Повзрослела на несколько лет

Они бесцеремонно, не замечая меня, начали быстро и энергично устраиваться, устанавливать фанерные перегородки, таскать мебель, делить кастрюли и посуду. Но мое сердце сжалось в комок, когда, открыв комод с бельем, пожилой человек стал делить его между семьями.

— Нельзя! — тихо, но твердо сказала я. — Это мама брать не разрешала.

— Уйди, девочка, — сказал старик, отстраняя меня рукой, — когда они понадобятся твоей маме, мы их выстираем и отдадим ей. Не будь такой жадной, девочка!

Наш милый, чистый, уютный дом в короткое время был превращен в кагал. И это естественно. Здесь на короткое время поселилась большая группа людей, согнанных с насиженных мест войной и бедой. Они были напуганы и обижены, но они хотели жить, есть и иметь «свой кусочек хлеба и вагончик масла». Они были темпераментны, крикливы, обидчивы и не давали «наступить себе на любимую мозоль». Каждый активно отстаивал свое право на лучшее существование. С утра до вечера они громко ссорились между собой. Но вне дома не было более дружной и слаженной команды, особенно в огромных многочасовых очередях за хлебом и продуктами при отоваривании карточек.

Мне выгородили самый холодный угол в квартире, в который из сарая принесли старенькую детскую кровать. На ней я спала калачиком. Выпрямившись, я должна была просовывать ноги между прутиков в спинке и класть их на тумбочку, на которой ютилась электроплитка.

Единственной моей большой радостью, воспоминанием об уютном доме с мамой и вкусной едой, чистотой и теплом был уголок хрустальной люстры. Он виднелся над фанерной перегородкой, и когда вечером кто-то громко кричал или хлопал дверьми, хрусталики вздрагивали и, позванивая, долго дрожали, играя радужными огоньками. Мама эту люстру купила при переезде в Свердловск, повесила в столовой комнате на радость всей семье. А тогда на нее почему-то пока никто не посягал, и она краешком своим согревала мое одинокое детское сердце.

В квартире были невообразимая теснота и бесконечный крик и разборки: кто-то у кого-то что-то взял и не туда положил или не отдал совсем. Кричали бедность и нетерпимость.

Наконец в мае на машине приехали мама и дедушка. Забрали часть мебели, остатки белья и самого счастливого ребенка на свете — меня.
Жизнь преподала мне отличный, короткий, но очень яркий урок общежития. Я повзрослела на несколько лет.