Науке отдана наша жизнь

С тех пор я привык считать себя сотрудником отделения, а в институте гидродинамики получал зарплату и там меня окружала благоприятная творческая аура. Если наука не является для человека средством карьеры, то он питает к ней религиозное чувство. Учёные работают не ради денег или почестей. Приведу два высказывания на эту тему близких мне людей. Академик Юрий Леонидович Ершов, выступая на форуме, посвящённом юбилею матфака НГУ, сказал: «Заниматься математикой — духовная потребность человека». Профессор Игорь Александрович Шведов на своей лекции в студенческой аудитории выразился более конкретно: «Я буду работать и без зарплаты, потому что моя работа сама мне платит». Разумеется, достаточная оплата труда учёного необходима для биологического поддержания его жизни. Денежные вознаграждения сверх этого играют важную роль постольку, поскольку являются выражением общественного признания заслуг учёного. Общественное признание — это сильнейший и, по сути, единственный стимул во всех сферах творческой деятельности.

Научный результат нельзя оценить ни в рублях, ни в долларах. Его цена — ноль или бесконечность. Чаще, конечно, ноль. Но если изредка получается бесконечность, то она окупает все затраты. Научное сообщество — сложный организм. Рискованно отсекать его члены в надежде, что оставшиеся будут работать более эффективно.

Меня воспитывали верующие люди. Хотя я стал сознательным атеистом ещё в первом классе, но вера в широком смысле — вера в людей, в добро, в светлое будущее, которая уходит своими корнями в религию, безусловно, была воспринята мной от моих близких в раннем детстве. Кстати сказать, классики науки верили в Бога.

Бабушка утешит и поймет
Когда я вспоминаю самые ранние годы, передо мной встает необыкновенная фигура моей бабушки. Я вообще не понимаю, как можно жить ребёнку без бабушки. Кто поймёт душу маленького человека и утешит его в трудную минуту жизни? Только бабушка. Кто защитит его от чрезмерного воспитательного рвения жестоких родителей? Бабушка. Кто накажет обидчика, который одолел его в честном бою? Конечно же, бабушка. Если человечеству суждено когда-нибудь погибнуть, то только потому, что современных детей воспитывают не бабушки и дедушки.

Бабушка пришла в нашу семью незадолго до моего рождения, и я появился на свет с её помощью. Произошло это историческое событие летом, перед самой уборкой урожая, в гостях у тётки Зухры в деревне Кызыл-Яр, что расположена в 15 км от нас. А на октябрьские праздники по установившейся традиции мои родители поехали в г. Воткинск в гости к маминым родителям и на обратном пути меня сильно застудили. Бабушка меня выходила, можно сказать, вторично вывела на свет. Живого эскулапа я увидел в первый раз только в школе. Во время очередной медицинской акции в деревне бабушка пряталась вместе со мной. Лечила меня сама. Она была как колдунья. Я уже большой был и помню, как она снимала мои головные боли.

— Бабушка, голова болит.

— Сейчас узнаем, почему.

Она обвязывает мою голову лентой из липового лыка, делает на ленте пометки углём на лбу, затылке и над ушами. Затем снимает эту петлю и вытягивает её одним способом, потом другим.

— Видишь, голова у тебя сместилась.

Я действительно вижу, что передняя и задняя метки на ленте не совмещаются. Бабушка туго обвязывает мою голову полотенцем, несколько раз резко встряхивает, чтобы вернуть её на место, потом даёт выпить кипячёной воды из специально для этой цели припасённой ракушки.

-- Теперь полежи спокойно.

Через некоторое время голова перестаёт болеть.

Теория... подавила задатки
Помнится, в детстве все десять моих пальцев постоянно были в порезах. Бабушка перевяжет рану тряпкой, и работа продолжается. Время не терпит. На подоконнике, где я стругал свои изделия, образовались весьма заметные углубления, к большому неудовольствию мамы. Можно ли себе представить, чтобы современный умелец трудился так на какой-нибудь полированной мебели? Однажды мы, то есть я и младший брат Рафаэль, мой верный помощник, целых полдня ничего не делали. Зато после этого отдыха мне пришла в голову блестящая идея — сделать велосипед. Мы взяли пилу и стали отпиливать колёса для велосипеда от приготовленного дедом для постройки бани бревна. Не успели допилить и до половины, как увидели деда, который стоял на улице и показывал нам кулак. Прервав начатую работу, мы поспешно скрылись в лесу за огородами. Идея не выдержала жизненного испытания — обидно.

Дед сердился на нас только для порядка и скоро перестал под влиянием бабушки и мамы. Он нас никогда не наказывал и часто говорил: «Внуков любишь больше, чем своих детей». Отец был на фронте, и мы особенно привязались к деду. Сидя на его коленях, мы с Рафаэлем любили выковыривать льдинки из его бороды. В это время дед слегка тряс нас и мурлыкал свою бесконечную песенку, которая состояла из повторения одной строфы:

Нинди ката бу ката.
Кайда бассам, шунда бата,
Нинди ката бу ката.
(Что эти за сапожки, куда ни ступлю, там вязнут.)

Моя страсть мастерить совершенно исчезла после приобщения к грамоте. Теория подавила экспериментальные задатки? По-видимому, их у меня и не было. Эстафету от меня принял Рафаэль и уже не бросал её. Он был прирождённым экспериментатором. Наверное, поэтому был очень «уз сузле», что переводится с татарского «тот, который всегда настоит на своём». Этим свойством отличался и мой отец — мастер на все руки. Это не было обычным неприятным упрямством, а являлось признаком определённого стиля мышления. Поясню на примере. Пусть требуется забить в стену гвоздь. Я способен это сделать. Но сначала должен разбить задание на отдельные операции и продумать порядок их выполнения. Только после этого могу приступить к работе. Рафаэль же сразу брал гвоздь и забивал туда, куда нужно. Будущая конструкция рождалась в его голове одновременно целиком. Поэтому изменение какой-нибудь даже малосущественной детали могло нарушить целостность этой конструкции в его уме. Я понимал эту его особенность, и наша совместная работа бывала весьма эффективной. А с отцом они всё время спорили.

Гены простолюдина
С годами мама брала бразды воспитания в свои руки. Если бабушкин принцип гласил «дай ребёнку то, что он просит», то мама, напротив, старалась привить нам уважение к общественной морали. Один мамин урок я запомнил на всю жизнь. Однажды, потерпев поражение от своего приятеля, пришёл домой в слезах, но бабушки не было, и я имел глупость обратиться с жалобой к маме. Она взяла меня за руку и основательно отшлёпала по мягкому месту, приговаривая: «Сам хорош будешь, никто тебя не тронет». С тех пор стараюсь быть хорошим.

Другое мамино изречение я постигал постепенно. Она не раз говорила мне: «Люди не такие, как ты. Ты их не понимаешь». И в самом деле, общественный деятель из меня не получился. В науке немало чиновников, но и сия чаша меня миновала. Видимо, сказались мои крестьянские гены простолюдина. Со временем убедился и в отсутствии своих педагогических способностей. У меня было всего три дипломника. Первый из них — Виктор Иванович Налимов — самостоятельно выполнил работу, с дипломным заданием второго я сам едва справился, а третьего — это была Эльвира Захаровна Боровская — оставил без диплома, так как я не смог решить в нужный срок поставленную мной же задачу.

О Викторе Налимове хочется сказать особо. Он принадлежит к той категории талантливых людей, которые реализуют своё природное дарование далеко не полностью. Почему так происходит? Возможно, я преувеличиваю способности и преуменьшаю достижения — ведь всегда хочется получить больше, чем имеешь. Возможно, существуют объективные причины. Эти люди начисто лишены честолюбия и достаточно ленивы. Только общественный подъём или хороший «кнут» могут возвысить их творческую активность до надлежащего уровня. Всякие прочие стимулы, особенно материальные, не имеют для них никакой цены. Уместно вспомнить, что самые великие научные открытия в нашей стране были сделаны вскоре после Октябрьской революции. Константин Ваншенкин говорил: «Поэтами нас сделала война». Наше поколение шестидесятников было самым благополучным за все годы советской власти. Мы были все хорошие, умеренные и одинаковые. Мы были сильны высоким средним интеллектом. В отличие от предшествующих поколений из нас не вышло особо выдающихся фигур ни в политике, ни в искусстве, ни в науке.

Виктора привел ко мне Андрей Андреевич Дерибас в 1965 году и рекомендовал дать ему тему для диплома. В то время я работал под личным руководством Михаила Алексеевича Лаврентьева (перед этим был в отделе Богдана Вячеславовича Войцеховского) и как раз доказал, что подводный хребет является волноводом поверхностных волн: амплитуда волн вдоль хребта уменьшается пропорционально в зависимости от формы профиля хребта. В других направлениях волны затухают от места начального возмущения. Затухание имеет место в бассейне с ровным дном. Например, если на расстоянии 1 км от места возникновения волна имеет высоту 1 м, то, пройдя 100 км, она уменьшится до 1 см. Над подводным хребтом при тех же начальных условиях она уменьшится лишь до 10 см, 22 см или 32 см.

Наиболее интересный случай: когда профиль хребта удовлетворяет некоторому функциональному уравнению. Его я и задал изучить Виктору в более точном приближении мелкой воды, чем принято в гидравлике. За время беседы он произнёс всего несколько слов, в основном «да» или «нет». Я не люблю многословие, но такая лаконичность мне показалась чрезмерной, и я проводил его, втайне надеясь, что он раздумал брать мою тему. Вскоре забыл о его существовании.

Однако через год Виктор приносит свой результат, от которого мороз прошёл у меня по спине — настолько он показался мне абсурдным. А до защиты диплома оставалась одна-две недели. Он вывел необходимое и достаточное условие на профиль подводного хребта.

Чтобы оценить парадоксальность этого результата, представим себе, что по гребню подводного хребта, вдоль которого возможно распространение волн с наименьшим затуханием, проложили тонкую проволоку круглого сечения. Тогда по теореме Виктора хребет теряет своё наилучшее волноводное свойство, которое нельзя восстановить ни вертикальным или горизонтальным растяжением, ни какой-либо другой деформацией, если проволока остаётся лежать на верхушке. Н-да... Вопрос сводится к существованию точки перегиба некоторой функции. Виктор откопал в книге Титчмарша эту функцию для случая, когда его условие не выполняется. И я вижу, нет точки перегиба. Меня прошиб горячий пот — вдруг в моей работе есть ошибка?! В науке известны такие случаи. Правда, рассмотренный в моей статье пример удовлетворяет критерию Виктора, но я его ещё не воспринимаю.

Немного оправившись от двойного потрясения, начинаю разбираться в доказательстве. Через четыре часа обсуждения у меня появляются кое- какие проблески. Ведь асимптотический закон убывания вступает в силу, начиная с некоторого достаточно большого расстояния, зависящего от условий задачи. Если под действием злополучной проволоки медленное убывание высоты волн сменяется более быстрым на расстоянии, скажем, в 1 парсек, то нет причин огорчаться этой потерей.

Защита диплома под председательством академика Сергея Львовича Соболева прошла блестяще, и Лев Васильевич Овсянников взял Виктора в аспирантуру. Через короткое время Виктор вознёсся очень высоко над нами, решив проблему из нелинейной теории волн, которая волновала весь теоретический отдел.

С тех пор я занимался самыми разными проблемами. Однажды Владимир Михайлович Тешуков, тогда ещё просто Володя, справедливо упрекнул меня в том, что я хватаю верхушки. Это не было моей самоцелью. Я искал, чем заняться. Крестьянский прагматизм говорил мне, что общество не будет держать Академию наук ради классической гидродинамики, какой бы красивой и привлекательной она ни была. Сказывалось также физтеховское воспитание и вспоминался наш гимн «Только в физике соль, остальное всё ноль».