого своя история. Интересно смотреть на человека, у которого на лице внезапно появляется осознание, когда до него как будто что-то доходит. Правда, происходит это, к сожалению, нечасто. И трудно сказать, будет ли в итоге результат, не вернутся ли они к нам потом. Впрочем, моя задача — «посеять зерно», — объясняет специалист.
«Мы боимся выздоравливать»
После первого месяца, как уже было сказано, обитатели диспансера переселяются на первый этаж. Здесь и проходит непосредственно реабилитация: в одном из холлов организован небольшой спортзал, в углу аквариум с рыбками, над ним выставлены кубки, на стене дипломы в рамочках.
— Спортивные достижения у нас чисто символические. Но, когда проходят турниры между реабилитационными центрами, бывает, иногда участвуем и берем награды, — поясняет врач.
Кстати, вокруг диспансера расположен небольшой сад-огород, где местные перевоспитуемые в порядке трудотерапии выращивают овощи и ягоды (даже вишня растет!), которые потом сами же и едят.
Мы встретили здесь еще одного штатного консультанта. У Андрея Кулагина высшее техническое образование. Сам когда-то попал в этот диспансер как пациент. И конечно, не совсем по своей воле.
— Алкоголик — это я. Здравствуйте! — улыбается Андрей. — Меня сюда родные привезли. А теперь пришло, наверное, время поделиться и мне своим полезным опытом. Рассказать другим, что алкоголизм — это не приговор. На самом деле мы просто боимся выздоравливать. И это большая проблема.
Когда Андрея сюда привезли, у него уже не было ни семьи, ни работы. Причем, пока он не начал пить, все это у него имелось и он был вполне социально состоявшимся мужчиной. Стал выпивать из-за страхов. Причем один из них, как ни парадоксально, потерять статусную работу.
— В основе всего страхи, а также мой эгоизм и моя безответственность. Я боялся, что не найду такую же работу, не смогу обеспечить семью на должном уровне, которого от меня ждали. И из-за этого начал злоупотреблять. Сначала просто выпивал. Потом стал пить больше, еще больше. И через три года такой жизни понял, что не могу уже выйти из запоя, — вспоминает Андрей.
И только родственники — мама и брат — смогли уговорить его начать лечение.
— На реабилитацию толкает безысходность, дикое отчаяние. Хотите, назовите это жизненным дном, — говорит наш собеседник. — Но немногие осознают себя в этот момент. Большинство думают, что выпьют и будут жить дальше. Но на самом деле они себя просто убивают.
На реабилитации Андрей пробыл шесть месяцев. И только на четвертый, по его словам, в голове что-то начало проясняться.
— Я принял решение, что можно жить по-другому. И в этом мне помогла наша реабилитационная команда.
Сейчас Андрей трудится отделочником. А сюда приходит регулярно, но уже как консультант. Для трезвого алкоголика главное — проговаривать все свои страхи, не вариться в себе, в своих мыслях, а быть на людях. По словам Андрея, многие из тех, кто сегодня здесь, запили из-за проблем в семье и на работе.
— Я сюда прихожу поделиться опытом. Рассказать, что выход есть. И это реально — жить свободно от алкоголя. Среди наших ребят есть отделочники, водители, программисты. Есть и совсем молодые, только пришедшие из армии, от 25 лет и до пятидесяти. Объединяет их то, что все они устали от наркотиков и алкоголя. Я желаю всем не достигать такого дна, вовремя обращаться за помощью. И не бояться этого. Вовремя осознать, что это действительно болезнь.
Это, увы, не анекдот
Белая горячка — это психическое расстройство, которое возникает на фоне синдрома отмены или похмельного синдрома, обычно на третьи сутки после прекращения употребления алкоголя. Алкоголь оказывал седативное, успокаивающее действие. Когда это действие прекращается, начинаются перевозбуждение, бессонница, возможны галлюцинации и эпилептические припадки. Поэтому в данном случае возможны только медикаментозное лечение и фиксация (то есть привязывание к кровати, чтобы человек не навредил себе и другим). Если человек пьет несколько месяцев с небольшими перерывами, выходить из запоя самостоятельно нельзя.
