Анна в Стране любви

Новая английская экранизация романа Льва Толстого «Анна Каренина» вызывает бурные споры

Вышедшая на российский экран после новогодних каникул британская «Анна Каренина» Джо Райта всколыхнула зрительскую пучину, где обычно бесследно, без кругов на воде, исчезает и авторское кино типа «Фауста» Сокурова и «Елены» Звягинцева, и крутейшие боевики-фэнтези, которые потребляются, как попкорн, бездумно — тоннами. Оно и понятно: толстовская «Каренина», конечно, не «наше все», но все-таки — наше.

Наконец-то хеппи-энд?
Спорят критики, рассуждают блогеры и, по-моему, напрасно. Этот классический роман экранизировали 30 раз, и никогда никто до конца не был доволен. Есть и исторический кинематографический казус: американская немая лента «Любовь» (1927) с Гретой Гарбо в роли Анны имела сразу две развязки: европейским зрителям показывали версию с финалом Толстого, а американцам — «хеппи-энд», в котором умирает Каренин, а Анна и Вронский счастливо воссоединяются…

И что нового можно после этого говорить о прочтениях?!

Хотя на этот раз сравнивают чаще всего добротную, очень русскую по ментальности и многострадальную (снималась в перестройку много-много лет из-за нехватки средств) картину Сергея Соловьева и новый опус Райта, оставив в стороне неплохой голливудский фильм 1997 года с Софи Марсо и каноническую для нас ленту Зархи с Самойловой (Анна) и Лановым (Вронский).

Признаюсь сразу: от английского премьерного фильма с Кирой Найтли в главной роли не оторваться. Он затягивает, как в воронку, прежде всего изощренностью постановочного замысла: действие происходит как бы в нескольких реальностях — на сцене театра, за кулисами, в зрительном зале, превращающемся то в бальный танцпол, то в вокзальную площадь, то в казенное присутственное место, а также в реальных полях, лесах, железнодорожных вагонах, дворцах и ипподромах… Причем в эмоциональный и эстетический шок, придающий действию особую динамику и драматизм, зрителя ввергают именно стыки этих незамаскированных швов самых разных реальностей: вот всадники проскакали по дощатому полу сцены из кулисы в кулису, а вот они уже преодолевают барьеры, и хрипящая лошадь Вронского со всего маха, болезненно изогнувшись, падает в песок. Вот Левин получает отказ от Кити и, открыв дверь гостиной, ступает прямо в снежную мглу деревенских полей. Вот Анна бредет по закулисью, смотрит откуда-то с верхотуры, из-под колосников на сцену и бросается на реальные рельсы, в реальную ночь небытия.

Прийти и уйти по-английски
Еще одна гипертрофированная театральная условность: когда героев захлестывают страсти, окружающая массовка замирает в позе статуй, становится недвижимой. Избыточны по рисунку в этом фильме и танцевальные па: например, в их первом — роковом — танце на балу у Щербацких Вронский вдруг поднимает Анну на вытянутых руках высоко вверх и медленно опускает на пол — чего в принципе не могло быть в публичном обиходе русских аристократов XIX века. И вообще, традиционные бальные танцы здесь отчасти похожи на современный балет. Все это спровоцировало не принявших фильм Райта называть его мюзиклом, опереттой, водевилем и тому подобным. И при этом — правда чувств героев, прекрасный актерский ансамбль: нельзя не восхищаться Стивой (М. Макфейден), Карениным (Д. Лоу) да и Вронским (А. Тейлор-Джонсон), который в любви к Анне так искренен и нежен. Особый разговор о главной героине — Кира Найтли (согласитесь, на вид типичная голливудская дылда, как Джулия Робертс или Кейт Уинслет) играет здесь настоящее большое чувство, посетившее впервые, к сожалению, уже замужнюю даму. Однако даму молодую (актриса здесь ровесница героини), ненамногим более опытную и здравомыслящую, чем Кити, у которой она Вронского увела…

Фильм увлекает вопреки априорному умозрительному сопротивлению: что, мол, они, англичане-американцы, понимают в нашей классике, опять развесистую клюкву сняли… И в первую очередь потому, что режиссер не встал перед великим романом на цыпочки, а условия игры задал свои, родные — чисто английские, в стиле традиционного британского абсурда, где невозможное возможно, где героиня может провалиться в кроличью нору или шагнуть в совсем другой мир, ступив в Зазеркалье. В данном случае Анна погибла в Стране любви, где не всякому суждено счастье. И что крайне важно: на этой замысловатой тропинке Джо Райт не растерял и донес до зрителя через образы Левина, Кити и впечатляющие финальные сцены нравственный месседж Толстого — о жизни по правде, по-божьи и о святости семейного очага.