За все добро, за всю любовь...

К 60-летию новосибирского писателя Михаила Щукина

Жил да был писатель... Как еще мне, автору, пишущему сказки, начать рассказ о друге, который, наступая мне на пятки, движется к своему юбилею?
Итак, жил-был писатель... Вглядывался в жизнь зорким взглядом молодой, не заскорузлой души, взращенной вольным обским воздухом, обогретой сибирским солнышком, закаленной лютыми морозами, восхищенной сузунскими борами и лугами, воспитанной на примере ежедневного нелегкого труда родичей и земляков. И, может быть, от того, что взгляд этот направлялся не через оптические приборы городской учености, а через любовь к своему краю, щедро наделенному природной красотой и богатствами, с детства научился рыжеволосый хлопец подмечать в жизни настоящее: труд не ради богатства, а для того, чтобы семью содержать, детей на ноги поставить; отношение к природе как к кормилице, с которой ладить надо; доброе брать, а от лихого защищаться; взаимодействие с людьми, которое не в игру обращается, а в совместное проживание с любовью и добротой, с уважением и пониманием, а иногда с враждой и ненавистью.

Деревенская жизнь открытая, тут от людей не спрячешься — все на виду. И как за водой идешь, и как дрова рубишь, и что из леса принес, и что в магазине купил... Все люди — как на курином насесте, а не в городском многоэтажном скворечнике, где через множество окон высоко над землей никого и не разглядишь...

Опыт бесценный, нешуточный
Редкий опыт приобретал солнечный мальчик в детстве: рано умерла мать, в доме появилась мачеха. Слава богу, добрая женщина и хорошо относилась к неродным детям. Отец работал шофером в леспромхозе и брал сынишку в рейсы. Нравилось ему приезжать на лесные делянки к лесорубам — сильные, ловкие, смелые мужики. И добрые — всегда накормят, обогреют. Мишка им, встав на пенек, читал стихи. Но стоило отцу отлучиться, они научили юного декламатора иным стихам — матерным, которые щукинский пацан также бодро и громко, на весь лес, озвучивал. Лесорубы со смеху покатывались на поляне, держась за животы. Так было до тех пор, пока отец не узнал и не приструнил мужиков крепким словцом, пригрозив вдобавок крутым кулаком, грозную силу которого хорошо знали земляки.

…С городом, куда приехал деревенский паренек, знакомство начиналось не через парадную дверь, а с рабочего общежития, с крохотной комнатки на съемной квартире, через взаимоотношения людей, там его окружавших, через общение со сверстниками, поступившими в техникум и имевшими примерно такой же опыт, как и он. Свой след оставила и служба в Советской армии. Опыт бесценный, не шуточный, как бы по этому поводу не иронизировали.

Учеба, работа, районная газета — от народа наш писатель, из самой его сердцевины крестьянской. А дальше — типичное становление сельского паренька, превращение его в крупного, несомненно, талантливого писателя. Шукшин, Астафьев, Белов, Распутин... Десятки творческих людей, вышедших из монолитного и такого родного народного ряда дали России понимание самой себя на путях второй половины века двадцатого и начала двадцать первого. В этом строю при перекличке смело называю я и имя Михаила Николаевича Щукина.

Вечные русские вопросы
Недавно вышло в Москве, в издательстве «Вече», пятитомное собрание сочинений «постперестроечного» Михаила Щукина, и народ, изголодавшийся по настоящему русскому слову, зачитывается этими пятью романами, написанными, действительно, мастерски, сочным, цветущим языком, пахнущим сибирским разнотравьем, свежим, как зимний ветерок. Но смею утверждать, что «доперестроечный» Михаил Щукин, взваливающий на свою душу борьбу Добра со Злом при самом справедливом и идеалистическом строе в последние годы его существования, не менее глубок и, может быть, даже чуточку более принципиален. Это неудивительно, потому что, как мне кажется, давняя формула: поэт в России больше, чем поэт — перестала быть аксиомой именно после отхода России вспять и далеко не в первые ряды. Она не слышит своих поэтов и пророков, вернее сказать, последних не стало, или не сообразят они, соблазненные золотым тельцом, что сказать своему многострадальному и многотерпеливому народу, а может, голоса иных заглушает кто-то, возможно, что и душа народная не ждет этого гласа. Пока не ждет.

Уверен, что всякий, прочитавший ранние произведения Михаила Щукина, задумается над многим, сформулирует перед собой вопросы, над которыми мучился русский разум, страдала русская душа… Зачем человек живет на белом свете? Что такое справедливость и есть ли она вообще? Надо ли быть патриотом? Мерило ли всего труд? Где грань, до которой можно обходиться без войны, а когда надо брать автомат, чтобы не утратить человеческого достоинства, достоинства народа, страны? Кто мы, русские, и какую роль даровал нам бог в устройстве мира? И так далее, и тому подобное... Много вопросов встает перед человеком, если он ощущает себя таковым, если не только желание есть и пить, жить комфортнее движет им.

Нравственный закон пахоты
В 1982 году из-под щукинского пера вышла повесть «Дальний клин». Нехитрый сюжет у повести, ненадуманный. Кусок земли, три бабы: замужняя Серафима, незамужняя Нюрка и совсем молоденькая Маруська, директор МТС (машинно-тракторной станции) Семен Кирьянович Архипов, сменивший сапоги на пимы по причине жестокого ревматизма, деревенский молодой здоровяк, но дурачок Тятя, мечтающий жениться на учительнице, и довоенный обшарпанный трактор-колесник производства харьковского завода — вот и все главные герои повествования. У Серафимы муж воюет, сынок растет без отца, у Маруськи — любовь, но любимый ушел на фронт, а Нюрке и глаз не на кого положить — все мужское население на войне этот самый дальний клин защищает, как малую часть родной земли, да свою Журавлиху. Семен Кирьянович ни по возрасту, ни по здоровью на фронт не попал, а потому как почти единственный мужик на деревне командует бабьим колхозом, как может, организуя изнурительный труд, как требует жестокая война, суровыми решениями да матом, боясь при этом, чтобы душа окончательно не озлобилась и не зачерствела. А о Тяте уж и говорить, вроде, нечего — дурак, он и есть дурак.

Ан нет — утверждает писатель — на том куске земли все живое, во всех душах свет светится, и не только в людях, но и в самом дальнем клине, и в избушке, где героини живут, и в лесу, что со всех сторон дальний клин обступает. Две весточки приходят с фронта. Одна радостная, как цветущая ромашка: Иван, односельчанин, Маруськина любовь, замуж свою милую зовет, а вторая, горькая, как трава полынь, — похоронка, которую Семен Кирьянович боится Серафиме показать, ведь не вспашут тогда бабы дальний клин и не родит земля хлеба, а значит, и победа в страшной войне достанется тяжелее.

«Они пахали день, еще день, еще и еще, прихватывая длинные, темные ночи. Плуг пластовал траву у подножия бора, резал корни, вывертывая их наверх. Вот уже весь дальний клин покрылся зябью, он словно раздался в плечах, распрямился, и сосны, в который раз, бессильно отступили, недовольно шумя тяжелыми лапами. Покойно, уверенно лежал клин, на самой середине его дрожала осинка, облетевшая до последнего листика».

Да, чтобы раздавалась в плечах, распрямлялась наша Родина — вековечная Русь, чтобы покойно и уверенно текла наша жизнь, надо пахать и день, и ночь, и пусть судьба наша облетит, как та одинокая осинка. Пусть, когда есть ради чего.

Плоть от плоти
Вот о них, законах жизни, и рассуждает писатель: о любви к земле, на которой живут герои, об их нелегких судьбах, о реформаторах, у которых вечно чешутся руки — чаво бы изменить, да чаво бы переделать, признавая неперспективными в данном случае деревни, где живут и работают люди. И нет им дела до того, что недалеким умишком своим да руками, что только столовые приборы да пишущую ручку держать умеют, рвут безжалостно, жестоко пуповину, что веками людей к родной земле привязывала. Многих тем коснулся автор в своих романах и повестях, рассказывая о жизни простых, но ярких и красивых людей, используя столь же яркий и красивый язык. Неудивительно это, ведь автор сам плоть от плоти земной, крестьянский, русский мужик.

Роман «Имя для сына» заметила вся страна. Напечатали его в «Роман-газете» тиражом аж в 3 миллиона 500 тысяч экземпляров. Министерство образования СССР (огромной страны) предложило выпускникам школ на государственном экзамене написать сочинение по роману. ЦК ВЛКСМ (расшифрую — Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи) присудил автору премию имени Ленинского комсомола. В ту пору эта премия была самой престижной среди творческой и научной молодежи и давалась за работы, действительно нужные и полезные Отечеству.

Роман «Имя для сына» про настоящую жизнь и про настоящие чувства. У меня вообще такое ощущение, что этот роман для Михаила Щукина был, пожалуй, главным в жизни. Ведь не зря он выбрал для эпиграфа к нему слова замечательного поэта Василия Федорова: «Сердца! Да это же высоты, которых отдавать нельзя!», а в своем предисловии к роману призывает нас не потерять нравственные идеалы, которые оставили нам в наследство предки. Поэтому, наверное, и пропитана вся книга, словно соками русской души, любовью: «Родная земля! Вот она! Вот она, Обь-красавица! Вот он, родной дом!»

Кажется, наконец, я готов сформулировать, кто же главный герой всех романов и повестей Михаила Щукина — душа человеческая. Нежная и трепетная, взъерошенная и огрубевшая, чистая и светлая, подлая и фальшивая. Разные они все. Но думает над этим писатель в каждой своей работе, ищет и показывает нам, как она трудится, до каких высот может добраться и в какую пропасть может опуститься. Господь, заботящийся о наших душах, давно водит щукинским пером.

А посему, глубоко уважаемый Михаил Николаевичич, считаю своим долгом сказать: нужны твои книги, позарез нужны молодым и старым русичам, как скрепа между прошлым и настоящим, как кирпичи в фундамент будущего, как крепкие булыжники для сибирского тракта, для далеких дорог, для душ, в земле нашей нарастающих.

АНОНС
«Версты Сибирского тракта» — так называется творческий вечер писателя Михаила Щукина, который состоится 8 октября в 19:00 в Доме Ленина на Красном проспекте, 32. Вход свободный.