«У нас тихо не бывает, — предупредил полковник в отставке, садясь за пианино. — То хор, то ансамбль, то поем, то танцуем». О любви на фронте и в жизни, о том, как кормили немцев солдатской кашей, о шпионе, швейцарских часах и клоуне-Гитлере — в интервью «Советской Сибири».
Так ярко любить женщину
— Виктор Иванович, откуда хор в вашей жизни?
— Сначала был не хор, а спорт. Я всегда занимался тяжелой атлетикой, бегом, лыжами, по гимнастике имею второй разряд. Когда вышел на пенсию, продолжал ходить на стадион «Динамо», где занимаются многие ветераны органов безопасности. Однажды, переодеваясь, запели. Одна женщина, ставшая впоследствии руководителем нашего хора, услышала, предложила создать вокальный коллектив. Петь я очень люблю. И еще настраивать инструменты. Внук недавно прислал современный прибор для настройки пианино — с его помощью проще.
Виктор Иванович Фролов репетировал у себя дома с хором ветеранов. Фото Аркадия Уварова
— А на лыжах кататься перестали?
— Нет! Лыжи сыграли в моей жизни огромную роль — познакомили с нынешней женой. Моя первая супруга раньше времени умерла. А сейчас у меня другая, молодая. Я даже не заметил, что она настолько моложе меня: на лыжне разве разглядишь! Стояла с подругой прямо на моем пути. «Что это вы дорогу заняли!» — крикнул я. Так познакомились. Потом оказалось, она на тридцать лет моложе меня. Я ее люблю. Она тоже говорит, что меня любит. Двадцать лет мы вместе. Сейчас мне 92. Для меня это второе начало, счастье, что в таком возрасте можно так ярко любить женщину.
— Сила любви не зависит от возраста?
— В моем возрасте даже лучше. Какое-то новое ощущение великой ответственности за те чувства, которые мы питаем друг к другу. Раньше, по молодости, это чувство не было таким явным по отношению к тем, кто рядом. А здесь какое-то возмещение чего-то утраченного… Неслучайно говорят, что женщины так мило правят миром. Приходится с этим соглашаться...
«Мы с народом не воюем»
— Правда, что вы на фронте были переводчиком?
— Я был радистом, но меня использовали в качестве переводчика. Бытовой немецкий я знал в совершенстве. В школе у нас был преподаватель-немец Фёдор Адольфович Эмме. На русском языке ни одного предложения на уроке не произносил. Мне запомнился один случай. Ближе к концу войны взяли в плен гитлерюгенда из последнего призыва. Наш начальник приказал переговорить с ним. У этого мальчика тоже был какой-то патриотизм. Я сказал ему: «Сейчас сопротивление уже бесполезно, вы себя и нас уничтожаете». «Я защищаю отечество», — говорит он. Одет он был жалко: шинель велика, рукава длинные — кукла и кукла. Никакого блеска, как у немцев в начале войны.
— Какие отношения были с населением, когда вы со своим полком пришли в Германию?
— В октябре 1944 года формировался 2-й Белорусский фронт. На границе всех останавливали, был организован митинг. Выступал генерал с большой трибуны, зачитывал приказ Верховного главнокомандующего, в котором говорилось, что территория нашего государства освобождена, теперь мы вступаем в соседние государства, поэтому и в Германии, и в любой другой стране категорически запрещено необоснованно расстреливать, разрушать. Многие, у кого погибли целые семьи, хотели как-то отомстить. Наверное, это послужило причиной выступления Сталина, который сказал: «Гитлеры приходят и уходят, а народ остается. Мы с народом не воюем». Кстати, во многих городах, через которые мы шли, боев не было — одни только белые флаги в каждом окне.
— Советская армия не стала входить в город Грайфсвальд. Вы были свидетелем этого события?
— Когда мы приблизились к городку, с помощью дальномеров обнаружили, что огромная толпа людей идет с большими плакатами навстречу нашим войскам, на которых написано на русском языке: «Мы просим не входить в наш город. Все проблемы, которые стоят перед вами, будут решены». Эта информация дошла до Сталина. Он приказал выставить охрану и обойти город.
Вначале население Германии нас боялось. Когда мы зашли в Берген, все будто вымерли. Потом пришел приказ — организовать питание населения, ведь у них все было разрушено. Вывезли наши военные кухни, варили такую же кашу, какую сами ели: ячневую, перловую...
— С мясом?
— Если бы с мясом! Но какая есть... Каша готова — никто не идет. Мне дали двух солдат, и мы без оружия пошли искать, кого кормить. Нашли совсем маленьких девочек. Привели. У детей, конечно, посуды нет. Ну, им повар прямо в их маленькие зипунчики шлеп кашу! Так через них пришли взрослые женщины. По заданию командира отыскали в городе пекарню, чтобы организовать производство хлеба для нашей части и для немцев. Вышла к нам цветущая блондинка средних лет. Мы рот открыли и забыли закрыть: когда долго не видишь женщин, они становятся такие красивые! Спросили ее, согласны ли из нашей муки печь хлеб для нашей части и на продажу. Согласились, и стали печь хлеб, да такой вкусный…
— Было ли место любви во время войны?
— На войне любовь до крайности необходима, и там она до крайности проявлялась. Потому что если не сегодня, то завтра может и не быть. Солдаты наши, конечно, соскучились по женскому обществу. Очень кстати из политотдела пришло указание наладить общение с населением. Решили устроить танцы. Наша часть располагалась в здании бывшего кафе, хозяева сбежали. Немцы привезли на машине пианино, пришли аккордеонист, скрипач, барабанщик. Откуда-то явились девушки-немки. Наши ребята их приглашают. На танцы это было мало похоже: держатся друг за друга и… говорят! И все понимают, смеются, просто радость какая-то неестественная.
В нашей батарее был клоун — из цирка призвали, ученик Карандаша. И он давал нам концерт. Все смеялись, так смешно он показывал, как на турник не может забраться. А потом он ушел, переоделся в Гитлера, у него были немецкая шинель, гитлеровская фуражка, нарисовал усы, волосы зачесал — натуральный фюрер! Вышел на крыльцо и как гаркнет: «Хайль!» Немцы бросились врассыпную, инструменты побросали. С клоуна сразу сняли погоны, ремень — и на гауптвахту на 10 суток. А немцам объяснили, что это клоунада. Люди поверили. И снова приходили девочки, с которыми танцевали…
Поймать шпиона
— С американцами встречались в Европе?
— Отношения у нас были изумительные, хотя не во всем мы их понимали. Некоторые их солдаты предлагали... купить трофейные швейцарские часы. Еще и рекламируют: опустят в стакан с водой — непроницаемые! Бросят — противоударные! Для нас это было дико. Ни один из нас, ни молодой, ни старый, не бросился их покупать.
— В 1959 году вы начали работать в контрразведывательном отделе КГБ. Как это произошло?
— Предложение перейти на работу в органы госбезопасности было совершенно неожиданное. С завода в Пашино, куда я попал после окончания института, где производили капсюли-воспламенители для стрелкового оружия, пригласили четверых, но взяли меня одного, остальные не прошли по здоровью. Я никогда не пожалел о том, что перешел в органы. Коллектив был дружный — как одна семья. Офицерский состав грамотный и надежный. До сих пор чувствую очень хорошую заботу. На все праздники приглашают, да и просто на любые мероприятия, отмечают мой день рождения.
— У вас были профессиональные секреты от супруги?
— Конечные цели этой организации несекретны. Всем известно, для чего создаются такие службы: для поддержания, сохранения власти и государства. А сама метода работы уже секретна. Это работа с людьми, война умов, кто кого победит, кто кого заставит работать на себя и на власть. Это не так просто.
— Приходилось шпионов ловить?
— Приходилось, что было чрезвычайно сложно. Сделать это в одиночку невозможно, это комплекс, взаимодействие нескольких организаций, управлений. И шпионом быть где-то в другой стране неимоверно опасно. Я встречался с одним из таких, Рудольфом Абелем, советским разведчиком-нелегалом, который с 1948 года довольно успешно работал в США. Его там предали, и в 1957 году он был арестован. Говорят, что написанный им в заключении портрет Джона Кеннеди долго висел у президента в Овальном кабинете. В 1962 году Абеля обменяли на пилота американского разведывательного самолета Пауэрса, сбитого в районе Свердловска. У меня есть фотография, где мы рядом с ним сидим. Он прошел огонь и воду. Рассказал о случае, когда был близок к провалу. Где-то в Англии на пикнике он плавал в водоеме, и одна дама, посмотрев на него, сказала: «А вы русский!» Он нырнул с головой, вынырнул и улыбнулся: «Вы можете так и утопить человека!»
Опубликовано в газете «Советская Сибирь» №19 от 11 мая 2017 года
