Ревность

У папы был хороший по тем временам фотоаппарат на штативе, с выдвижным на гармошке объективом. Накрывшись темным платком, в объективе можно было увидеть снимаемый объект, например, брата Стасика кверху ногами. Это было ужасно смешно! Затем навести резкость, вставить пластинку, сказать: «Внимание! Улыбнитесь! Смотрите сюда: сейчас вылетит птичка!» — и нажать на «пипочку на шнурочке». При словах «вылетит птичка» всем почему-то становилось весело.

Фотографии тех лет «дышат» радостью и оптимизмом. Что бы сейчас ни говорили о тех временах, но оптимизм и радость бытия были основными ощущениями тех лет, отпечатанными не только на фотографиях, но и в сердцах, в образе жизни основной массы населения страны. Мы чувствовали себя причастными к великим стройкам, открытиям, подвигам. Мы гордились своей страной, ее героями. У нас было светлое завтра.

Для фотолаборатории папа приспособил баньку на берегу реки. Он вставлял в подслеповатое оконце рамку с красным стеклом, отодвинув которое, сначала проявлял негатив-пластинку, а потом с нее делал отпечаток — фотокарточку. Папа много фотографировал нас, детей, маму, праздники и будни санатория, больных детей, сотрудников.

Однажды, придя к нему на помощь, я застала там санаторского врача, маленькую хромую блондиночку. Она помогала папе печатать. Мое появление очень смутило и взволновало ее. То ли от смущения, то ли от красного стекла, она была красная и потная. Всю оставшуюся жизнь в санатории я ревновала папу к ней, презирала и жалела ее — ведь она была одинокая и хроменькая. Пластинку с ее изображением я «нечаянно» уронила, разбив ее, чем очень рассердила папу.

Сейчас мне стыдно за свой поступок, но тогда я была неумолима, как чеховский «злой мальчик».